Читать книгу Квинканкс. Том 1 - Чарльз Паллисер - Страница 22

Письмо, доверенное миссис Дигвид, дошло до адресата, но, вероятно, слишком поздно, чтобы отменить распоряжения, сделанные в предыдущем: приблизительно через неделю после Рождества матушка получила ответ от мистера Сансью, где говорилось, что он уже проделал от ее имени предписанную операцию и отменить ее не в силах.

Зима миновала; чудесным апрельским утром я сошел к завтраку и увидел, что матушка перечитывает письмо от своего финансового советника.

– Какие новости? – спросил я.

– Очень хорошие, – отвечала она с улыбкой. – Похоже, компания соберет еще кучу средств, потому что перспективы у нее превосходные.

– Это значит, мы наконец получим наши деньги?

– Не сомневаюсь.

– Дай посмотреть, – попросил я, и она протянула мне письмо.

«Извещаем вас (писал мистер Сансью), что на внеочередном заседании правления «Консолидейтид-Метрополитан-Билдинг-Компани», состоявшемся в понедельник на прошлой неделе, председатель заверил собравшихся, что перспективы компании по-прежнему надежны».

– Мама, – проговорил я, – не вижу в этом ничего хорошего. Почему понадобилось их заверять?

Матушка удивленно подняла брови.

– Но мистер Сансью советует мне купить еще акций, значит, по его мнению, дела идут хорошо.

Я стал читать дальше: «Председатель объявил, что акционерам компании предложено подписаться на дополнительные акции, с тем чтобы использовать эти деньги для текущих платежей по закладной. Посему мы, мадам, настоятельно советуем вам приобрести акций еще на пятьсот фунтов, дабы защитить уже сделанные вложения».

Я поднял глаза.

– Ничего хорошего не вижу. Думаю, он хочет сказать, что, если ты не вложишь еще больше денег, то потеряешь все.

– Не говори таких вещей, Джонни, – выдохнула ма-тушка.

Я вернулся к концовке письма: «А поскольку наличности у вас больше не имеется, мы вкладываем в письмо вексель на шесть месяцев – срок, в течение которого дела уладятся. Вы должны акцептовать вексель, то есть подписать его в присутствии свидетеля».

– Почему он говорит, что у нас не осталось денег?

Она зарыдала.

– Джонни, я должна сказать тебе ужасную вещь. После того как мы в тот раз это обсудили и сошлись на том, чтобы вложить триста фунтов, я решила купить больше акций.

– Что? Почему ты так сделала?

– Я боялась, что мистер Сансью обидится, а кроме того, это такое выгодное вложение.

– И сколько ты вложила?

– Тысячу фунтов. – Она всхлипнула.

– Глупость несусветная!

– Не говори со мной так. Я это сделала ради тебя. И кстати, если на то пошло, это ведь и твоя вина, Джонни.

– Ты о чем?

– Ну как же, вспомни, перед Рождеством, когда у нас побывала та женщина с мальчиком, я уж думала махнуть рукой на уже купленные акции, но ты согласился, что нужно вложить еще денег.

– Но я понятия не имел, что ты уже вбухала тысячу фунтов! Выходит, тогда ты распорядилась последними нашими деньгами!

– Но чем больше денег стояло на кону, тем больше причин спасать их!

– Нет же, тем больше причин остановиться! Ты просто дурочка! – крикнул я. – И как ты могла сделать это, не спросив меня? Я тебя ненавижу!

Матушка закрыла лицо руками и заплакала, а я выбежал из комнаты. Стремглав взобравшись по лестнице, я бросился на постель и зарыдал. Почему она так поступила? Нет чтобы подумать. А таиться от меня – какое коварство! Я дал себе клятву с этой минуты больше ее не любить. Она была слабенькой и глупенькой, а я теперь буду сильным и держаться с нею стану холодно.

Пролежав несколько часов, я почувствовал себя лучше и приготовился к встрече с матушкой, когда она придет пожелать мне доброй ночи. Не то чтобы я решился попросить прощения, но, во всяком случае, не собирался ее больше упрекать. Я ждал и ждал и наконец осознал, что в первый раз в жизни она не придет. Я задумался о том, каково ей сейчас, и понял: она, наверное, чувствует то же, что и я. Наверное, ей так же трудно простить меня за то, что я сказал, как мне простить ее за то, что она сделала. Но мои слова были правдой, а ее поступок – обманом и глупостью.

Спал я плохо, утром за завтраком держался холодно, молчал и не глядел на матушку. Но когда наши взгляды случайно встретились, я увидел, что глаза у нее красные. Не знаю, кого из нас прорвало первым, но оба мы заплакали и, смеясь и рыдая, обнялись. Но даже держа ее в объятиях, я чувствовал, что застывшая частица моей души не до конца оттаяла.

Когда мы вернулись в общую комнату и сели, матушка спросила:

– И что же нам делать, Джонни?

– Наверное, нужно последовать совету мистера Сансью, а то потеряем еще больше.

– Думаю, ты прав, – кивнула она, и мы вернулись к письму:

«Чтобы привлечь эту сумму, мы заключили соглашение с весьма надежным маклерским домом, согласно которому вы можете акцептовать вексель сроком на шесть месяцев. Это означает, что сейчас вы получаете пятьсот фунтов, а вернуть эту сумму, с процентами, обязуетесь через шесть месяцев, когда компания упрочит свои позиции. Соответствующий документ (гербовый сбор оплачен) мы вкладываем в письмо, чтобы вы подписали его в присутствии свидетеля».

– У меня почти ничего не осталось, – вздохнула матушка. – Как мы проживем эти полгода, просто не знаю.

– Больше мы не сможем держать Биссетт, правда? – осторожно спросил я, но она покачала головой. – Тогда можно я приглашу ее сюда, чтобы засвидетельствовала подпись, а потом ты ей все объяснишь?

– Да, наверное, так мне и нужно сделать.

Я позвал Биссетт из кухни, где готовился хлеб. Она ушла, отряхивая о передник испачканные мукой руки, а я остался поговорить со Сьюки.

– Слышали, мастер Джон, общинные земли закрывают? – спросила она, вымешивая тесто.

– Кто?

– Мампси, кто же еще. С нами говорил мистер Ассиндер и втолковывал, что для нас так даже лучше: теперь мы получим каждый по своему куску земли.

– Хорошо, надеюсь, он окажется прав.

Сьюки водрузила тесто на верх печи и прикрыла его салфеткой.

Тут отворилась дверь и вошла матушка.

– Идите оба немедленно в общую комнату, – сердито сказала она.

Удивленно переглянувшись, мы последовали за ней. В общей комнате мы обнаружили Биссетт, с торжественным видом сидевшую на софе. Матушка уселась рядом, мы со Сьюки остановились напротив.

– Ну, Джонни, – начала матушка, – я знаю, ты всегда говоришь правду. Сьюки когда-нибудь брала тебя в такие места, куда тебе нельзя было ходить?

У меня мелькнула мысль о Хафеме, и, чтобы отвлечь внимание от этого случая, я решительно ответил:

– Да, несколько раз она брала меня в дом своей матери.

– Как я и говорила, мэм, – пробормотала Биссетт.

– А не видел ли ты, чтобы она давала домашним еду, взятую отсюда?

– Ну, – заколебался я, – однажды, но это были объедки.

– Все равно это кража, – ввернула Биссетт. – Она может питаться здесь, это часть ее жалованья. Но, думается мне, из кладовой исчезали не только объедки.

– Что из этого правда, Сьюзен? – спросила матушка.

Сьюки расплакалась.

– Я брала еду домой, мэм, но только из своей порции. Мне было позволено оставлять себе спитой чай, овсянку, кофейную гущу и золу.

– Кто это позволил? – спросила Биссетт.

– Миссис Белфлауэр всегда позволяла.

– На нее уже поздно кивать.

– И часто я не доедала свою порцию, чтобы забрать домой остатки.

– Хорошо, Сьюзен, но ты должна была спросить меня, ты ведь знаешь? В любом случае это очень плохо – брать то, что тебе не принадлежит.

– Хафем, мэм, – шепнула, к моему ужасу, Биссетт.

Сьюки внезапно зарделась.

Матушка обратилась ко мне:

– А теперь, сыночек, водила ли тебя Сьюки в другие места, где тебе не положено бывать?

Я заколебался, но, видя на лице Биссетт торжество и напряженное ожидание, признался:

– Однажды мы ходили в Хафем.

– Я говорила вам, мэм! – воскликнула Биссетт.

– Теперь, Джонни, пусть это было давным-давно и ты был очень маленьким, но, пожалуйста, припомни, случалось ли тебе там с кем-нибудь разговаривать.

Сьюки смотрела испуганно, и я подумал, что произойдет с ее семьей, если она потеряет работу. В конце концов, в том, что я беседовал с Генриеттой, не было ее вины.

– Нет, не помню.

Говоря, я скосил глаза на Биссетт, и меня поразил ее взгляд: удивленный, подозрительный, полный подавленного возмущения и не знаю чего еще. Она как будто знала, что я лгу. Но откуда?

– Не помнишь? – настаивала матушка.

– Помню, что не разговаривал, – ответил я.

Матушка, судя по всему, испытала облегчение.

– Так вот, Сьюки… – начала она.

– Твердость, мэм, – вполголоса подсказала Биссетт.

– Знаешь, Сьюзен, ты обманула мое доверие, а поскольку мне только что пришли плохие новости о деньгах, боюсь, мне придется тебя рассчитать.

– Но они живут только тем, что она приносит, – возроптал я.

– Видите, мэм? – подхватила Биссетт. – Вы кормили из своих запасов всю семью. Неудивительно, что мы с трудом сводили концы с концами и только и делали, что спрашивали друг друга, куда деваются деньги!

– Вы были очень добры ко мне, мэм, – всхлипнула Сьюки. – Я не должна была так поступать, это было нехорошо.

– Поди собери вещи, – распорядилась Биссетт. – И, прежде чем ты уйдешь, я проверю все, что ты возьмешь с собой.

– Не думаю, что в этом есть нужда, – пробормотала матушка, но Биссетт смерила ее строгим взглядом, и она смолкла.

Сьюки накинула на лицо фартук и выбежала из ком-наты.

– Но, Биссетт, – продолжила матушка, очевидно расстроенная предыдущей сценой, – даже за вычетом жалованья Сьюки, у меня теперь не остается денег, чтобы оплачивать ваши услуги.

– Не заботьтесь о моем жалованье. Так или иначе, я от вас никуда не уйду. Даже если вы сможете платить мне не больше, чем платили Сьюки.

Меня удивил ответ Биссетт, в особенности же то, что она таким образом поставила себя на одну доску с презираемой прислугой.

Матушка крепко ее обняла.

– О Биссетт, вы настоящий друг!

– Я знаю свой долг, – строго заключила Биссетт, стоя как камень и не отвечая на объятие матушки.

Ее глаза встретились с моими над плечом матушки.

– Как вы все прознали о Сьюки? – спросил я. – Прошли уже годы, с тех пор как мы ходили в Хафем.

Она слегка нахмурилась и, немного помолчав, отозвалась:

– Услышала в деревне.

Я злобно на нее посмотрел, и в голове моей завертелось множество подозрений.

Когда она вышла, чтобы проследить за уходом Сьюки, матушка сказала:

– До чего же нам предана Биссетт. Я теперь стыжусь, что мне временами казалось, будто она слишком уж корыстна. Она нас любит, это ясно. Знаешь, в прошлый раз, когда я сказала, что не могу больше платить ей сколько прежде и придется ее уволить, она согласилась работать за меньшее жалованье.

В тот же вечер Сьюки отправилась домой, и как там встретили эту новость, я боялся и подумать. Поскольку выше мне неоднократно приходилось признаваться в мыслях и поступках, не делающих мне чести, то позволю себе упомянуть, что уговорил ее принять в подарок два шиллинга и несколько пенсов, которые сэкономил из своих карманных денег. Прощаясь с нею под бдительным оком Биссетт, матушка тоже плакала, но, как я заметил, ухитрилась сунуть ей в руку несколько монет.