Читать книгу Провинциал. Рассказы и повести - Айдар Сахибзадинов - Страница 14

Мы с грустью провожаем перелётных птиц.

С радостью встречаем их весной. Но радость омрачается: возвращается птиц намного меньше, чем улетело. Их отстреливают; иные не выдерживают трудного пути.

Мы с маленькой кузиной Рузалиёй не раз наблюдали, как бабушка, заслышав клич уток, семенила на огород, на открытое место, запрокидывала голову, в белом платке, свисающем до плеч, и тихо голосила на татарском языке: «Милые… добрались…»

Косяк галдел, качался в вышине и двигался неотвратимо, и меня пронзало ощущение жути пред силой природы – олицетворением великой миссии продолжения рода и любви к родине.

Бабушка встречала птиц каждый год. Однажды утопила калоши в разбухшей грязи огорода и её пришлось выводить в одних носках, подкладывая под ноги доски.

Ютилась она у младшего сына, брата моего отца, у строгой снохи тёти Фаи. Дети боялись её. Особенно бабушка. Потому что пенсию не получала. Старалась мало есть и меня учила пить чай так: кусок сахара делить на четыре части клещами и завёртывать в носовой платок.

Однако вскоре бабушке назначили пенсию за двух погибших сыновей – орденоносцев. Заплатили сразу за все годы, что она жила без денег, получилась крупная сумма, и, конечно, на её деньги сразу купили телевизор «Рекорд», один из первых на нашей улице.

И всё же бабушка не имела права голоса в семье.

Однажды тётя Фая заставила мужа выставить на двор фикус, что стоял у них в зале – уже не модно. И бабушка ничего не могла поделать.

Вечером я смотрел у них телевизор (у нас ещё не было), кузина сидела на диване и читала книгу, – повесть о том, как старушку в трудный год вывезли умирать в зимний лес.

Рузалия читала быстро, и пока я смотрел кино, одолела книжку.

– Ну? – спросила тётя Фая, обращаясь к дочери.

– Мама! – зарыдала та, – неужели я с тобой такое сделаю?!.

– Ни-ког-да! – воскликнула тётя Фая.

А кузина испуганно плакала, будто виноватая в том, что написано в книге, и её будут бить.

– Никогда, кызым! – уверенно повторила тётя Фая и поднялась со стула, поправляя запястьями высокую грудь.

Фикус до осени стоял в саду на столе. Широкие листья его пошли желтизной.

Однажды я играл под яблоней и увидел бабушку. Она волочила калоши по длинной кирпичной тропе в сторону деревца, издали простирая руки.

Она плакала, встав напротив умирающего фикуса, жалела и жалилась – и казалось, не было в мире пронзительней картины!

Была бабушка на то время достаточно стара.

И нет её уже полвека.

Недавно хоронили родственницу, клали в её могилу. В пустое место.

Вместо бабушки – земля! Чистая, рыхлая, как на грядке в огороде. Как же бесправна её и посмертная участь!

Сентябрь, 2015