Читать книгу Миф о рациональном избирателе. Почему демократии выбирают плохую политику - Брайан Каплан - Страница 17

Один из моих знакомых, практичный бизнесмен, давно считает, что все проблемы американской экономики можно решить посредством двух мер:

1. Введения морской блокады против Японии.

2. Возведения берлинской стены на границе с Мексикой.

Здесь его позиция лишь слегка утрирована, и она тем более удивительна, что этот человек обычно получает выгоду от торговли. Он успешно торгует на eBay. Но, как и большинство неэкономистов, он разделяет предубеждения против иностранного, склонность недооценивать экономические выгоды от взаимодействия с иностранцами[137]. Когда на экономической сцене появляются чужаки, неэкономисты серьезно задумываются: «Иностранцы? Возможно ли это, чтобы для нас было выгодно торговать с ними?»

В популярных метафорах международная торговля сравнивается с гонками или войной, поэтому можно сказать, что предубеждение против иностранцев укоренено в нашем языке. Возможно, иностранцы более коварны, пронырливы и жадны. В чем бы ни состояла причина, они якобы имеют особую возможность эксплуатировать нас. Как объясняет Ньюкомб, «считается аксиомой, не требующей доказательств – поскольку никто не дерзнет ее отрицать, – что иностранные державы не могли бы быть искренне расположены к торговле с нами, если бы это не шло нам во вред; тот факт, что они хотят торговать с нами, служит достаточным основанием для того, чтобы с подозрениям относиться к их предложениям и противодействовать их стремлениям с помощью ограничительного законодательства»[138].

Столетие спустя Алан Блайндер вторит печальным размышлениям Ньюкомба. Люди по всему миру делают иностранцев козлами отпущения: «Когда рабочих мест не хватает, а инстинкт самосохранения силен, соблазн обвинить иностранных конкурентов непреодолим. Стремление закрыться в своей скорлупе овладело не только Соединенными Штатами. Большинство экономистов называли политику спасения рабочих мест с помощью протекционизма близорукой и обреченной на провал, но их никто не слушал. Законодателям нужны голоса, а не одобрение со стороны интеллектуалов»[139].

Не было, наверное, ни одного другого мнения, которое экономисты не находили бы столь абсолютно беспочвенным. В книге «Богатство народов» Адам Смит критикует своих соотечественников следующим образом: «То, что представляется разумным в образе действий любой частной семьи, вряд ли может оказаться неразумным для всего королевства. Если какая‐либо чужая страна может снабжать нас каким‐нибудь товаром по более дешевой цене, чем мы сами в состоянии изготовлять его, гораздо лучше покупать его у нее на некоторую часть продукта нашего собственного промышленного труда, прилагаемого в той области, в которой мы обладаем некоторым преимуществом»[140].

Что касается коллег Смита, они вняли его аргументам. Спустя столетие Ньюкомб мог обоснованно отметить на страницах журнала «Quarterly Journal of Economics», что «вопрос международной торговли был одним из основных пунктов, по которым мнение экономистов со времен Адама Смита расходилось с идеями, доминировавшими в управлении внешнеторговой политикой государств до него»[141]. Некоторый откат произошел во время Великой депрессии[142], но экономисты сохранили проиностранные взгляды вплоть до сегодняшнего дня. Даже такие теоретики, как Пол Кругман, которые специализируются на исключениях из принципа оптимальности свободной торговли, часто принижают значимость своих выводов как любопытных маловероятных сценариев: «Эти инновационные идеи не должны быть приоритетом для сегодняшних студентов колледжей. Даже в конце ХХ в. основное, чему следует учить студентов, это выводы Юма и Рикардо. Иными словами, мы должны учить их, что дефицит торгового баланса корректируется сам собой, а выгоды от торговли не зависят от того, имеет ли страна абсолютное преимущество перед своими конкурентами»[143].

Экономисты особенно критически относятся к антииностранным взглядам не только потому, что они неверны, но и потому, что они зачастую противоречат элементарным экономическим принципам. В учебниках сказано, что общий выпуск растет, если производители специализируются и торгуют между собой. Кто станет отрицать это на индивидуальном уровне? Представьте, сколько времени у вас заняло бы выращивать для себя еду, в то время как заработной платы за несколько часов работы вам хватит для того, чтобы питаться несколько недель. Иногда аналогии между индивидуальным и социальным поведением бывают обманчивы, но это не тот случай. Как объясняет Стивен Ландсбург, международная торговля является технологией: «В Америке существуют две технологии производства автомобилей. Одна состоит в том, чтобы производить их в Детройте, а другая – в том, чтобы выращивать их в штате Айова. Первая технология известна всем, но давайте я расскажу вам о второй. Сначала вы сеете семена, которые являются тем сырьем, из которого производятся автомобили. Потом вы несколько месяцев ждете, пока вырастет пшеница. Затем вы собираете зерно, грузите его на корабли и отправляете их на Запад по Тихому океану. Через несколько месяцев корабли возвращаются из Токио с «тойотами» на борту»[144].

И это только одна из таких удивительных технологий. Закон сравнительных преимуществ, одна из самых замечательных теорем в экономике, показывает, что взаимовыгодный обмен возможен даже в условиях, когда одна из стран менее производительна во всех сферах[145]. Предположим, что американец может произвести 10 автомобилей или 5 бушелей пшеницы, а мексиканец – один автомобиль или 2 бушеля пшеницы. Хотя американцы справляются лучше мексиканцев с обоими занятиями, специализация и торговля увеличивают объем производства. Если один американец вместо пшеницы произведет автомобили, а три мексиканца вместо автомобилей произведут пшеницу, мировое производство вырастет на два автомобиля и один бушель пшеницы.

Как кто‐то может игнорировать поразительные выгоды торговли? Адам Смит вместе со многими экономистами XVIII–XIX вв. видел корни этой ошибки в необоснованном отождествлении благосостояния и денег: «Богатой страной, как и богатым человеком, признается страна, в изобилии обладающая деньгами, и потому накопление возможно большего количества золота и серебра в данной стране признается самым надежным способом ее обогащения»[146]. Из этой логики следует, что международная торговля является игрой с нулевой суммой, поскольку единственный способ для страны сделать свой платежный баланс более благоприятным – сделать платежный баланс другой страны менее благоприятным.

Даже во времена Адама Смита это объяснение, наверное, казалось слишком заумным. Ключевым заблуждением, лежавшим в основе меркантилизма, было необоснованное недоверие к иностранцам. В противном случае почему люди концентрировались на оттоке денег из своей «страны», а не из своего «региона», «города», «деревни» или «семьи»? Последовательное отождествление денег и богатства требует бояться любого оттока драгоценных металлов. На практике люди впадали и впадают в заблуждение относительно платежного баланса, только когда речь идет о странах. Никто не страдает бессонницей из‐за торгового баланса между Калифорнией и Невадой или мной и компанией «Tower Records». Заблуждение состоит не в приравнивании всех покупок к издержкам, а в приравнивании к издержкам покупок за рубежом[147].

В современных условиях предубеждение против иностранного более заметно. В качестве значимого примера, вопрос иммиграции сегодня имеет большее значение, чем во времена Адама Смита. Совершенно естественно, что экономисты сразу видят выгоды иммиграции. Торговля трудом в целом схожа с торговлей товарами. Специализация и обмен увеличивают выпуск – например, позволяя высококвалифицированным американским матерям вернуться на работу, наняв мексиканских нянь для своих детей.

С точки зрения платежного баланса иммиграция не является проблемой. Если иммигрант переезжает из Мехико в Нью‐Йорк и тратит все, что зарабатывает, на новой родине, торговый баланс не меняется. Но рядовые американцы тем не менее рассматривают иммиграцию как очевидно негативное явление: ведь теряются рабочие места, снижаются ставки заработной платы и потребляются публичные услуги. Многие готовы согласиться на более высокий дефицит торгового баланса в качестве справедливой платы за сокращение иммиграции. Одним из любопытных аргументов в пользу НАФТА было то, что если допустить в страну больше мексиканских товаров, то здесь будет меньше мексиканцев[148]. Таким образом, представляется очевидным, что обычные люди видят в иммиграции отдельную угрозу, независимую от платежного баланса и более пугающую. Люди чувствуют себя более уязвимыми, потому что иностранцы не просто продают нам свою продукцию. Они живут среди нас.

«Иностранность» имеет градации. С точки зрения типичного американца, канадцы в меньшей степени иностранцы, чем британцы, которые, в свою очередь, являются меньшими иностранцами, чем японцы. В период с 1983 по 1987 г. 28 % американских респондентов в рамках Всеобщего социального опроса признали, что не любят Японию, но только 8 % не нравилась Великобритания и всего лишь ничтожным 3 % не нравилась Канада[149]. Поэтому неудивительно, что степень предубеждения против иностранного варьируется от страны к стране. Такие объективные показатели, как торговый оборот или торговый дефицит, часто вторичны по отношению к географической, лингвистической или культурной близости. Торговля с Канадой или Великобританией вызывает гораздо меньше тревоги, чем торговля с Мексикой или Японией. Объемы американского импорта из Канады и уровни торгового дефицита в отношениях с ней превышали те же самые показатели в отношениях с Мексикой во все годы с 1985‐го по 2004‐й[150]. Во время антияпонской истерии 1980‐х прямые британские инвестиции в экономику США все время превышали японские минимум на 50 %[151]. Иностранцы, которые похожи на нас и говорят по‐английски, едва ли вообще считаются иностранцами.

Спокойные размышления о мировой экономике дают много поводов для радости и мало оснований для тревоги. С этим были согласны экономисты прошлого и согласны экономисты настоящего. Но необходимо сделать важную оговорку. Действительно, нет оснований беспокоиться за саму мировую экономику. Но современные исследователи – в отличие от экономистов прошлого и нынешних преподавателей – редко упоминают о том, что отношение к мировой экономике дело совсем иное. Очень четко эту мысль выражает Пол Кругман: «Воображаемый многими интеллектуалами конфликт между странами – иллюзия, но в реальности эта иллюзия может уничтожить взаимные выгоды от торговли»[152].