Читать книгу Красная луна - Бенджамин Перси - Страница 11

Чейз вспоминает свой первый разговор с Августом. Седьмой класс средней школы, они оба учились в «Обсидиан джуниор хай». Он идет в раздевалку после урока физкультуры. Из душей с шипением вырывается горячая вода, все вокруг затянуто паром. Мальчишки намыливают подмышки или вытираются. Чейз набирает нужную комбинацию на замке, но так и не успевает открыть шкафчик: его внимание отвлекают голоса и смех, шакалий смех.

Возле туалетной кабинки стоят трое парней в майках и шортах и пинают тонкую дверцу с такой силой, что на металле остаются вмятины.

– Давай вылезай. Покажи нам свою «киску».

После очередного удара дверь не выдерживает.

Внутри скорчился мальчишка. Чейз его знает: они вместе ходят на математику. А еще недавно в очереди в столовой этот тип случайно задел девчонку в клешах и с собранными в хвост волосами. Та обернулась и заявила: «Не лапай меня. Тебе до полового созревания еще далеко».

Голова у парнишки непропорционально большая. Очки маленькие. Волосы тонкие и светлые. Коротенькие ручки и ножки, круглое туловище. Этакий карапуз-переросток.

Чейз – его полная противоположность. Ему часто кажется, что собственное тело намного старше его самого. Несколько лет назад кости вдруг начали болеть, появился чудовищный аппетит. Чейз заглатывает на завтрак омлет из шести яиц, уминает на ужин целую пиццу, за неделю выпивает пять галлонов молока. Он часто рассматривает себя в зеркале: руки и ноги стремительно вытягиваются, размер ботинок и так уже больше некуда. Его ладони мать обычно зовет щенячьими лапами. В пятом классе Чейз уже мастурбировал, в шестом начал бриться отцовским лезвием. Уильямс выше большинства учителей и играет нападающим в университетской баскетбольной команде.

Чейза нельзя назвать хорошим. Родители каждое воскресенье таскают его в методистскую церковь, и он всячески старается увильнуть, ненавидит ее всей душой. Курит, сидя под трибунами на школьном стадионе. На экзаменах открыто пользуется шпаргалками. Лезет каждой встречной девице под юбку. Чейз, что называется, испорченный мальчишка: любит выпить пивка и почувствовать, как во время минета все тело превращается в оголенный нерв.

Но, с другой стороны, не такой уж он и плохой. У Чейза есть свои понятия о справедливости. И прямо сейчас эти трое отморозков со скобками на зубах и прыщавыми спинами, по его мнению, явно нарываются. Ишь ополчились все вместе на слабака.

Чейз направляется к ним. По обрывкам насмешек понимает: мальчишка заперся в кабинке после урока физкультуры, не хотел принимать душ, решил переодеться прямо в туалете, чтобы никто не видел. На унитазе стопкой сложены его вещи. Но обидчики вытаскивают парнишку на влажный кафельный пол. На нем только футболка и белые трусы, как раз под цвет бледного лица. Он молча сопротивляется. Ребята пытаются сдернуть с него трусы.

И тут у них за спинами появляется Чейз. Без лишних слов он пинает одного из отморозков, и тот летит лицом прямо в стену. Раздается глухой влажный стук, поверженный хнычущий враг скорчился на полу. Двух других незадачливых наглецов Чейз стукает лбами, а потом макает головой в писсуары и держит там секунд пять, уткнув носом в емкости с моющим средством. Затем нажимает на слив.

Мальчишка подобрал одежду. Его лицо лишено всякого выражения, очки запотели. Они не говорят друг другу ни слова и расходятся.

Зато на следующий день перед алгеброй вчерашняя жертва подходит к Чейзу, представляется Августом Ремингтоном и спрашивает, чем может его отблагодарить.

– Забей, ты мне ничего не должен.

Класс постепенно заполняется учениками, и все они оглядываются на странную парочку: Август стоит, скрестив руки на груди, а Чейз сидит, вытянув ноги. При этом они почти одного роста.

– Не могу согласиться. И возможно, ты изменишь свое мнение, когда выслушаешь мое предложение.

Парнишка говорит так складно, с такой уверенностью поджимает губы. На нем белая рубашка с коротким рукавом. Вылитый бухгалтер. У Чейза такое впечатление, будто перед ним инопланетянин. Ну и что ему ответить? Но ответ пока и не требуется, мальчонка болтает без умолку, многословно объясняет, что он, Август, согласен выполнить за Чейза любое домашнее задание.

– Я и сам нормально соображаю. Помощь мне не нужна. – Чейза разговор не злит, а скорее забавляет. – У меня вполне приличные оценки.

– Да, но у тебя есть некоторые обязательства, которых нет у меня. Ты занимаешься спортом и участвуешь в общественной жизни. Домашние задания ведь иногда так некстати, правда? Если сам справляешься – прекрасно. Но если вдруг важная выездная игра или свидание с классной девчонкой – только свистни, и я с радостью сделаю за тебя уроки.

– А в обмен на это я должен врезать по морде любому, кто будет тебя доставать, да?

– Ты – мне, я – тебе, – кивает Август.

Чейз встает. Он буквально возвышается над мальчонкой. Мог бы при желании запихнуть его в свой рюкзак.

– И нам не придется вместе тусоваться? – уточняет Уильямс.

– Нет, если ты этого не хочешь.

– Не хочу.

И этого соглашения они придерживались последние тридцать лет.

Чейз никогда не зовет Августа по имени. Оно такое напыщенное и дурацкое. Так вроде бы звали какого-то древнего поэта, который кропал стишки про цветочки в своем саду. Мальчонка – вот как Чейз величал нового приятеля, пока оба они не поступили в Орегонский университет. Тогда Мальчонка отвел Уильямса в сторону и попросил впредь его так больше не называть.

– Почему это?

– Такое прозвище свидетельствует о слабости.

– И как же, черт возьми, прикажешь к тебе обращаться?

– По имени.

– Исключено.

Остановился Чейз на Буйволе. Ведь у Августа ужасно большая голова, вырастающая прямо из покатых плеч. Ни одна шляпа на нее не налезает. Чейз вообще дает прозвища всем подряд. Помощница по административной работе – мисс Манипенни. Советник по юридическим вопросам – Крючкотвор. Глава службы безопасности – Шрек (у него лысая макушка, выпуклый лоб, тоненькие ножки и объемистый живот). Даже незнакомым людям Уильямс мигом придумывает подходящую кличку: барменшу называет «Рыбка» или «Заинька», сторожа на парковке – «Aмигo». Таким образом Чейз ухитряется подманить человека чуть ближе, заставить его заглянуть себе в глаза и улыбнуться.

Старушку, которая восседает сейчас за стойкой спа-салона, он зовет «Золотце». Это та самая, из «Чайного домика». Плотное тело, лицо в морщинах и серебристые седые волосы, стянутые сзади в пучок, из которого торчат палочки. В углу приемной стоит горшок с бамбуком. За спиной у женщины висит свиток с японскими иероглифами. Она не улыбается Чейзу, а просто указывает рукой на темный коридор и с сильным акцентом говорит:

– Последняя дверь налево.

Спа-салон находится на юго-западе Сейлема. Недалеко от «Чайного домика». Неприметное кирпичное здание без окон, приткнувшееся между ломбардом и конторой ростовщика на улочке, забитой ржавыми машинами без глушителей.

Заднюю комнату заливает приглушенный оранжевый свет. Сквозь динамики в потолке льется дрожащая музыка. Какая странная тут акустика. Тот самый инструмент из «Чайного домика» – кото. Словно паук танцует по паутине. В центре – большой массажный стол. У стены – огромный шкаф со стеклянными дверцами. Там лежат махровые полотенца и стоят бутылочки с лосьонами и массажными маслами. Сверху на шкафу на мраморной плите – подключенный к розетке фонтанчик с цветными камешками.

Буйвол настоятельно просил его сюда не приходить. Глава предвыборного штаба, а затем – и администрации губернатора, он долгое время только тем и занимался, что твердил, чего Чейзу не следует делать. Очернять компанию «Вейерхаузер». Высмеивать баскетболистов из «Трейл блейзерс». Ругаться в прямом эфире на пресс-конференциях. Напиваться на приеме в честь спонсоров. Бить орегонского сенатора Рона Уайдена. Говорить журналистам из «Орегониан», что член конгресса Нэнси Пелоси – «горячая пожилая штучка и та еще стерва».

Уильямс вспоминает, как изменилась его жизнь после терактов.

– Ты понимаешь, – спросил Буйвол больше двух месяцев тому назад, когда произошла катастрофа, – что лучше для нас просто и быть не могло?

Они сидели в губернаторском особняке Махония-холл. Чейз недолюбливает это место. Слишком претенциозно: бальная зала, винный погреб, архитектура а-ля Тюдор, заросли колючих роз. Не очень-то уютно просыпаться одному среди ночи в домине площадью десять тысяч квадратных футов. А Чейзу иногда снятся кошмары, и он выныривает из них, тяжело дыша. Ему кажется, будто он опять в Республике, где отслужил два срока. Мерещатся запах горелой плоти и когтистые лапы, вылезающие из-под кровати. Не раз Уильямс в три часа ночи отправлялся распивать пиво с охранником у парадного входа.

На следующий день после терактов они с Буйволом сидели в темно-красных кожаных креслах с высокими спинками и смотрели, как на плоском экране новости Си-эн-эн сменяются новостями другого канала. Ведущие разные, но кадры одни и те же: дымящиеся обломки на пшеничном поле возле Денвера. Похожие на большие белые гробы самолеты на посадочной полосе в Портленде и Бостоне.

Показали женщину в лиловых легинсах и джемпере с изображением мультяшного персонажа. Внизу экрана значилось, что это родственница одного из погибших.

– Просто ужас какой-то, – сказала она, вытирая слезы остатками салфетки. – Даже не верится, что подобное происходит на самом деле.

Потом показали Джереми Сейбера, главу Сопротивления. Именно это движение взяло на себя ответственность за происшедшее. В Интернете появилось видео с его заявлением. Сейбер сидел за столом. Рубашка с закатанными рукавами, непослушная копна кудрей, квадратное лицо, усы, руки в татуировках. Больше похож на бармена или какого-нибудь модника-преподавателя из колледжа, а никак не на представителя экстремистской группировки.

«Некоторые утверждают, что мы не ценим человеческие жизни, – сказал он. – Напротив, мы очень их ценим. Именно поэтому и покусились на них. Мы сделали это с сожалением, но у нас есть великая цель. Теперь вы обратили на нас внимание. Именно этого мы и добивались: обратите внимание – наши требования так и не были выполнены».

И он зачитал целый список. Самые важные пункты, против которых выступает их организация: принудительное лечение и обязательные анализы крови, ограничения в трудоустройстве, оккупация Волчьей Республики армией США и проект по созданию открытой базы данных ликанов.

«Если правительство никак не отреагирует на эти весьма разумные требования, нам поневоле снова придется повести себя неразумно. Террор продолжится», – заключил Сейбер.

Буйвол встал и, засунув руки в карманы пиджака, подошел к окну. Серый свет сочился сквозь испещренные дождевыми каплями стекла, и Чейзу невольно вспомнилась камуфляжная форма времен его службы в морской пехоте.

– Мы можем воспринимать это как трагедию. – Август повернулся и, вытащив руку из кармана, нацелил ее на собеседника, словно пистолет. – А можем посмотреть на ситуацию иначе. Это поворотный пункт, наш уникальный шанс. Ты единственный из всех американских политиков сражался в Республике. Нужно напомнить об этом людям.

Буйвол всегда тщательно все выговаривает, будто каждое слово – драгоценный камень.

Десять лет проработал юристом, а потом перешел в консалтинговую фирму. Одну из тех, что объясняют компаниям, какое оборудование покупать, кого увольнять, какие филиалы закрывать. Август разрабатывал маркетинговые стратегии, улучшал и реформировал корпорации. Превратил компанию «Уорлд ком» в «Эм-си-ай» – так он обычно хвастает. Именно Буйвол предложил Чейзу бороться за место губернатора. А теперь он вынашивает значительно более честолюбивые планы. Уильямс понял это по тому, как дрожали у Августа губы.

– Нужно, чтобы ты выступил сегодня же вечером. Лучше всего, если на заднем плане будет этот самый самолет.

– Речь состряпаем по дороге?

– Нет, – отвечает Август после недолгого раздумья. – Говори что думаешь. От чистого сердца. Только ненависти побольше, а печали и скорби – поменьше.

В телевизоре снова появляется кадр с горящими обломками. Отсвет пламени отражается в очках Буйвола, и они вспыхивают двумя маленькими солнцами.

– Люди жаждут ярости.

И через два часа Чейз демонстрирует им эту ярость. Он стоит в толпе журналистов возле открытого ангара, куда загнали тот самый самолет.

– Что я думаю? Пора затянуть ошейник потуже, взять в руки палку и сказать: «Ах ты, плохая собака».

Он дал интервью всем центральным каналам, газетам и журналам. Его называют злодеем и героем. Впервые репортеры стали придумывать ему прозвища. Дрессировщик, например, или Егерь. Лицо Чейза повсюду: он видит себя, когда открывает в Интернете поисковую систему, просматривает карикатуры в «Ньюсуик» или, устроившись в кресле с банкой холодного пива на коленях, переключает каналы на телевизоре. Губернатор Уильямс выступает за оккупацию Республики и использование атомной энергии. Ссылается на результаты социологических опросов, согласно которым жители Республики в большинстве своем поддерживают американцев, ведь те гарантируют рабочие места, безопасность и развитую инфраструктуру. Чейз призывает к созданию единой открытой базы данных ликанов. Система «Сторожевой пес» – так он ее называет. Ратует за разработку вакцины, сегрегацию, ограничение прав. «Ответим экстремизмом на экстремизм», – заявляет губернатор.

Вся эта говорильня страшно утомительна. В кармане у Чейза всегда пачка леденцов, и он вовсю расслабляется на тренажере (каждый вечер, истекая путом, пробегает на беговой дорожке пять миль), а также в постели с женщинами. Иногда соблазняет их: например, ту блондинку-журналистку с Шестого канала или рыжую официантку из ирландского паба. А иногда платит за услуги.

Сегодня как раз такой случай. В дальней комнате спа-салона термометр показывает двадцать четыре градуса. Приятная температура, в самый раз, чтобы раздеться. Чейз скидывает сапоги, снимает джинсы, рубашку и вельветовый пиджак и складывает одежду в углу. На поясе у него складной нож с серебряным шестидюймовым лезвием. Отец подарил на шестнадцатилетие. Этот нож побывал вместе с ним в Республике, Чейз с ним никогда не расстается. Уильямс вышел в отставку в чине полковника, на его плече темнеет выцветшим синяком татуировка: символы морской пехоты – орел и якорь.

Чейз выуживает из кармана презерватив, снимает с крючка белое полотенце и обвязывает вокруг талии. В мягком рассеянном свете его тень на полу и массажном столе едва различима. Он ложится на живот и опускает голову в специальное отверстие.

Поворачивается ручка двери, со щелканьем закрывается замок, кто-то легко ступает по ковру. Чоко. Они встречаются несколько раз в месяц. Иногда Чейз позволяет намазать себе спину массажным маслом и прогнать из мускулов боль и усталость, а иногда не позволяет. Иногда он переворачивается на спину. Иногда она ублажает его ртом или рукой. А иногда забирается к нему на стол.

– Привет, – здоровается Чейз, приподняв голову.

Девушка стоит в нескольких футах от стола. На ней красное кимоно с черным вышитым драконом. Длинные волосы спускаются до лопаток. Лицо треугольное, словно лезвие топора. Чоко улыбается. Журчит фонтан. Чейз опускает голову обратно.

– Помассируй меня немного, ладно? Сними напряжение. А потом займемся делом.

От голодного предвкушения кровь приливает в низ живота. Возбужденный член неудобно упирается в стол. С легким шелестом кимоно Чоко летит на пол. Она тяжело и прерывисто дышит.

– Эй, красавица, да тебе, похоже, не терпится? – Чейз с улыбкой приподнимается на локте. Перед глазами у него все немного расплывается. Кажется, что обнаженное тело девушки меняется, раздувается, гнется в разные стороны. Будто силуэт, отражающийся на блестящем боку проезжающего мимо автомобиля. А потом он моргает. Зрение проясняется. Спина Чоко сгибается, зубы удлиняются, проклевывается шерсть. В животе у Чейза словно разверзлась дыра. Ну прямо как раньше, когда совсем рядом громыхали выстрелы. И трассирующие пули пролетали в ночи кроваво-красными кометами.

– У меня для тебя послание от Сопротивления, – говорит Чоко гортанным голосом.

Чейз не успевает спрыгнуть со стола. Женщина-ликан вцепляется зубами и когтями в его икру. Он ударяет чудовище ногой и отбрасывает от себя. Пасть у Чоко вся в крови. В его крови. Нет времени осматривать рану, думать о последствиях. О заражении.

Губернатор падает со стола. Полотенце соскальзывает на пол. Чейз еле сдерживает глупое желание поднять его, прикрыть свою наготу и броситься к двери, позвать на помощь. Это же наверняка хорошо спланированное нападение. Значит, Чоко действует не в одиночку.

Ликан рычит низко, совсем по-звериному. Этот звук отдается в костях, словно бас, слишком громко пущенный через колонки. Чейз беззащитен как никогда – без одежды, без оружия, раненый. Боли пока нет. Он лишь чувствует, как теплая липкая кровь стекает по бедру, хлюпает под ногами. Уильямс, спотыкаясь, пятится. Нужно раздобыть хоть какое-нибудь оружие, что-нибудь, что можно швырнуть.

Он наталкивается спиной на стеклянный шкаф. Отступать некуда. Спину холодит вода из фонтана. Выдернув шнур из розетки, Чейз швыряет фонтан в ликана. Цветные камушки дождем сыплются на пол. Чаша летит прямо в Чоко, она вскидывает руки, но снаряд ударяет девушку точно в грудь. От воды волчья шерсть намокает и становится похожа на рыбью чешую.

Теперь они по разные стороны массажного стола. Страшные когти распарывают обивку. Чейзу во что бы то ни стало нужно добраться до сваленной в углу одежды, до ножа, оказаться на противоположном конце комнаты. От Чоко несет немытой промежностью. Говорят, это у ликанов из-за гиперстимуляции гипофиза.

Женщина сгорбилась, груди раскачиваются из стороны в сторону, руки тянутся вперед. Покрытое шерстью лицо почти не узнать. Издав невнятный гортанный рык, Чоко лезет на стол. Чейз бросается прочь, но едва не поскальзывается на камешках из фонтана.

Он почти успевает добраться до своей одежды, но тварь внезапно прыгает на него и сбивает с ног. На мгновение их тела сплетаются, словно в любовной горячке, оба тяжело дышат. Чоко проворнее, зато Чейз сильнее. Он обхватывает ее за шею и отползает к стене. Ликан бьется, но Уильямс не ослабляет хватку. Чоко пускает в ход когти, раздирает его предплечье, бедро, ребра – все, до чего может дотянуться. Чейз стискивает зубы, пытаясь не обращать внимания на боль, и свободной рукой шарит в поисках ножа. Выуживает пояс, расстегивает кожаный футляр.

Вот и нож. Чейз встречается глазами с собственным испуганным отражением в сверкающем серебряном лезвии. Заносит оружие. Женщина… хотя нет, не женщина – ликан, тварь – бьется и рвет его когтями, но силы ее на исходе, и в конце концов после нескольких взмахов ему удается всадить нож ей в грудь. Сначала клинок задевает ребро, а потом находит сердце.

Тварь испускает грозный рык, но Чейз не разжимает хватку, и постепенно рычание превращается в жалобное поскуливание. Он бьет ножом снова и снова. Еще раз, и еще. Хотя в этом уже нет необходимости: мертвое тело безвольно обмякло в его руках. Чоко не превратилась обратно в человека. Так бывает только в сказках. Она умерла зверем, зверем и осталась.

Сознание вот-вот покинет его. Комната кажется такой холодной, а Чоко такая теплая. Можно даже заснуть, держа ее в объятиях. Но Уильямс берет себя в руки. Сбрасывает труп, с трудом встает. Глаза застит серая пелена. Стараясь не глядеть на свою изувеченную руку, Чейз подбирает с пола полотенце и сооружает из него повязку. На белом хлопке тут же расцветают кровавые розы.

Окон в комнате нет. Дверь только одна – и вход, и выход. Ему не сразу, но удается придвинуть к ней шкаф. Чейз вспоминает, что старуха за стойкой смотрела на него весьма недружелюбно. А Чоко, видимо, действовала не в одиночку. Ему нужна помощь. Дрожащей окровавленной рукой Уильямс вытаскивает из кармана пиджака мобильник и звонит Буйволу. Рассказывает ему обо всем и просит поторопиться.