Читать книгу Земля осени - Борис Колымагин - Страница 9

Labrīt! Labdien! Labvakar! Sveiki!

И полынья между домами

общины русской

и латышской

ее словами не закрыть

но улочки ведут безбедно

к заснеженному побережью

и точки, точки, запятые:

гуляет публика,

а море

обозначает корабли

и рай неведомой земли.

Uz redzēšanos! Sveiki!

Я полюбил мерцающие купы

искусственных дерев

на берегу бульвара

и дворника с лопатой у окна

бежит тропинка сна

в приморском парке

бесплатно – снег

и классика органа

я лютеран люблю богослуженья

хотя прохладно в церкви Николая

ментальный ветер гонит в неизвестность

вот девушка из Вентспилского замка

стрельба из лука – древнее занятье

и сердцем понимаешь: пригвоздит

Это пространство их жизни

легкое и не обязывающее

ни к чему

прикосновений

почти не бывает

только улыбка

понимаемых интересов

воспроизводство среды

Церковь белых эмигрантов

что осталось – не осталось

два штыка в живот буржую:

близко родина моя

и стоят суда у мола

ритуал воспоминанья

по-латышски ектенья

У мола лениво жует

траву воды винт сухогруза

суда пасутся

ждут своего часа

захода в Венту

скульптура «Корова матрос»

в объективе

они подойдут, заговорят

и я не пойму в чем дело

подержу ребенка

вытряхну мелочь

«Сходи в магазин», – попрошу сына

и постепенно дойдет:

здесь мертвые и живые.

Ничего страшного.

Только что это значит?

Умереть легко

в здравом уме

накануне еще причаститься.

Но я говорю не о переходе

а о новом пространстве

просто реальность

такая же, как прогулка на рынок

и суета

обыкновенная проза жизни.

Тихо суда проходят плечо задевая

зеленый маяк гонит их

к терминалу

Поля снегов, поля души

Недвижны, только заяц пляшет

И хутора глядят антеннами

На запад снов

Автобус заберет в ближайший городок

Не рынок – шопотерапия

Капуста квашеная четырех сортов

Сметана – ложку ставь, не упадет

А рыбный погребок – весь соль и

Запах.

Обратная дорога в темноте

По тоненькой кишке от остановки

По отраженью Млечного пути.

Начало поста за границей

В портовом, заснеженном городке

Толстой, старопечатной страницей

Служба тянется, свечка тает в руке.

Бабушки пух и дамы-квадратики

Мужчины-спички, углы носов

И это – род избранный, харизматики

Освобождаются от оков

Не к совершенным пришел Господь

Преобразится и наша плоть

Что такое

касание к последним вещам

без пафоса и нажима

в режиме обыденной жизни?

Или быт совсем запрещен?

И только огонь

символы его,

вроде пайки хлеба

блокадного Ленинграда?

А если просто больное горло

И все равно

ребенка в садик вести

и на работу к восьми

условный конвейер

и он же, смею думать,

корабль —

бесконечности последней навстречу.

Всегда радуюсь

когда вижу морскую даль

вчера

солнце говорило со льдинами

а сегодня

волна разбивает остатки припая

небо брызнет весенним лучом

и сомкнется

на море ветрено и свободно

оно как бы открывает

пространство в душе

и оставляет зазор

между бытием

и быванием

Тропа через дюны

к побережью

всегда пробита