Читать книгу Наследники Рима. Все романы цикла «Божественный мир» в новом и полном издании - Борис Толчинский - Страница 17

148-й Год Кракена (1786),

18 апреля, Галлия, Нарбонна, дворец герцога

На экстренный государственный совет прибыли тридцать два из тридцати шести баронов герцогства, три барона сказались больными, но прислали своих сыновей, и лишь один, старый барон Тюр, осмелился остаться в родовом замке без каких-либо объяснений.

Неясное напряжение витало над столицей в этот хмурый весенний день. Рыцарей герцогской стражи и солдат нарбоннской армии на улицах города было больше, чем самих горожан. Баронам, прибывшим на совет с собственными дружинами, было велено отослать дружинников домой. Количество имперских легионеров, сошедших на берег с фрегата «Пантикапей», увеличилось до двух сотен. В довершении ко всему на рассвете фрегат зачем-то устроил показательные стрельбы в акватории Нарбоннского порта; эти зловещие манёвры распугали весь торговый люд и укрепили многоопытных подданных герцога Круна в уверенности, что новые неприятности не заставят себя долго ждать.

Никто более не смел открыто выражать сочувствие заключённому в темнице принцу Варгу; те, кого можно было заподозрить в таком сочувствии, поспешно покидали город.

Однако начался день как будто добрым знаком: герцог Крун в Большой короне и парадном облачении проехал по городу, одаривая народ медной мелочью. Подле отца скакала принцесса Кримхильда. Она улыбалась и широкой рукой разбрасывала аморийские оболы. Горожане охотно хватали медные монетки, кричали здравицы государю, а самые умные – и прекрасной дочери государя. Возбуждение толпы достигло пика, когда мелкие деньги закончились и герцог с дочерью начали разбрасывать монеты достоинством в пятьдесят, сто и даже пятьсот оболов. За последние шла настоящая драка.

Как заметила днём раньше мудрая София Юстина, «пусть лучше ваши подданные дерутся между собой за ваши деньги, чем с вами – за вашего сына».

Возвратившись во дворец, герцог Крун принял большую депутацию местного купечества. Разговор случился на редкость задушевный; предусмотрительный торговый люд единодушно заверил герцога в самых глубоких верноподданнических чувствах к нему лично и к Божественному императору, покровителю Нарбоннской Галлии. Затем принцесса Кримхильда от имени отца вручила каждому члену торговой гильдии «символическую» субсидию в сто серебряных денариев. Ещё по пятьдесят денариев были пожалованы самим герцогом шести «наиболее видным» купцам, как было сказано, «на развитие национальной торговли». В заключение Крун пообещал верноподданным членам гильдии сделать субсидии регулярными.

А ровно в полдень начался государственный совет. В тронном зале дворца для каждого барона установили отдельное кресло. Герцог Крун восседал на троне из слоновой кости, по правую руку от него стояла принцесса Кримхильда, по левую – загадочный, для большинства присутствующих, имперский эмиссар в маске аватара Сфинкса. Двери тронного зала охраняли совместные посты рыцарей и легионеров.

Крун открыл совет представлением высокого гостя.

* * *

Из воспоминаний Софии Юстины

Я всматривалась в лица нарбоннских баронов и пыталась по ним прочесть будущее этой многострадальной земли. Когда герцог представил меня, и я сняла маску, эти лица отразили изумление, протест и любопытство. Разумеется, нарбоннские бароны были наслышаны обо мне и понимали, что это я направляю события в их маленьком государстве. Сознание того, что двадцатисемилетняя женщина из чужой страны, из недавно враждебной страны, неизмеримо могущественней каждого в отдельности и всех вместе, было нелёгким испытанием для их варварских сердец.

Приветственную речь я произнесла по-галльски. Пришлось забыть уроки возвышенной риторики; я старалась говорить с варварами на понятном им языке – просто, коротко и ясно. Моей целью было убедить баронов не воспринимать нас, аморийцев, как победителей и оккупантов. Напротив, говорила я, мы – ваши союзники, ваши друзья, мы преодолели войну вместе и вместе будем строить мир. Я расписала им преимущества мирной жизни, но, не забывая, какие люди составляют эту аудиторию, напомнила, что верные клинки в любое время могут потребоваться императору и герцогу, так как на свете ещё остаются наши общие враги.

По-моему, моя речь понравилась баронам. И я сама понравилась, ибо протест на их лицах сменился восхищением; как известно, варвары неважно умеют скрывать свои истинные чувства.

После моей речи герцог торжественно объявил о подписании им вольфрамовой концессии. Новость не произвела достойного впечатления на баронов. Что им этот вольфрам? Но вот в речи герцога прозвучало магическое слово «золото», и реакция баронов оказалась именно такой, какую я ждала.

Согласно моему плану, каждый верноподданный барон получал «вольфрамовый бонус» в сумме ста золотых солидов, причем первые двенадцать солидов, то есть целый империал, можно взять наличными сразу по завершении государственного совета.

Чтобы благородные рыцари не подумали, будто мы их подкупаем, я вмешалась и сказала такие слова:

– Вольфрамовое месторождение – это общее богатство вашей земли, и имперское правительство совместно с его светлостью герцогом Круном определило, что высокородные бароны Нарбоннии достойны иметь свою долю доходов от рудника. Вы видите, господа, правительство Его Божественного Величества признаёт и уважает ваши законные права.

Общими усилиями мы успокоили их совесть; во всяком случае, никто не встал в позу, все выразили удовлетворение.

Затем наступила критическая фаза собрания. К чести моего мужественного друга, он нашел в себе силы и заявил решительно и твердо, тоном настоящего властелина:

– Как вам известно, мой сын Варг находится в темнице. Я вынужден был заключить его туда, поскольку мой сын замыслил заговор против меня. Цель заговора – ввергнуть нашу державу в новую войну с Империей. Десять дней я дал ему на размышление, но безумец отказался покаяться в преступлении и признать свою вину. Итак, я сделал всё, что мог. Ждать дальше не имею права. Поэтому я принял решение предать принца Варга публичной казни, – в этом месте герцог возвысил голос, чтобы заглушить ропот своих баронов, – а вместо него назначить наследницей нарбоннского престола мою верную дочь принцессу Кримхильду.

Вот так он и сказал, и голос бедного отца ни разу не дрогнул.

Ропот. Безумные взгляды. Крики протеста. Верная стража, преграждающая потрясённым баронам путь к трону и путь из зала. Воздетая рука герцога и его зычный голос, призывающий вассалов к порядку.

Всё так, как я предполагала, не больше и не меньше.

Мой мужественный друг был прекрасен в эти кульминационные мгновения: горящий взор из-под густых бровей, решительные губы, раздувшиеся ноздри атакующего волка.

Его дочь, моё творение, также была прекрасна: если и был в душе её испуг, он отразился лишь бледностью лица и губ, – а руки не дрожали.

Когда порядок в зале был восстановлен, герцог Крун провозгласил:

– Вам надлежит немедленно принести присягу моей дочери Кримхильде как будущей герцогине нарбоннских…

– Да где же это видано, – прокричал, дерзко обрывая герцога, барон Видар, – чтобы рыцари девчонке присягали?

И тут Кримхильда чуть переиграла. Она вышла вперед и отчеканила:

– Я не девчонка, барон, а ваша госпожа!

– Нет! Не бывать тому! – вскричал Видар. – Да разве это можно: нашего принца убивать, а женщину над нами ставить?

– Нет, не можно, не бывать тому! Не будем присягать, и точка! – прокричал Старкад и с ним ещё три барона.

Я быстро оценила ситуацию. Откровенных бунтарей набиралось не более десятка, остальные таили протест либо колебались. Согласных с волей герцога я пока не видела, но они, конечно, тоже были, выжидали, как далеко зайдет дело. Возможно, они полагали, что герцогу под напором баронов придётся сыграть отступление.

Они ошиблись. А я – нет. Я хорошо помнила давние предостережения герцога насчет того, что дразнить этих людей – опасное занятие. Это верно. Дразнить ни в коем случае нельзя. Но поставить перед фактом, ошеломить, взломать броню решительным и неожиданным ударом – совсем другое дело. Передо мной стояли варвары, жестокие, свирепые звери, уважающие силу. Потому они и не допускают над собой власть женщины, что женщина для них синоним слабости. Но если мы предъявим им силу, они склонятся перед этой силой – или эта сила их сметёт!

Таков был мой расчет. Он оправдался.

Мой мужественный друг царственным жестом указал бунтарям на место и заявил не допускающим возражения тоном:

– Любой из вас, кто бросит вызов моей воле, будет немедленно казнён. А его земли отойдут короне.

После этих слов зависла тишина. Герцог усмехнулся и продолжил:

– Решайте сами, какую участь предпочесть. Никто из вас живым из крепости не выйдет, если до этого не поклонится моей дочери Кримхильде. Итак, решайте: жизнь, мир, золото – или позорная смерть под секирой палача для вас и жестокая опала вашим семьям!

Это была хорошая дилемма для настоящего рыцаря! Всё становилось ясным этим людям: и почему лишили их охраны, и почему повсюду стража, и почему фрегат устроил стрельбы, и с какой стати герцог с дочерью народу раздавали деньги… Им в самом деле третьего не было дано: жизнь, на наших условиях, – или скорая, неминуемая смерть.

Барон Эльред, которого сам герцог считал наиболее рассудительным из своих вассалов, подал голос:

– Государь! Вы требуете от нас того, чего не знали наши предки. Позвольте нам удалиться и обдумать вашу волю.

Мой мужественный друг грянул кулаком по подлокотнику трона и голосом Стентора проревел:

– Не позволяю! Нечего тут думать! Вы сделаете так, как я велю, или умрёте. Я сказал!

– Постойте, государь, – повторил барон Эльред, – вы совершаете ужасную ошибку…

– Довольно! Присягай, Эльред, или положишь голову на плаху!

Да, мы побеждали! Бароны впали в ступор. Это была ловушка, и они в неё попались. Мы обложили их, галльских волков…

Внезапно барон Эльред направился ко мне. Моя охрана тотчас преградила ему путь, однако я, прочтя его намерения по лицу, велела страже пропустить барона.

– Ваше сиятельство, – сказал он мне, – как можете вы допускать такое беззаконие? Сам император признал нашего Варга наследным принцем Нарбоннским! Это известно всем!

Я ликовала. Оказывается, меня ждал приятный, удивительный сюрприз: галльский волк обращался ко мне как к арбитру. Ко мне, – к женщине, к аморийке!

– Да как ты смеешь, пёс… – начал было уязвленный герцог Крун.

– Да, смею! – дерзко воскликнул Эльред. – Уж если мы теперь в Империи, пускай Империя блюдёт свои законы!

Я подала герцогу знак, что желаю ответить барону сама.

– Вы правы, господин барон, – сказала я, – Божественный Виктор действительно признал принца Варга наследником нарбоннского престола, так как надеялся на верность принца. Но принц жестоко обманул надежды императора и своего отца. Поэтому принца казнят, и это будет по закону. От имени имперского правительства я выражаю полную поддержку всем действиям его светлости герцога Круна. Вот, у меня в руках, новый императорский эдикт о признании Кримхильды вашей герцогиней; осталось лишь поставить нужное число.

– Да это сговор! – простонал барон Старкад. – Они же сговорились все, что государь, что эта! О, горе нам!..

– Поймите, сопротивление бессмысленно и безнадёжно. Не нас вините с вашим государем, а принца Варга, который в своей безумной гордыне презрел все доводы рассудка. И ещё одно. Дабы среди присутствующих не зародилось искушение поднять новый мятеж против законной власти, я откровенно вас предупреждаю: крейсер «Уаджет» находится всего в пятнадцати гермах от нарбоннского берега. Вам всё понятно, господа?

Им стало сразу всё понятно. Крейсер «Уаджет», эта плавучая крепость, прославился во время последней войны, весьма печально для галлов. Тогда его эфиритовая пушка дотла спалила укреплённый лагерь герцога Круна. А ещё на крейсере постоянно базировалась целая когорта морской пехоты.

– Если желаете, вы можете жаловаться на меня хоть самому императору, – добавила с усмешкой я.

– Но это будет после, – заметил герцог Крун, – а теперь, живо, присягайте моей дочери, довольно всякой болтовни!

Кримхильде присягнули двадцать семь баронов и два баронских сына. Пятёрке непокорившихся вассалов, и в том числе баронам Видару и Старкаду, пришлось сложить головы на плахе. Это случилось ещё до захода солнца. Ну а третий баронский сын попал в темницу; там будет ожидать он решения своего отца.

Как только завершилось заседание совета, герцог отдал приказ казначею выдать обещанные деньги оставшимся в живых баронам. Из двадцати семи за золотом явились девятнадцать. А восемь гордецов так выдали себя. Но я была уверена, что неблагонадёжные есть и среди явившихся за золотом. Поэтому мой мужественный друг воспретил баронам покидать дворец до казни принца Варга, а я приставила к ним своих агентов.

Герольды герцога провозгласили волю государя горожанам. Выступлений протеста не случилось, и это меня насторожило. Я знала, что мы одержали важную победу, и ещё я знала, что это вовсе не конец.

Поздно вечером привезли мою кузину Доротею. её изловили в пустынной местности, где, разумеется, не было никаких баронских замков. Лишь вход в пещеру Гнипахеллир начинался поблизости; теперь я точно знала, где прячутся еретики Ульпины.

Я попыталась побеседовать с кузиной по душам, однако эта милая бедняжка от меня закрылась, и разговор у нас не получился. Пришлось отдать приказ доставить Доротею на фрегат. Негоже любящей супруге смотреть на завтрашнюю казнь. Она всё поняла и возмутилась, грозила мне жестокой местью своего отца… а позже плакала и умоляла. Раньше нужно было думать! Мои руки чисты: я отправила девчонку на фрегат из сострадания и ради собственной её же безопасности.

А что до князя Марцеллина, её отца, ему я не завидую; когда кузина возвратится в космополис, дяде придется долго танцевать передо мной, вымаливая ей – и самому себе! – прощение, и я ещё подумаю, какую цену с него взять.

Барон Фальдр, начальник стражи, сперва противился моим приказам, но потом сообразил: тут я командую, а герцог, государь его, лишь верно исполняет мой сценарий.