Читать книгу Книга белой смерти - Чак Вендиг - Страница 2

Прошлой ночью астрономы-любители получили подарок в виде безоблачного неба, новолуния и кометы Сакамото. Последними тремя «большими кометами» были комета Лавджоя в 2011 году, комета Макнота в 2007 году и знаменитая – или печально знаменитая? – комета Хейла – Боппа в 1997 году, которая породила культ «Врата рая», чьи члены массово совершали самоубийство, веруя в то, что это позволит им попасть на борт межзвездного космического корабля, якобы летевшего следом за кометой. С вами был Том Стоункеттл, «Радио Стоункеттл» на канале БРГ-970.

Передача «Радио Стоункеттл», канал УБРГ, 970AM, Питтсбург

3 ИЮНЯ

Мейкерс-Белл, штат Пенсильвания

Шана стояла, глядя на пустую кровать своей младшей сестры. Первой ее мыслью было: «Несси опять сбежала».

Она несколько раз позвала сестру. Если честно, после того как Несси этой ночью засиделась допоздна, глядя на комету в дерьмовый папин телескоп, Шана полагала, что девочка еще в кровати и храпит так, что трясутся стены. Она не знала, где еще, черт возьми, может быть Несси, – сама Шана вот уже час как встала, приготовила завтрак, закончила стирку, сложила мусор и вторсырье, чтобы завтра оттащить все к мусоровозу. Поэтому она знала, что на кухне Несси нет. Может быть, она в ванной наверху?

– Несси! – Шана подождала. Прислушалась. – Несси, отзовись!

По-прежнему ничего.

И снова мысль: «Несси опять сбежала».

В этом не было никакого смысла. Вот когда Несси сбежала в первый раз, смысл был.

Они потеряли мать – потеряли в буквальном смысле. В продуктовый магазин отправились вчетвером, а вернулись только втроем. Они испугались, что маму похитили, что с ней сделали что-то плохое, но затем камеры видеонаблюдения в «Большом орле» показали, что никто ее не похищал: она как ни в чем не бывало вышла в автоматические двери и навсегда ушла из их жизни. Мама стала большим вопросительным знаком, застрявшим у них в губах рыболовным крючком.

Однако было очевидно, что мать больше не хочет быть частью их жизни. Решение, поняла Шана еще тогда, назревало долго, однако до Несси эта простая истина не дошла – ни тогда, ни даже сейчас. Поэтому два года назад, чуть ли не день в день, после окончания учебного года Несси собрала в рюкзак консервы и бутылки с водой (а также пару шоколадных батончиков) и сбежала из дома.

Ее нашли через четыре часа под деревянным навесом на автобусной остановке в Грэнджере, где девочка спряталась от внезапно налетевшего ливня. Дрожащую, словно промокший щенок. Когда папа попытался взять ее на руки, Несси отбивалась и вырывалась, и это было похоже на то, как если бы борец попытался усмирить торнадо. В конце концов папа сдался и сказал:

– Если хочешь убежать из дома – убегай, но если собираешься отправиться на поиски своей матери, я думаю, она не хочет, чтобы ее нашли.

Это было все равно что смотреть в замедленном виде, как падает стакан с водой. Несси свалилась в объятия отца и расплакалась так, что с трудом могла дышать, сотрясаясь в судорожных рыданиях. У нее дрожали плечи, и она засунула обе руки под мышки, словно стараясь поддержать себя. Ее отвезли домой. Несси проспала двое суток подряд, а затем медленно, но верно вернулась к жизни.

Это произошло два года назад.

Однако сейчас Шана не могла взять в толк, почему Несси опять вздумалось убежать. Сейчас ей было пятнадцать лет, и она не лезла на стену, как это было в таком возрасте с Шаной – по выражению отца, она показала «все прелести переходного возраста». Попеременно хандра и раздражительность, и гормонов как у брыкающегося жеребца. Сейчас Шане было уже почти восемнадцать. Она вела себя лучше. По большей части.

У Несси по-прежнему все было в порядке, она не превратилась в оборотня. Оставалась счастливой. Оставалась оптимисткой. Глаза блестят, как новенькие монетки. Несси завела тетрадку, в которую записывала все, чем ей хотелось заняться в жизни (плавать с аквалангом вместе с акулами, изучать летучих мышей, вязать домашние тапочки, как когда-то вязала мама), все те места, где ей хотелось побывать (Эдинбург, Тибет, Сан-Диего), всех тех людей, с которыми ей хотелось познакомиться (президент, астронавт, ее будущий муж). Как-то раз она сказала сестре: «Я слышала, что, если постоянно жаловаться, это перепрограммирует мозг подобно компьютерному вирусу и человек становится все более несчастливым, поэтому я твердо решила оставаться позитивной, поскольку обратное, не сомневаюсь, также верно».

Тетрадка лежала на пустой кровати. На полу рядом с кроватью стояла раскрытая коробка – Несси заказала по почте какую-то научную штуковину. (Шана позаимствовала оттуда пробирку с пробкой, чтобы хранить «травку».) Одуванчиково-желтое постельное белье было смято, свидетельствуя о том, что в кровати спали. На подушке в розовой наволочке все еще оставалась вмятина от головы.

Шана заглянула в тетрадку. Несси начала новый список: «Работа, которая мне может понравиться». В нем были: работник зоопарка, пасечник, фермер, разводящий альпак, фотограф. «Фотограф? – подумала Шана. – Это уже я застолбила!» Она ощутила укол зависти. У Несси получалось абсолютно все. Если она решит заниматься тем, что выбрала для себя Шана, у нее получится значительно лучше, Шану это разозлит, и сестры возненавидят друг друга. (Ну, не совсем так. Шана будет ненавидеть Несси. Несси по-прежнему будет, несмотря ни на что, любить сестру, потому что Несси такая.)

– Несс! – снова окликнула Шана. – Несси! – Ее голос разнесся громким эхом, и это явилось единственным ответом. Блин!

Отец, скорее всего, уже находился в так называемом коровнике (он сказал, что, если они хотят присоединиться к любителям домашнего сыроварения в Пенсильвании, им нужно переходить на профессиональный жаргон, черт побери). И рассчитывал, что дочери, позавтракав, придут работать в маленькой лавке в конце улицы. Затем он попросит одну из них сходить в сарай, чтобы проверить сычужную закваску для гауды или отжать рокфор, после чего смешать силос и накормить коров, а еще, черт, сегодня должен прийти ветеринар, чтобы посмотреть на красное, покрывшееся коростой вымя бедняжки Белинды и…

Быть может, вот почему Несси сбежала. Занятия в школе закончились, а каникулы не предвещали ничего хорошего: сплошная работа, работа, работа… (У Шаны мелькнула мысль: а может быть, Несси права? Она сама также могла бы сбежать. Хотя бы на один день. Прокатиться со своим приятелем Зигом на его «Хонде», покурить «травку», почитать комиксы, посудачить о старшеклассниках, только что окончивших школу…)

(Господи, ей нужно выбраться отсюда.)

(Если она не выберется отсюда в самое ближайшее время, то застрянет здесь навсегда. Это место подобно зыбучим пескам.)

Ну конечно, Несси хорошая девочка и больше не станет сбегать из дома, так что, вероятно, она опередила сестру и уже в лавке. Маленькая рабочая пчелка – вот кто она. Как там в любимой папиной песне? «Сияющие счастливые люди…» Точно, это про Несси.

Поскольку Шана уже позавтракала, она отправилась искать миниатюрный накладной объектив, с помощью которого делала на свой телефон снимки крупным планом, увеличенные. Это позволяло проникнуть в мир крошечных вещей, микро становилось макро. Хорошего фотоаппарата у Шаны не было, но она копила деньги на настоящую зеркальную камеру. Ну а пока что приходилось пользоваться телефоном. Может быть, на конюшне или в сыроварне удастся найти что-нибудь такое, что будет классно смотреться вблизи: шелушащаяся ржавчина, красная стрелка градусника, пузырьки или кристаллы в самом сыре…

Шана хлопнула себя по лбу, вспомнив, где оставила объектив в прошлый раз, – она фотографировала свисающего с окна у нее в комнате паука и оставила объектив на подоконнике. Поэтому Шана отправилась прямиком туда и…

Что-то на улице привлекло ее внимание. Какое-то движение на дорожке, ведущей к дому. Первой ее мыслью было: «Одна корова выбралась из коровника».

Шана подошла к окну.

По дорожке кто-то шел.

Нет. Не просто кто-то.

Маленькая дурочка шла по дорожке в джинсах и розовой футболке. И босиком, судя по виду. «Несси, это что еще за чертовщина?»

Шана хотела уже крикнуть своей младшей сестре, но затем передумала. Незачем привлекать внимание отца. Увидев, что они еще не в лавке, он выдаст им на этот счет хорошую порцию горячего дерьма, а Шана не хотела все это выслушивать. Сегодня утром у нее не было настроения для ерунды, а ерунда уже разрасталась.

Вместо этого Шана выбежала на дорожку, хрустя кроссовками по красной щебенке. Голштинские коровы слева замычали. Молодой теленок – Шана решила, что это My Рэдли, – застыл на месте, провожая взглядом, как она спешит к своей несмышленой сестренке.

– Несси! – шепотом окликнула Шана. – Эй, Несси!

Но та, даже не обернувшись, продолжала идти вперед.

Ну что за дура!

Бегом догнав сестру, Шана остановилась перед ней как вкопанная.

– Господи, Несси, какого черта ты…

И только тут она увидела глаза Несси. Они были широко раскрыты. Взгляд сестры был устремлен в пустоту, словно она смотрела сквозь Шану или вокруг нее. Мертвые глаза, похожие на плоские шляпки больших гвоздей. Не осталось ни сияния любопытства, ни искорки.

Босая, Несси шла вперед. Шана растерялась, не зная, что делать: уйти с дороги? Стоять на месте, словно телеграфный столб? Нерешительность вынудила ее сделать что-то среднее – она немного сместилась влево, но по-прежнему осталась там, где неминуемо должна была пройти ее сестра.

Несси со всей силы толкнула ее плечом. От удара Шана отшатнулась еще дальше влево. Вырвавшийся у нее смешок был наполнен удивлением. Это был смешок раздражения, лай изумления.

– Мне больно, дура! – воскликнула Шана и, схватив сестру за плечи, хорошенько ее встряхнула.

Ничего. Несси лишь высвободилась и пошла дальше.

– Несси, Несси!

Шана помахала рукой у сестры перед лицом. Взмах, взмах, еще взмах. И тут у нее мелькнула мысль, нелепая мысль. Шана притворилась, будто мысль может оказаться верной, хотя в глубине души и понимала, что это не так. «Она просто меня разыгрывает». Хотя на самом деле прикалываться любила как раз сама Шана, а Несси осталась на уровне таких убогих детских шуток, что даже отец, любивший розыгрыши, от них морщился. И все-таки на всякий случай Шана ткнула сестру пальцем в нос, словно это была кнопка.

– Би-ип! – сказала она. – Выключайся, маленький робот!

Несси никак на это не откликнулась. Даже не моргнула.

А вообще она за все это время моргнула хоть раз? Шана так не думала.

Тут она увидела впереди большую лужу, оставшуюся после дождя.

– Несси, осторожнее, там…

Слишком поздно. Несси шагнула прямиком в лужу. Шлеп, шлеп. Ноги в воде по самую щиколотку. Вперед и вперед. Словно заводная игрушка, упорно едущая прямо.

По-прежнему глядя перед собой.

По-прежнему двигаясь вперед.

Руки неподвижно свисают. Шаг уверенный и ровный.

«Тут что-то не так».

Эта мысль кулаком ударила Шану в сердце. У нее похолодело в груди, кровь превратилась в слякоть. Она больше не могла сдерживать озноб, но все-таки попыталась, сказав себе: «Быть может, она просто ходит во сне. Наверное, так оно и есть». Ну да, хорошо, в прошлом с Несси такого никогда не случалось, но, возможно, именно так ее мозг решил справиться с гормонами, которые сейчас стадом скаковых лошадей носились у нее в организме.

Вопрос заключался в следующем: звать ли папу?

Дорожка вела к маленькому красному сараю, в котором размещалась сыроварня. Рядом почтовый ящик, также похожий на сарай, но только синий (с вырезанным из жести силуэтом коровы на крыше). А еще дальше – улица.

Улица.

Господи, если Несси выйдет на улицу как раз в тот момент, когда мимо будет проезжать машина…

Шана закричала, зовя отца. Завопила во весь голос.

– Папа! Папа!

Но ничего. Никакого ответа. Отец мог находиться на пастбище или в сарае. Для того чтобы за ним сходить, нужно будет оставить Несси одну…

Шана мысленно представила себе визг тормозов, тяжелый грузовик, сбивающий с ног сестру и швыряющий ее на землю. Хруст костей под колесами. От этой мысли ей стало плохо.

«Я не могу искать папу. Я останусь с Несси.

Долго это не продлится.

Лунатики рано или поздно просыпаются.

Ведь так?»

* * *

Десять минут. Прошло уже десять минут. Дойдя до конца дорожки, Несси повернула, словно следуя по невидимой дороге, после чего…

Двинулась дальше. Как ни в чем не бывало.

По Кассель, по Орчард, к крытому мосту Херкимер – тому, который старый, через ручей Шейнер-Крик, с шестигранной эмблемой амишей[1]. Несси шла, чуть приоткрыв рот, словно завороженная чем-то таким, что видела она одна.

И все это время Шана не переставала говорить. Все быстрее и быстрее, словно обезумевшая.

– Несси, твою мать, ты пугаешь меня до смерти! Пожалуйста, прекрати! У тебя нервный срыв? У тебя инсульт?

У бабушки Мом-Мом случился инсульт, затем еще сразу несколько, и после этого она стала странной. Лежа в кровати, разговаривала сама с собой, иногда по-английски, иногда по-литовски, но по большей части это была просто какая-то бессвязная галиматья. Иногда бабушка разговаривала со своими родными, иногда обращалась к тем, кого не было рядом с ней. У Шаны сложилось впечатление, что инсульт ломает что-то в голове и та становится похожа на раздавленное ногой пирожное.

– Пожалуйста, остановись! Я сейчас позову папу. Он, наверное, уже гадает, где мы… Господи! Он надерет нам задницу. Наверное, надерет задницу мне, поскольку ты у него любимица, ты же сама знаешь… Ой, только не делай вид, будто ты этого не знаешь! Ты похожа на маму. Я похожа… ну, на него. – «А себя самого никто не любит», – мысленно добавила Шана. – Ну просто прекрати эту хрень! Прямо сейчас. Ладно?

Впереди показался мост.

«Наверное, босиком по нему лучше не ходить. Она занозит пятку». И, вероятно, занесет инфекцию, а говорят, что сейчас антибиотики действуют совсем не так, как должны, и мистер Шульц, школьный учитель биологии, сказал: «Мы вступаем в эпоху постантибиотиков».

Это определило решение.

Забежав перед Несси, Шана развернулась к ней лицом и попятилась назад, чтобы смотреть сестре в лицо, размахивая рукой, словно на телевизионном шоу.

– Несси, глупышка, послушай! Если ты не прекратишь сейчас же, я силой оттащу тебя обратно в дом и хорошенько отлуплю. Понятно? Я просто… врежу тебе по полной. Даю тебе последний шанс.

Угроза не достигла цели. Несси никак не отреагировала.

«Я не хочу бить свою младшую сестру!»

На самом деле Шане в определенном смысле хотелось ударить Несси. В фантазиях. В спектакле, который разыгрывался у нее в голове, все получалось хорошо, но сейчас, в жизни? Эта мысль перепугала ее до смерти.

– Я правда тебя ударю, – предупредила Шана.

Несси было все равно. Она ничего не слышала. Ничего не видела.

Шана подняла руку. Приготовилась нанести удар.

Поморщилась. Стиснула зубы. Замахнулась.

Но затем в самое последнее мгновение сдержала затрещину.

– Черт бы тебя побрал, Несси! – в отчаянии расплакалась она.

На них упала какая-то тень. Шана резко развернулась. Асфальт Орчард-роуд уступил место скрипучим доскам крытого моста Херкимер. Над головой толстыми костями нависали балки перекрытий; под ними болтались переплетенные ветки и сухая трава – гнезда птиц, чьи птенцы уже выросли и улетели. Все остальное являлось царством пауков – сплошная паутина во много слоев с высохшими мумиями мух.

Сквозь щели между досками проникали острые, как кинжал, лучи света. А впереди Шана разглядела в этом свете новую опасность: разбитую бутылку. Сюда иногда приходят распивать спиртное подростки. Шане самой случалось приходить сюда ради того же самого. Поспешив вперед, она попыталась ногой отбросить осколки с дороги. Однако их оказалось слишком много, а Несси неотвратимо шла вперед…

Так, хорошо, новый план.

Убить сестру лаской.

Не в буквальном смысле, конечно. Но, вместо того чтобы отвесить Несси затрещину, Шана решила ее обнять. Стиснуть. Остановить.

С этим не возникнет никаких проблем. Несси стройная и хрупкая, а Шана выше ростом, шире в плечах, больше похожа на мальчишку. (Хотя вот уже почти год, как она сама стремилась отделаться от этого образа. И не потому, что хотела подружиться с парнем, а потому… ну хорошо, именно потому, что хотела подружиться с парнем. С Кэлом Полеттом, если конкретно. Кэл тоже увлекается фотографией, его отец владеет банком, и у него просто очень выразительный подбородок. И еще Кэл считает, что ее зовут Шауна.)

– Ну хорошо, маленькая какашка, – сказала Шана, – я уже иду.

В голову к ней залетела шальная мысль, словно камень в окно: «Когда мы в последний раз обнимали друг друга?»

Раскрыв объятия, Шана крепко стиснула сестру.

Однако Несси продемонстрировала неожиданную силу. Она двинулась вперед, отталкивая Шану с пути – с такой мощью, что у той кроссовки скользнули по дереву. Не собираясь сдаваться так легко, Шана крепче расставила ноги…

И только тут Несси наконец остановилась. Однако она не прекратила сопротивляться, извиваясь словно мышка, стиснутая удушающими кольцами удава.

Несси начала вырываться, и у Шаны перед глазами живо встала картина: та девочка, дерущаяся со своим отцом на автобусной остановке.

Изо рта Несси вырвался звук. Негромкий стон – звериный. Шане под кожу болезненным клещом проник новый страх: этот звук свидетельствовал о боли, о тревоге, о ярости.

– Несси, успокойся, всё в порядке, – шепотом уговаривала она сестру. Затем добавила громче, чтобы та точно ее услышала: – Всё в порядке, говорю тебе!

Несси показалась ей горячей, как будто у нее начиналась лихорадка. Не разжимая объятий, Шана отстранила сестру от себя и посмотрела ей в лицо. У Несси раскраснелись щеки, на лбу появились красные полосы гнева. Белки глаз также внезапно стали красными, словно раздавленные виноградины.

– Несси, успокойся, пожалуйста, успокойся, пожалуйста, блин, успокойся…

Несси заклацала зубами. Из носа вытекла струйка крови, все тело содрогнулось в спазмах, температура его начала повышаться – оно стало горячим, слишком горячим, словно капот черной машины, долго простоявшей под летним солнцем. У Шаны мелькнула мысль наклониться, схватить сестру крепче, унимая ее, словно строптивого жеребца, однако тут же в голове паническим криком разнеслась пугающая уверенность: «Отпусти ее, отпусти немедленно!»

Отпустив сестру, Шана поспешно отступила назад.

Несси моргнула, впервые за все утро. Шана ощутила прилив облегчения. «У меня получилось! С ней всё в порядке».

Однако тотчас же глаза девушки снова затуманились. Глазные яблоки завращались подобно шарам в лототроне, после чего взгляд опять устремился вдаль, в пустоту. Несси двинулась дальше, спазмы закончились, нос и верхняя губа по-прежнему в крови.

Рухнув вниз, Шана расплакалась, провожая взглядом удаляющуюся сестру. Она упала прямо на битое стекло, но не почувствовала этого.