Читать книгу НАБАТОМ БЬЮ В КОЛОКОЛА! Поэма покаяния - Борис Алексеевич Ефремов - Страница 9

Мороз золотистый, сибирский,

Вот-вот и дыханье сведёт.

Дорогой зальделой и склизкой

Мать с тазом на речку идёт.

Не таз, а колодец широкий,

И столько белья в нём лежит,

Что башенный сторож стоокий

Беззубо, но лихо свистит.

В заплатанных валенках месит

Размолотый трактором лёд.

В карман за словечком не лезет,

Из стыни воздушной берёт.

«Эй, женщина али девица!

Не любит, ли чё ли, супруг?

Бери-ка мои рукавицы,

Останешься, девка, без рук!»

А мать не спеша, голоруко

Свой груз перехватит, и вновь

Шагает легко и упруго,

Лишь в щёки бросается кровь.

Да как ещё с горки высокой

По краю тропинки сбежит!

И к проруби – снежной протокой,

Где бабья работа кипит.

Там панцири с хрустом бросают

В протоку, и лишь отойдут,

Полощут бельё, выжимают

И лютую воду клянут.

И руки в свои меховые

Суют рукавицы, смеясь:

«Повылезли все, вековые,

А всё же куда мы без вас!»

Но мать на краю водоёма

Как будто врастает в него.

Лишь руки пылают знакомо,

И нету вокруг ничего.

«Да что ж ты! стиралки застудишь! —

Ругают соседки её. —

Под старость безрукая будешь,

А это какое житьё…»

Рубашку отца выжимая,

В ответ улыбается мать:

«В мороз я всегда огневая,

Лишь лёд не могу поджигать…»

Но так разгоняет жестоко

Окошко дымящихся вод,

Что вот загорится протока

И мигом растопится лёд.

Воде так и хочется взвиться,

Опасная ходит волна!

И хоть бы на миг в рукавицы

Засунула руки она.

У всех лишь ещё половина

В тазах и корзинах белья,

А уж поднимается Нина,

Молодушка, мама моя.

Берёт, как колодец широкий,

Свой таз бельевой, и опять

По речке, по горке высокой

Ей с грузом застывшим шагать.

По улице, к речке склонённой,

Дорогой идти ледяной,

И жгучее солнце короной

Блестит над ее головой.

И молодо ноги шагают,

И карие очи ясны,

И щеки, как розы, пылают,

И руки, как солнце, красны.

И сторож у водонапорной

У башни, что вся в куржаке,

Беззубо свистит и упорно

На странном своём языке.

Но мать подымает ресницы

И с вызовом – наискосок:

«Развесить бельё рукавицы,

Не дашь ли, отец, на часок?»

И сторож, поохав, смеётся,

Качает чудно головой,

И эхо, как хрип, раздаётся

В простуженной башне пустой.