Читать книгу Провинциал. Рассказы и повести - Айдар Сахибзадинов - Страница 12

Нынче приехал я в Казань и с вокзала сразу на пляж. Это мой обычай – поздороваться с Волгой.

Погода не жаркая, пляж «Локомотив» почти пуст. Вдоль берега через ивняк идут юные волонтёры, собирают мусор и поют гимн России.

Купаюсь я и один мужчина моих лет. Разговорились. О Волге, о Казанке, о пользе плавания. Оказалось, мой новый знакомец тоже, как и я в эти дни, сдаёт документы на пенсию. А ещё выяснилось: в детстве мы отдыхали в одном пионерском лагере в Гребенях. Ну это, конечно, при том, что наши мамы работали на одном мехкомбинате, где и давали путёвки в эти Гребени!

– Ну-ка, ну-ка! – начал всматриваться я с шуткой в лицо мужчины, пытаясь в нём узнать какого-нибудь пионера…

– А что – Рустем Камаев! – смело представил он лицо, сияя на фоне реки ясными глазами: мол, вот он я, меня многие знают как неплохого человека!

Ко всему прочему, оказалось, что его дочь учится в Литинституте, где когда-то учился я! Мало того, этот мужчина, Рустем Камаев, знает лично и нынешнего ректора Литинститута Есина, и Сидорова, ректора бывшего, затем министра культуры РФ, а теперь мастера группы, где учится на критика его дочь.

Рустем спросил, как почитать мой рассказ о Гребенях. Я назвался, а рассказ в интернете. Для верности оторвал край договора на телефонные услуги в Казани, где была напечатана моя трудно запоминающаяся фамилия, и отдал ему. Он был тронут.

Мы простились. Он пошёл в город, а я в сторону кофейни, что у лодочной станции. Вдруг вспомнились его слова, что он жил на Ухтомского. Вспомнился и рассказ моего отца, что он с ранением заходил к другу на Ухтомского в декабре 1943 года…

Мой отец работал до 1942 года на 22-м заводе, строил самолёты. Потом фронт, ранение. На какой-то станции раненые бойцы играли в очко, отец много выиграл, отдал деньги медсестре, а та ему – историю болезни. Отец сошёл с поезда в Казани, а не в Зеленодольске, чтобы повидать на часок семью, зашёл к другу на Ухтомского, попили чаю и ночью, прячась от патруля и нарядов НКВД, пробрались на Калугу…

Я пил кофе и думал, сильно переживая: а может, этот человек с Ухтомского, друг моего отца, – и есть отец моего нового знакомого? Эх, жаль, что простились! Не успел спросить!..

Но Рустем не пропал, он нашёл мой адрес и через три недели написал доброе письмо. Я спросил его об отце – какого года он рождения?

Рустем ответил: его отец 1903 г. р., не воевал, работал на 22-м заводе, была бронь.

Итак, мой отец тоже работал до 1942 года на 22-м заводе. А также его средний брат; брат часто попадал под облаву, забирали в военкомат, мурыжили, но после звонка с завода отпускали. Однажды он сказал матери: «всё, надоело!» И ушёл на фронт, и в первом же бою под Москвой погиб.

Погиб и старший брат отца.

Ушёл и мой отец, но выжил.

И вот через 72 года после встречи друзей на Ухтомского – встреча с Рустемом. Его ли это был отец?

Тут ещё деталь. У меня есть рассказ «Такая жестокая», где я на «Ниве» под мостом «Миллениум» ищу заваленную грунтом старую асфальтовую дорогу – с пляжа в парк Горького, это было 2010 году. Рустем вспоминал в письме, что тоже бродил в тот год, «ностальгируя» в тех местах, и видел лихача на вишнёвой «Ниве», – тот прорывался через камыши и лужи к солдатскому пляжу, а потом – куролесил зигзагами под «Миллениумом».

Если он хотел сделать мне приятное и солгал, то откуда он знает, что я кружил вокруг осин на солдатском пляже, и что авто у меня вишнёвого цвета?

Вот такие случайности, или совпадения…

Порой пройдёшь по улице и не узнаешь близкого твоему роду человека; не узнаешь в прохожем точную копию своего прапрадеда – троюродного своего брата, а то ведь грешным делом и влюбишься (с нескромными мечтами) в свою юную прабабку, бессмертный лик которой пронесёт в своём лице вдоль витрин какая-нибудь молодая незнакомая особа…

Сентябрь, 2015