Читать книгу Двенадцать ступенек в ад - Борис Дмитриевич Дрозд - Страница 9

Только 18 июня Дерибас со своим адъютантом добрались до Хабаровска. Пока они добирался домой, в крае произошли важные изменения. Жена сообщила ему о том, что отозван назад в Москву Балицкий и арестован Миронов , и его уже нет в Хабаровске. В отзыве Балицкого назад, впрочем, ничего удивительного не было: если он, Дерибас, был возвращен Сталиным на место, значит, Балицкий отзывался назад. Но кто бы мог подумать, чтобы арестовали Миронова! Наверняка со дня на день и Балицкого арестуют, это уже ясно. Поистине, пути господни неисповедимы, как говаривал сам Миронов! Ни за что и ни за кого теперь нельзя ручаться. Каждый из них, чекистов, теперь не знает, что будет с ним завтра. И это только начало, – думал об этой новости Дерибас. – Пора бы, кажется, уже перестать удивляться, особенно после июньского военного совета и «специального судебного присутствия», но события все равно не переставали удивлять. Удивлять каждый день.

19 июня на следующий день после возвращения Дерибас был уже в Управлении и выслушивал доклад и все случившиеся за этот период новости своего заместителя Семена Кессельмана.

– Когда Миронов был арестован? – поинтересовался Дерибас у Кессельмана.

– В первых числах июня уехал поездом куда-то в Сибирский край, а на днях я узнал о том, что в Сибири он арестован. Балицкого и Миронова убрали, но все равно дела наши плохи, Терентий Дмитриевич, – жаловался ему Кессельман, – братец-то мой Арнольдов остался, и московская бригада хозяйничает везде, ногами двери открывают во все кабинеты, полным ходом идут аресты в ОКДВА, у пограничников, в Амурской флотилии.

– А кого из наших людей взяли? – спросил Дерибас.

– Еще в начале июня взяли Витковского , затем Шилова и Михеева. Перед самым вашим приездом, буквально вчера взяли начальника третьего отдела Ефимова . Всех исключили из партии.

– Час от часу не легче, – озадаченно проговорил Дерибас. – Шилов – блестящий разведчик, один из лучших в наших рядах, преданный Советской власти человек. В чем его подозревают арнольдовцы? Ты читал протоколы его допросов?

– Его сразу же этапировали в Москву в центральный аппарат, как и остальных наших людей. Из Москвы пришел запрос на их арест. Со слов моего братца мне известно, что их обвиняют в связях с «дальневосточным параллельным троцкистским центром», а Шилова еще обвиняют и в связях с японской разведкой.

– Ерунда какая-то, – поморщившись, сделал вывод Дерибас. – Какие там еще связи с японской разведкой! Кто это насочинял? Арестовываются лучшие наши люди. Если такими темпами пойдет, скоро уже работать будет некому, хоть караул кричи.

– Вы что-нибудь понимаете в том, что происходит, Терентий Дмитриевич? Я ничего не понимаю. Вы думаете, что все-таки был заговор, и мы с вами его проморгали? – спросил Кессельман.

– Моя жена, умная баба, говорила по этому поводу еще перед моим отъездом в Москву: «Если нет заговора, его нужно выдумать». Был или не был заговор, но Сталину нужен заговор, чтобы провести чистку в армии, в партии, избавиться от тех, кого он подозревает в нелояльности, или кому не доверяет. Ну, а всех остаьных устрашить. А как с делом Крутова?

– По нему был назначен вести следствие начальник СПО Сидоров. Он мне жаловался на то, что дело липовое, никаких компрометирующих материалов нет, арестован необоснованно. Он заявил об этом Арнольдову, тот на совещании дал ему нагоняй, отстранил от следствия и сам взялся вести следствие. В конце концов, выбили из Крутова показания о существовании заговора во всем Дальневосточном крае вроде с участием краевого, советского и партийного руководства и высших военных ОКДВА. По этим показаниям идут аресты по всему краю. Я каждый день получаю новости об арестах и в наших рядах и в армии.

– Знаем мы твоего братца, знаем, как он выбивает показания, – проговорил Дерибас.

– А что Блюхер? Почему он молчит в то время, когда идут аресты его комдивов и комкоров? – спросил повышенным тоном Кессельман. – Куда он смотрит? В Приморье даже батальонных комиссаров стали брать. И этим дело не кончится. Недавно, перед твоим приездом, взяли Балакирева, а Блюхер молчит.

– Молчит потому, что нет у него уже власти, как нет уже ее и у нас с тобой. Все аресты его комдивов и комкоров по положению утверждены самим Блюхером, подписаны им прежде, чем их утвердил Ворошилов. Блюхер взял под козырек перед Сталиным с Ворошиловым потому, что на военном совете Сталин поставил армию к стенке. Ты читал стенограммы военного совета?

– Так, просматривал…Задал Сталин генералам перцу, – ответил Кессельман.

– Вот именно! Для Сталина с Ворошиловым заговор в среде военных неопровержимо доказан следствием. Прежде, чем начать заседание военного совета, Сталин раздал всем присутствующим растиражированные признательные показания Тухачевского и остальных. Причем, если ты заметил, все признательные показания у арестованных высшего командного состава выбиты в главном направлении: заговор должен привести к поражению нашей армии в будущей войне с Германией.

– Да, эту мысль я уловил, – согласился с ним Кессельман.

– А эти признательные показания о пораженческих действиях заговорщиков выбиты, я в этом не сомневаюсь. Арестованный еще в тридцать шестом Путна молчал целый год, а в мае вдруг заговорил о заговоре во всей Красной армии. И Примаков вместе с ним заговорил об этом же. Я не читал их признательных показаний, не до этого было, но мне и так все стало ясно. Как же может Блюхер в этом случае защищать свою армию от арестов, если в рядах ОКДВА действуют заговорщики с пораженческими настроениями? Это было бы подозрительно, Семен Израилевич, сам понимаешь. Еще хорошо, что Блюхер уцелел, на него не показал никто из арестованных, значит, по мнению Сталина, в заговоре он не замешан. Вот он и утверждает все аресты в своей епархии.

– А вы видели Блюхера в Москве, говорили с ним? – спросил Кессельман.

– Я понял, что в эти дни с ним лучше не встречаться. Блюхер, прежде всего, потрясен самоубийством Гамарника. Я звонил Блюхеру в гостиницу, он был пьян, а ситуацию мне Кладько докладывал, что Блюхер был на квартире у Гамарника в тот же день, 31 мая, и Гамарник, наверное, все ему рассказал. О чем они говорили – можно только догадываться. Он ушел от него, а Гамарник через какое-то время вдруг застрелился. Перед этим, как тебе известно, его сняли со всех постов, уволили из армии, а накануне арестовали Осепяна, его заместителя. О чем тут можно говорить? Возможно, Гамарник с часу на час ждал ареста. Ясно, что Ян Борисович все просчитал, если бы он не застрелился, его бы взяли под рученьки белые и потащили на Лубянку…

Оба закурили, и какое-то время молчали.

– А на военном совете выяснилось, как доказанный факт, что Гамарник был вовлечен в заговор, – продолжил разговор Дерибас. – У Блюхера голова шла кругом, я его понимаю. Я в самолете, когда летел назад, все хорошенько обдумал, чего не додумал в Москве, и мне многое стало ясно.

– Неужели Блюхер и остальные военные поверили Сталину о заговоре в армии?

– А как тут не поверишь, если все обвиняемые признались в измене родине и в шпионаже?

– Что-то очень скоро с ними расправились, ведь никакого следствия толком не было. Арестовали – и через две недели на плаху. Признательные показания – это чепуха, – высказал свое предположение Кессельман.

– Ты прав, Семен Израилевич, все это очень мутно и вызывает множество вопросов. Ясно только одно: нужно готовиться к худшему. Судилище в Москве над Тухачевским и остальными, которое устроил Сталин, придумано для устрашения не только военных, а всех. Молчите – и не вмешивайтесь, поэтому Блюхер молчит, взял под козырек. Сейчас, Семен Израилевич, у всех у нас только одна забота: как бы самим уцелеть.

– Что вам Сталин сказал напоследок? – спросил Кессельман.

– Хорошенько разобраться в обстановке, сложившейся в Дальневосточном крае и как можно быстрее и жестче почистить его от врагов народа.

– Что теперь будем делать? – спросил Кессельман после некоторого молчания.

– Возьмем и мы под козырек, что еще остается? Против центра не попрешь. Сколь возможно будем тормозить крокодильи аппетиты Далькрайкома и московской бригады. Поэтому у нас с тобой одна забота сейчас – держать круговую оборону от этих голодных московских волков, которые будут пожирать людей поодиночке и скопом. А там и до нас доберутся, обвинят в том, что мы заговорщики, троцкисты, японские и германские шпионы и черт его знает, в чем еще только не обвинят.

Какое-то время опять помолчали. Кессельман курил, стоя у окна.

– Как краевой прокурор реагирует на аресты? – спросил Дерибас.

– Чернин в опале. Его еще в начале июня исключили из партии. Набросились на него в прокуратуре, как стая волков. Все перепуганы, жизни свои спасают. Аресты в армии и эти разговоры о заговоре вызвали переполох во всех структурах власти и похоже на то, что прокуратура края встала на колени перед ними.

– В чем его обвиняют?

– В либерализме, попустительстве, в политической слепоте и в связях с врагами народа, прежде всего, с Крутовым. Хотите, вот почитайте расшифрованную стенограмму партийного собрания.

Он вытащил из нагрудного кармана свернутые листки, развернул их, разгладил и, подойдя к столу, протянул листки Дерибасу.

Дерибас несколько минут смотрел стенограмму, переворачивая листки один за другим .

– Чернин снят с должности?

– Еще нет, но это дело ближайших дней.

– Кто на его место намечается?

– По-моему, Звягин.

Дерибас стал просматривать листки, затем, найдя нужное, стал вслух читать выступление Звягина на собрании на обсуждении личного персонального дела Чернина:

– …я неоднократно ставил перед Черниным вопрос и говорил ему, неужели у нас нет контрреволюционных и вредительских дел. А когда я выехал в Нижне-Амурскую область, то там нашел ряд контрреволюционеров. (при этих словах Дерибас саркастически усмехнулся). Прокуратура не все сделала, чтобы беспощадно бороться с врагами народа. Если Чернин после ареста его приятелей ни с кем при их допросах не разговаривал и не допрашивал, то это тоже не случайность. Я считаю, что когда Чернин говорил о случайных связях с врагами народа, то это неправильно, случайностью это назвать нельзя. Считаю, что Чернину не место в партии…

– Вот тоже мне Юлий Цезарь – приехал в Нижне-Амурскую область, увидел и нашел там врагов народа. Тоже мне ищейка! Это не его собачье дело! Куда он лезет, этот выскочка? Дело органов искать врагов, а не прокуратуре. Это партсобрание – приговор Чернину! Теперь и он пойдет под арест.

– Разумеется! – ответил Кессельман.