Читать книгу Ол. Роман-полилог - Бекнур Сейтжанович Кисиков - Страница 6

– Не понимаю, что тебя смущает?

– Смущает? Это мягко сказано. Меня возмущает. Возмущает все. Вокруг – заговор. Я узнаю все последним.

И еще..…. этот новоявленный жених.

– Давай посмотрим на это с другой стороны. Новый шеф? Он тебя раздражает?

– Не только он. Вы все.

– Успокойся. Тебя смущает, что тобой будет командовать твой зять?

– А он уже зять?

– Ну, условно.

– Послушайте, я вообще кто для вас?

– Глава семейства… Как бы…

– Так почему решения принимаются без меня?

– Мы готовились… И не собирались что-то скрывать… Тем более – парень-то хороший. Неужели он тебе не понравился?

– Я привык к тому, что с возрастом я старею, а начальство молодеет. Но это работа, служба. Но быть подчиненным своего зятя. …Я не готов к этому. Это выше моих сил…

– И поэтому ты написал заявление об уходе?

– Да …В смысле нет… И вообще я давно хотел. Я перегорел. Работа перестала приносить мне удовлетворение.

– Дорогой, я понимаю тебя. Я понимаю тебя, как никогда. Но время меняется, милый. Трудно жить в современном мире со старыми стереотипами. Пойми.

– Когда же ты успела перестроиться? Я не так ловок. Для меня это жизненный принцип, по которому я живу.

– Нелепо, когда комплексы выдают за… принципы. Психоаналитик объяснит тебе, в чем разница между принципами и страхами.

– Они существуют для того, чтобы добавить еще кучу страхов.

– Даир. Мне нравится мальчик. Он – надежный. Наша Анель будет за ним, как за каменной стеной. Разве ты не хочешь этого?

– Дело не в этом. А в…

– А в чем? – нетерпеливо перебила супруга. – Я устала слушать твое нытье. Молодые любят друг друга. И мы с тобой, как нормальные родители, поможем им.

Они замолчали, исчерпав все аргументы.

Сердитые.

Надутые.

Непреклонные.

Закаленные в многолетней ругани.

Когда-то они давали друг другу обещание, что никогда не будут ругаться.

Верящие в эпоху неверия.

Любящие в пору ненависти.

Прямые – в век двуличия.

Время играло с людьми.

Как впрочем, и всегда, когда существовал человек и время

Верующие становились безбожниками, чтобы выжить.

А безбожники превращались в фанатиков, создав новый культ.

Новый лидер заставил всех поверить, что лицемерие – зло.

Теперь будем говорить громко, чтобы нас услышали.

И стали звучать громкие голоса.

Настолько громкие, что люди не справлялись с чувствами.

И чувства окрасились в кровь.

Поверив, сказали слова и они.

Тогда. На площади.

То был морозный Декабрь 86-го8.

Когда им было всего 18…

Юные студенты, поверившие в справедливость.

Вышедшие на первый свой протест. Протест против молчания, накопленного за многие поколения.

Вышли, чтобы прокричать громкое в объявленную Гласность9.

Держась за руки.

Влюбленные в мир, в площадь и друг в друга, они шагали с колонной демонстрантов, уверовав в правду.

Надеясь быть услышанными.

Новый мир неизбежен.

…Но эйфория длилась недолго.

Среди них завелись провокаторы.

А их собрание окружила другая молодежь.

В форме, с дубинками и щитами. С повязками на рукавах.

Злые, насупленные, мрачные, они с ненавистью смотрели на тех, кто посмел нарушить вечное молчание.

На тех, кто покушался на привычный им мир.

Кто знал, что потом, после Декабря 86-го, уже по всему СССР пройдет серия протестов, которая, в итоге, приведет к развалу этого колосса на глиняных ногах.

Но тогда было холодно. Тогда было страшно.

Тогда была кровь.

Палачи налетели на молодежь, круша их лопатами, дубинками и железными прутами.

Бегущих – догоняли. Упавших – добивали.

Все смешалось на площади: кровь, визг, стоны, крики, ругань, солдаты, студенты, милиция.

Площадь стала красной от крови.

Дикий ужас охватил молодежь.

Отчаяние мужчин, не сумевших защитить женщин.

Боль женщин, подвергшихся насилию.

Кто-то бежал. Кто-то лежал. Кто-то бился.

Но силы были неравные.

Побежали и они.

Но Айсулу споткнулась и упала.

Налетели солдаты. И Даир закрыл ее телом. По спине застучали дубинки.

Эта боль будет долго с ним. Обостряясь в ненастную погоду.

Вырвавшись от них, они побежали вниз.

Солдаты бросились вдогонку. За спиной – мат, тяжелое дыхание, громкий топот казенных сапог.

Он знал эти улицы, в отличие от солдат – чужаков, заброшенных армией со всех уголков страны. И они смогли оторваться от преследователей.

…Потом было время расплаты. Люди, поверившие в перемены, были наказаны за свою веру.

Почти всех участников протеста отчислили из института. На многих завели дела.

Были реальные сроки. И даже смерти.

Их поколение быстро повзрослело.

Повзрослели и они… Юные, но уже взрослые Даир и Айсулу.

Декабрь сблизил их.

Их объединило стремление к свободе, протест и пришедшее на смену страх и унижение.

И они спрятались в уголке, закрывшись ото всех и всего своей юной любовью.

Укрывшись друг другом. Согревая и согреваясь от холода жестокого Декабря.

Они дали клятву, что никогда больше не расстанутся друг с другом.

В память о тех, кто был на площади. О тех, кто останется навечно молодым.

Став мужем и женой. Обручившись Декабрем. В стуженый медовый месяц.

И долго никто не знал, что они – обручены….

Ни близкие. Ни друзья. Ни соратники.

– Ты не можешь уйти с работы. Как мы будем жить? Как мы справим свадьбу? Ты думал об этом, – все еще злясь, прервала молчание Айсулу.

«..Неужели он был, когда-то влюблен в нее?

Кто она – эта раздраженная, нахмуренная женщина напротив?

Когда же она успела стать такой?

..Это чужой человек.

Все это – мираж. Он не должен быть здесь.

Он не там. Или там не здесь».

– Свадьбы не БУДЕТ, – с нажимом произнес Даир

– Ой, какие мы грозные, – зло расхохоталась Она.

Дурацкая привычка высмеивать гнев приводила его в бешенство.

Но бешенство безмолвное, чаще всего переживаемое внутри себя.

Вообще-то он совершено не зол.

Его охватило безразличие.

К ней.

К семье.

К дому.

– Для тебя мои слова – пустой звук? – привстав над столом, устало спросил Даир

– А как их понимать? – гневно сверкнув глазами, с вызовом ответила Она. – Если ты против счастья моей дочки. Значит, ты против меня. Тогда мы сами справимся

– Вот как? – удивленно протянул Даир. – Значит, я вам не нужен?

Она отвернулась, ничего не ответив.

– Я все понял, – с ледяным спокойствием произнес Даир, – Что же, если будет свадьба, значит, меня там не будет, – и, схватив плащ, выскочил из квартиры.