Читать книгу Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 1 - Борис Алексин - Страница 2

1907 год. Начало августа. Раннее утро. В доме напряженная тишина. Лишь изредка из Ниночкиной комнаты доносятся глухие стоны.

Несмотря на то, что на больших стенных часах в столовой пробило пять часов, весь дом уже на ногах, точнее, в эту ночь никто не ложился.

С вечера у квартирантки, снимавшей второй этаж этого дома и жившей здесь уже два года, началась суматоха. Неделю назад в захолустный уездный городок Темников из Петербурга приехала ее дочь Нина, курсистка-медичка, на последнем месяце беременности, чтобы родить «у мамы». Пригласили, конечно, «бабушку», так называли тогдашних акушерок. Женщина эта, естественно, медицинского образования не имела, но уже приняла на своем веку не одну сотню родов и поэтому пользовалась в городе и почетом, и уважением. Кстати сказать, почти все родовспоможение тогдашней России и держалось вот на таких «бабушках». Акушерские клиники были только в Петербурге и Москве, а родильные отделения при больших больницах лишь в некоторых губернских городах.

Арина Семеновна пришла, фамилию ее никто не помнил, грубовато выпроводила всех из комнаты роженицы, знала – подчинятся.

Обитатели квартиры смели заглядывать лишь в щель приоткрытой двери. А там уж подальше от нее восклицать: «Ах, господи!», «Господи, помоги!», «Да как же это, ох!» или что-нибудь подобное, создавая в доме ненужный шум и суету.

Арина Семеновна в отличие от суетившихся домочадцев являла образец олимпийского спокойствия. Выйдя через несколько минут из Ниночкиной комнаты в столовую, она укоризненно покачала головой, оглядела столпившихся и чуточку насмешливо спросила: «Ну, чего всполошились? Чего суматоху-то подняли?»

– «Все обыкновенно – всем бабам родить положено, да тут еще и дело-то нескоро будет… Дай бог к утру, а сейчас вон и всенощная не отошла. Вам-то, матушка, Мария Александровна, так звали хозяйку квартиры, и вовсе стыдно, ведь сами-то…»

– Ну сама – это другое дело, – немного смущенно перебила хозяйка. – Вы уж, Арина Семеновна, на нас не сердитесь, что мы вас рано потревожили, пожалуйста, пока вот чайку попейте.

– Ну, ладно, ладно. Чайку это неплохо, чайку попью. А вы идите-ка, отдохните, да и всю эту братию, – показала она рукой на стоявших двух молоденьких девушек и двух пожилых женщин, – гоните-ка по своим местам, пусть не мельтешат, не топчутся у двери. А я к молодой дамочке. Как бишь звать-то ее?

– Нина Болеславовна, – крикнули одновременно девушки.

– Тише, стрекотухи, не вас спрашиваю, – довольно сурово сказала повитуха, – так вот, к Нине Болеславовне, кроме меня, ходить никому не надо, нельзя ее тревожить. И примета такая есть: чем меньше народу в это дело замешано, тем лучше. А я попью чайку и к ней пойду. Уж все одно всенощную нынче пропустила. Мария Александровна, худенькая, маленькая женщина, выглядевшая старше своих пятидесяти двух лет, быстро взглянула на девушек, и те мгновенно исчезли из комнаты. Одна из пожилых скрылась тоже, а вторая прошла к буфету, достала и поставила на стол чайную посуду, красивую стеклянную сахарницу, вазочку с вареньем и блюдо с аппетитным домашним печеньем. Сделав это, она выразительно посмотрела на хозяйку, и та кивнула головой.

Тогда «экономка», а скорее подруга хозяйки, вынула из буфета графинчик с рубиново-красной жидкостью и рюмку. Арина Семеновна остановила ее.

– Нет, нет, голубушка Дарья Васильевна, это ты верни на место. Перед работой не употребляю, вот когда, даст бог, разрешится благополучно ваша Ниночка, тогда уж от наливочки не откажусь, поздравлю бабушку с первым внуком.

– Вы думаете, будет мальчик? Почему? – с волнением спросила Мария Александровна.

– Да уж так, предчувствие у меня такое, а оно меня не обманывает никогда. Отдав должное чаю, и клубничному варенью, и кренделькам, и ватрушкам, «бабушка» ушла в комнату роженицы, куда еще раньше было отнесено для нее большое мягкое кресло и подушка. Следом за ней в комнату вошла и Мария Александровна. Она с жалостью и некоторым страхом глядела на свою дочь, укрытую легким одеялом, под которым четко обрисовывался ее большой живот. Молодая женщина напряглась, закусила губу, лоб ее покрылся каплями пота. Устремив страдающие глаза на мать, она глухо застонала.

Наступили схватки.

Арина Семеновна подошла к роженице, вытерла ей полотенцем лоб, погладила ее по голове и ласково сказала:

– Ничего, ничего, потерпи маленько, сейчас пройдет, это еще не настоящее, это только начало.

Молодая женщина с испугом взглянула на повитуху и спросила, едва выговаривая слова:

– Неужели дальше еще больнее будет?

– Ну, ну, не бойся, все так-то, потужатся, потужатся, да и родят. А вы, матушка, идите отдыхайте, день-то хлопотный будет.

Мария Александровна послушно пошла, но у самой двери остановилась и поманила к себе повитуху.

– Арина Семеновна, а у нее все хорошо, по-вашему? Может, позвать доктора? – спросила она шепотом.

– Что вы, что вы, зачем Алексея Михайловича тревожить? Все обойдется! Нужно будет, я сама скажу. Ступайте с богом. А мы с Ниночкой тоже заснем немного.

С этими словами «бабушка» подвинула кресло поближе к кровати, села, привернула фитиль лампы на ночном столике, взяла роженицу за руку и, поглаживая ее, стала тихонько говорить:

– Усни немножко, подреми, пока отпустило, надо сил набраться, отдохни, голубка, отдохни!

То ли эти слова успокоили Нину, то ли она уж очень устала от мучивших ее в течение нескольких часов схваток, которые наконец ослабели, – Нина закрыла глаза и задремала. Прикорнула в кресле и Арина Семеновна. В доме наступила тишина…

Пока стало тихо и все успокоились, а скорее затаили дыхание, давайте и мы отвлечемся ненадолго от таинственного и важного события, которое вот-вот свершится в комнате Нины, и немного познакомимся с домом и его обитателями.

* * *

Событие, о котором идет речь, происходило в маленьком уездном городке Тамбовской губернии, расположенном более чем в шестидесяти верстах от ближайшей железнодорожной станции. Далеко не на всех картах Российской империи можно было его найти. Но тем не менее к тому времени он имел девять церквей, из них один собор. Одну мужскую и одну женскую гимназии, городское четырехклассное училище. Саровское духовное училище, основанное и содержащееся на средства Саровского монастыря, епархиальное училище для дочерей священнослужителей и несколько церковно-приходских школ. Потому он и считался довольно значительным культурным центром.

Был тут, конечно, и базар с базарными днями по воскресеньям и средам и годовой ярмаркой на св. Ипатия. Два трактира, посещаемых местными ямщиками да проезжими чиновниками. Была земская уездная управа, городская дума с городским головой, полицейский участок со становым и земским начальниками и так называемая Новая аптека. По Базарной улице размещалось десятка полтора лавок и лавочек, громко именовавшихся магазинами, в которых продавались всякие товары. Был кирпичный завод. Была в городе земская больница, где работал единственный на весь уезд врач, Алексей Михайлович Будянский. Он и обеспечивал медицинской помощью не только больных города, но и окружающих помещиков и жителей деревень и деревушек, а их во всем уезде было предостаточно. При этом помощь ему приходилось оказывать самую разнообразную, начиная с удаления зубов, с какими не мог справиться фельдшер, приема родов, когда помощи «бабки» оказывалось недостаточно, до операции аппендицита или грыжи. Лечил Алексей Михайлович и внутренние недуги.

К работе своей, особенно в первые годы, доктор Будянский относился с большим энтузиазмом. В отличие от многих земских эскулапов того времени, больше уделявших внимание преферансу или выпивке, чем больным, Алексей Михайлович проводил в своей больнице целые дни, а подчас и ночи. Его стараниями была открыта Новая аптека, расширена больница и получена должность второго врача. Ее вот уже около полугода занимала молоденькая дипломированная женщина Янина Станевич.

Именно поэтому доктор Будянский среди местного городского и сельского населения пользовался огромным уважением и любовью. Но недолюбливали его помещики, главным образом потому, что он, пренебрегая хорошими гонорарами, очень неохотно выезжал на вызовы в поместья, Алексей Михайлович считал, и не без основания, что большая часть этих приглашений делается по пустякам, и если какой-нибудь крестьянин, заболевший серьезно, вынужден был идти к нему в больницу иногда за несколько десятков верст, то уж помещик-то мог привезти своего больного, имея, бывало, не менее десятка лошадей.

Присланному за доктором слуге он говорил: «Вот что, братец, скажи-ка ты своему барину, пусть велит запрячь лошадок, да и привезет сюда свою барыньку, тут всего-то три версты, а то видишь, какая у меня очередь еще с утра. А я уж, так и быть, приму ее без очереди, с парадного хода».

И приходилось богатейшему владельцу, например Итяковского имения, скрепя сердце везти свою капризную больную в город.

Не изменил Будянский характера в ущерб собственным доходам и после появления отличной помощницы Янины Владимировны Станевич. Она приехала вместе с мужем, поговаривали, будто высланного из Польши за участие в крамольных волнениях, назначенного одним из трех лесничих Темниковского уезда – Пуштинского; были еще Саровский и Харинский. В те времена вокруг Темникова имелось множество густых сосновых, еловых и смешанных лесов.

С ними вскоре после приезда очень подружилась учительница Пигута.

Была в городе и публичная библиотека, помещавшаяся почти против того дома, в котором поселилась Мария Александровна.

Заведовала библиотекой большая любительница книг Варвара Степановна Аравина – старинная и искренняя приятельница Маши еще по Петербургу.

Недалеко от квартиры Пигуты была площадь, вымощенная булыжником, по воскресеньям и другим праздникам она подметалась дворниками окружавших домов, почему и называлась «чистой». Посреди ее стоял высокий столб, на нем висел фонарь, единственный на весь город керосинокалильный фонарь – чудо XX века.

Спустившись мимо Новой аптеки по Базарной улице с «чистой» площади, можно было попасть на Базарную площадь, которая хоть и не называлась грязной, но вполне заслуживала такого названия. Она была не мощеной, и вся остающаяся с базарных дней грязь так никем никогда и не убиралась. Только весной, когда со спускавшихся на базар улиц ручьи сливались в мощный поток, прозванный жителями Самбег, и разливалась река Мокша, затопляя большую часть Базарной площади, вместе с водой уносились все накопившиеся за год нечистоты и мусор. На одной стороне этой площади стояли два трактира – постоялых двора, один из них с номерами и «казенка», а с другой – многочисленные ларьки, открывавшиеся только в базарные дни.

Город в основном был застроен деревянными одноэтажными домами, лишь изредка попадались двухили полутораэтажные. Все они были окружены фруктовыми садами, где росли яблоки, малина, смородина да крыжовник.

Каменных зданий было всего семь: здания земской уездной и городской управы, городского головы, полицейский участок, городское училище, одна церковно-приходская школа, здание Новой аптеки и недавно построенная женская гимназия. Зато все девять церквей были кирпичные, причем некоторые по своим архитектурным достоинствам не уступили бы и столичным.

В это время жителей в городе насчитывалось около восьми тысяч человек. Сразу же за рекой Мокшей, в каких-нибудь двух верстах от города, находился большой мужской монастырь «Санаксырьский». По другую сторону в трех верстах женский монастырь «Девичий на Провале». Так он назывался потому, что стоял на берегу небольшого, совершенно круглого, очень глубокого озера Провал.

Дальше в этом же направлении, верстах в сорока, находился известный всему православному миру монастырь Святого Серафима Саровского, обычно называемый жителями «Саровским».

А сам город расположен на правом берегу реки Мокши, впадающей в реку Цну, которая, в свою очередь, впадает в Оку, а уж последняя, как известно, – в Волгу. Мокша весной разливалась в левую низинную сторону на протяжении нескольких верст, летом же в отдельных местах ее мог перейти даже ребенок. Однако на Мокше в некоторых тихих местах были омуты глубиною до нескольких сажен, два из них прямо возле города.

На противоположном левом берегу реки все деревни и села были русские и татарские, причем часто с одинаковыми названиями, например, Караево Русское и Караево Татарское.

По воскресеньям и средам на базар в город съезжались крестьяне со всех окрестных деревень, и площадь гудела от криков и споров на самых разных языках: торговались на русском, татарском, мордовском и даже чувашском.

Каждый из этих народов привозил свои, свойственные только им товары. Приехавшие были одеты в свои национальные костюмы, и поэтому базары эти были красочны и своеобразны.

На берегах Мокши находились и большие барские именья: Итяковское, Демидовское, Карачаевское, Кочемировское и другие.

Вот мы и познакомились с городом, в котором нам придется провести немало времени.

Он носил название Темников.

По преданию, он был заложен одним из татарских завоевателей. То ли по имени Темник, то ли по количеству предводимых им войск, «тьма» – 10000, начальников над таким войском называли «темниками», – сказать трудно, но старожилы только этим объясняют очень большое количество татар, проживавших как в самом городе, так и в его окрестностях.

Вот в этом-то глухом чудном городке и жила Мария Александровна Пигута, служившая в это время начальницей Темниковской женской гимназии. Ее дочь Нина приехала к ней, чтобы произвести на свет своего первенца.

Почему же Нина Болеславовна Алёшкина-Карпова, учась и живя в Петербурге, не воспользовалась услугами столичных медиков и столичных клиник, а приехала в такую глушь?

Когда и почему в этом городке поселилась Мария Александровна Пигута? Чтобы ответить на эти вполне уместные вопросы, нам надо совершить довольно длительную экскурсию почти на полвека назад по времени, в места, удаленные от г. Темникова на большое расстояние.

* * *

Арина Семеновна посапывает в своем кресле, Нина стонет во сне, тихонько поскрипывают половицы в коридоре под осторожными шагами других обитательниц дома, на улицах – ночная тишина…

Никто не мешает нам совершить такую экскурсию.