Читать книгу На людях. Рассказы - Чихнов - Страница 18

Гараж. Из рабочего помещения «электрики» – ремонтного цеха в глубокой задумчивости, кусая губы, кривя рот, вышел Шурик. Электрик. Косая сажень в плечах. Спортсмен. 31 год. Холост. Ходил он тут с одной, но – так и не женился.

Смена только началась. В гараже Шурик работал с 1976 года. Устроился, как пришел из армии. Начинал учеником. Он все хотел получить высшее образование, три раза сдавал вступительные экзамены – и все не проходил по конкурсу. А годы шли.

Шурик уже весь гараж обежал, но Капустина, технолога (надо было спросить про аккумулятор – заряжать, не заряжать), так и не нашел. У токарей, может. Это было в конце гаража, в пристрое. В гараже было пять токарных станков, два фрезерных. Шурик пошел в пристрой. Капустин стоял с Ярославцевым, токарем, о чем-то говорили. Шурик не знал, подходить – не подходить, стоял в проходе между станками, нервничал, кусал губы. Если бы Капустин был один, он подошел бы, а тут Ярославцев… Насмешник. Шурик не хотел быть осмеянным, да еще принародно. Шурик не стал ждать, когда Капустин освободится, пошел в курилку звонить. Курилка была рядом со слесаркой. В курилке никого не было. Курить еще было рано. В курилке стоял стол, две скамейки, висел огнетушитель. В обеденный перерыв здесь собирался весь гараж. Любителей «забить козла» в домино было предостаточно. Было шумно. Мат. Игра грубая. Шурик не играл в домино: шахматы, шашки – другое дело.

Телефон стоял на полочке, прибитой к стене, рядом с огнетушителем. Шурик снял трубку, быстро набрал номер, откашлялся:

– Здравствуйте! Извините, пожалуйста, можно Валеру к телефону? Спасибо. Ты что не заходишь, не звонишь?! – сердито выговаривал Шурик. – Вчера еще приехал?! Ну ты совсем молодец! Не ожидал я от тебя такого. Хорош друг. Ладно, ладно, не оправдывайся. Я тебя насквозь вижу, что ты за человек. Ну ладно, раз торопишься, не буду тебя задерживать. Пока. Я тебе еще перезвоню.

– А… Ты опять звонишь! – сзади в черном шелковом халате стояла Снопова, кладовщица. Женщина она была уже в годах.

– А что?

– Да, звони, звони, – разрешила Снопова.

Она ничего не имела против звонков, просто все в цехе говорили, что Шурик один только и звонит. Интересно было, как Шурик оправдывался. Он все принимал за чистую монету. Как ребенок. Был подчеркнуто вежлив, не грубил, не то что некоторые.

– Вы, Мария Степановна, уже опоздали. Я уже позвонил, – торжествовал Шурик.

– Да… – деланно улыбнулась Снопова.

– Позвонить по телефону нельзя! Дикость какая-то! – кусая, выворачивая губы, выговаривал Шурик. – Как будто никто, кроме меня, больше в цехе не звонит. Как будто я один в цехе.

– Больше тебя в цехе никто не звонит, – поддразнивала Шурика Снопова.

– … Больше меня никто не звонит! Может, другим некуда звонить, а мне есть.

– А… – понимающе протянула Снопова и пошла по делам.

«Чего лезть не в свое дело? – возмущался Шурик, кусая губы. – Кому какое дело. Нет работы? Если бы не надо было, я бы не звонил! Я никому не мешаю. Не кричу, как некоторые, на весь цех в трубку. Дурость какая-то! Иначе не назовешь!» Шурик пошел к себе, в рабочее помещение «электрики», или, как он называл еще, – в каптерку. Это была небольшая комнатушка, примерно восемь метров на четыре. Справа у стены – стеллаж с приборами, проводами. Небольшой сверлильный станок, тиски. Все было завалено, заставлено. Свободного места мало. Стоял также письменный стол.

Шурик включил радио на стене, сел за стол, с удовольствием вытянул ноги. Были новости. Через неделю из отпуска выходил Сапунов, старший электрик. Осенью еще было три электрика. Фролов рассчитался. Начальник цеха никого на его место не брал, считал, два электрика – вполне достаточно, объем работы у них небольшой. В перерывах между работой и когда мало было работы, Шурик учил французский язык. Хорошо, когда был свой угол. Он уже год переписывался с некой Моникой из Парижа. Она выслала свое фото, он также выслал свое.

Вошел Борисов. Мастер. Невысокого роста тщедушный мужчина.

– Ты чем, Александр, занимаешься? – строго спросил он.

– Как чем! Вы же сами утром дали мне работу. Подключить насос. Теперь спрашиваете, чем я занимаюсь, – Шурик находил поведение мастера более чем странным.

– Насос подождет. Надо будет разгрузить квадраты. Машина подойдет.

– Квадраты так квадраты, – Шурик против ничего не имел. Он уже привык ко всякого рода побочным работам. Редкая смена проходила без разных, не по специальности, работ.

– С Чазовым будешь работать. Он – старший. Смотри, будь осторожней. Куда не надо – не лезь. Лучше перестрахуйся.

– Ну, ну, ну… – затряс Шурик головой, кусая губы.

– Что «ну-ну»?.. Ты слушай! – хлопнул Борисов ладонью о стол.

– Я слушаю, – нараспев ответил Шурик.

– Человек ты ненадежный.

– Почему это я человек ненадежный? – стал Шурик серьезным.

– Ну… ненадежный – и все! – не мог так, сразу, объяснить Борисов: было в Шурике что-то детское. – Жениться за тебе надо.

– Почему мне жениться надо?

– Тебе, Александр, сколько лет?

– 31.

– Ну вот, жениться пора! Ты с матерью живешь?

– Комнату снимаю.

– Да… Сколько же тебе это удовольствие стоит?

– 50 тысяч в месяц.

– Давай женись! Хватит дурака валять!

– Как это дурака валять? – не совсем понял Шурик и желал объясниться.

– Давай иди за тросами. Я уже всем сказал. Зина на улице, – распорядился Борисов и вышел.

Шурик пошел за Чазовым, вышел на улицу. Машины еще не было. На небе – ни облачка. Тепло. Зина, крановщица, сидела на корточках у козлового крана, лузгала семечки, ждала машину. Высокая, крепкая, в теле женщина. Ей еще не было тридцати, но она уже успела два раза выйти замуж, развестись.

Шурик постоял, погрелся на солнце, вернулся в цех. Чазова нигде не было видно. Наверное, в слесарке. В слесарке, как всегда, было накурено. Шурик не курил. Прямо напротив двери, у окна стоял верстак. Была сверлилка, двое тисков. Пашка Корякин за тисками что-то собирал. По правую сторону от верстака стояли три больших шкафа с инструментами и один маленький. Тут же у шкафов – скамейка. Был перекур. Чазов Андрей Андреевич курил. Лучший слесарь. Работал в гараже давно. Шурик подкрался сзади к Пашке, надвинул ему кепку на глаза. Пашка обернулся:

– А, Шурик-жмурик.

– Что делаешь?

– Какая тебе разница?

Пашка был чем-то расстроен. Шурик отошел в сторону, не стал связываться: будь Пашка один, он отчитал бы его за грубость, показал бы, как хамить со старшими. Шурик был на три года старше Пашки.

Шурик подошел к Чазову, гоняя ртом туда-сюда.

– Андрей Андреевич, троса вы взяли?

– Взял.

Шурик, насвистывая, вышел из слесарки. Он еще позвонил Ложкину, приятелю, и пошел на улицу. Зина все также сидела на корточках, грызла семечки.

– Что ты всякую дрянь в рот берешь? – набросился Шурик.

– Ну и что? Не твой рот.

– Ну и что, если не мой? Я, может, о тебе забочусь?

– Заботливый какой, – лениво ответила Зина, разморенная жарой.

– Как видишь, заботливый.

– Где троса? – поменяла Зина тему разговора.

– Какие троса?

– Чем поднимать будешь.

– Не я поднимать буду, а ты, – придрался Шурик к словам. – Я-то как буду поднимать? Мне такой вес не поднять.

– Это твое дело.

– А твое какое дело? – не унимался Шурик.

– Мое – поднять, опустить.

– А если троса плохие? – экзаменовал Шурик.

– Вот и смотри, чтобы троса были хорошие, – устала Зина отвечать.

– А ты?

– Что «ты»?

– Ты должна отвечать, в каком состоянии трос, – не унимался Шурик. – Отстань, а, – взмолилась Зина. – Надоел ты мне.

– Вот так связываться со мной.

Чазов вышел из цеха со спецклещами, специальные клещи – брать квадрат. Машина пришла с квадратами. Квадратов было тонн 20. Работы часа на три. Шурик стоял ждал, что Чазов, старший, скажет.

– Ну что? Начнем! – насупившись, сердито крикнул Чазов. – Я буду на машине стропить, ты – укладывать.

Чазов выгадывал: укладывать квадрат было сложнее, чем стропить, но Шурик не стал спорить. Кому-то надо и укладывать. К тому же Чазов – старший и по годам в отцы годился.

– Ну куда ты?! Майна! – сердился Шурик, когда Зина не выполняла команду, сама опускала груз.

Шурик работал на совесть. Даже самая черная, неблагодарная работа выполнялась им добросовестно. Он не хотел, чтобы кто-то говорил, что он лентяй, такой-сякой. Было душно. Градусов сорок на солнце. Один Шурик сходил бы в цех, остыл, не стал насиловать себя, а в бригаде – надо работать. Уйти – это было бы неэтично, не по-товарищески. Час работы – 10—15 минут перекур. Но час еще не прошел, и надо было работать.

– Перекур! – вот наконец подал команду Чазов.

Бригада распалась. Чазов пошел в слесарку. Шурик пошел к себе, в каптерку. Через десять минут он вышел из цеха. Зина сидела в тени у крана, но, похоже, никуда не уходила. Разгрузку квадрата можно было ускорить. Стропить по несколько штук, Шурик в каптерке думал об этом. Времени зря не терял. Прошло минут пять. Чазов все не выходил. Непорядок. Шурик пошел вдоль крановых путей, попинал шпалы, он все думал о своем предложении, как быстрей разгрузить квадрат. Это было бы здорово! Чазов вышел из цеха. Он что-то напевал вполголоса.

– Андрей Андреевич, – подошел Шурик, кусая губы. – Можно быстрее выполнить работу. Взять троса, выгружать пачкой. Экономия времени.

– Нам не нужно пачкой! – сказал как отрезал Чазов. – Клещами оно безопасней. Тише едешь – дальше будешь.

Шурик догадывался, почему Чазов не захотел работать с тросами: невыгодно было быстро. Чазов хотел до обеда протянуть с квадратами. А может, он оттого отказался работать с тросами, что не он это придумал. Обидно.

– Ну куда ты?! Зачем опускаешь? Будет команда – тогда и майнуй! – злился Шурик. – Твое дело – исполнять команду, – уже спокойней продолжил он. – Что я тебе скажу, то ты и должна делать.

– Что такое? – забеспокоился Чазов, вытянув сухую, жилистую шею.

– Да ничего, – отмахнулся Шурик. – Все нормально.

– Ну, значит, будем дальше работать, – для себя вполголоса ответил Чазов, обливаясь потом.

Вчера он перебрал со спиртным, был на дне рождения у сына. Не помнил, как и до дома дошел.

– Давай покурим! – психанул Чазов, закуривая.

Еще надо было работать, час не прошел. Шурик только разработался – и перекур. Чазов – старший, командир, его слово последнее.

Чазов не пошел в цех, сел в тени у стеллажей на доски. Шурик лег на доски, вытянулся во весь рост. Отдыхать так отдыхать, чтобы с комфортом, закрыл глаза.

Он думал, как хорошо было бы съездить во Францию, а то и жениться на француженке. Вот тогда бы он утер нос Ярославцеву-насмешнику, мастеру.

– Вставай давай! Чего лежишь? – совсем рядом прошипел Чазов. – Тут вон начальство ходит.

– Ну и что? Пусть ходит.

Шурик все же поднялся. Он никак не мог понять, почему нельзя лежать. Какая разница – что сидеть, что лежать. Перекур. Кому какое дело? Нельзя звонить, нельзя лежать… Лагерь какой-то. Прошло 15 минут. Чазов все сидел.

– Пойдем работать? – не выдержал Шурик. – Если бы стропили, давно бы закончили, – на всякий случай добавил он.

Чазов ничего не ответил. Зина пошла на кран. Еще один час работы. Последний. Чазова мутило, в горле все пересохло, мучила жажда. Шурику все было нипочем, работал легко, играючи. Молодой. После работы, когда машина уехала, Шурик еще сделал гимнастику, размял не задействованные в работе мышцы и пошел в цех. В цехе он позвонил Витьке насчет баскетбола, напомнил, что завтра игра, потом нашел Капустина, предупредил, чтобы пока не включал ножницы, надо смотреть. В каптерке Шурик включил радио. Генка, токарь, ввалился. Невысокого роста, коротышка. Бойкий малый.

– Чего надо? – строго спросил Шурик.

– А тебе чего надо?

– От тебя мне ничего не надо, – спокойно ответил Шурик. – Что с тебя возьмешь.

– …Кроме анализа, – усмехнулся Генка.

– Это ты про себя говоришь? Ну ладно. Чего надо? Зачем пришел?

– Дай денег.

– Извини, ничем помочь не могу. Сам без денег. Ты дома так же врываешься, как ко мне?

– Так же.

– Ну тогда с тобой все ясно…

– Надо идти болты точить. Срочно.

Генка ушел. Был уже обед. Шурик с Комаровым пошли в столовую.

После обеда Шурик взял у Пашки ножовку по металлу распилить трубу, вытащить старый кабель, пропустить новый для насоса. Полотно было старое, беззубое, да и пилить было неудобно, труба была у самой стены. Шурик сломал полотно. Можно было отрезать трубу резаком. Надо было Топоркова просить. Человек нудный. Грубиян. Эти его глупые вопросы: зачем, почему? Не любил так Шурик. Он не для себя старался, для производства надо было. Топоркову было на все наплевать. Шурик кусал губы, нервничал.

Топорков сидел в курилке. Работы у него было мало, случалось, что и по полсмены сидел, скучал. Шурик хотел было по-хорошему:

– Володя, трубу надо отрезать.

– Иди режь! Что я тебе – не даю? – усмехнулся Топорков.

– Там ненадолго. Я ножовкой пилил. Полотно сломал. Надо резак.

– Бери. Знаешь, где стоит.

От такой наглости Шурик так сразу не нашелся, что ответить, угрожающе заводил ртом туда сюда.

– Володя, ты мне трубу отрежешь? – поинтересовался Шурик. – Что тебе, трудно сказать?

– Ты говоришь, что тебе резак надо. Бери.

– Мне нужен ты – с резаком. Трубу отрезать. Кабель протянуть для насоса. Понял?

– Нет, – притворялся Топорков, разыгрывал комедию.

– Ну что, мне идти к мастеру? Идешь? – последний раз спросил Шурик.

– Сейчас приду. Дебил несчастный. Идиот! Засранец! – громко ругался Топорков.

В туалет Шурик ходил не чаще других. Последнее время «по-большому» он все больше дома ходил.

Когда Топорков отрезал трубу, Шурик выговаривал:

– А ты ругался. Работы-то на пять минут. Раскричался.

– А пошел ты!

Шурик не понимал, отчего Топорков злился. На работе – не дома. Надо работать. Шурик не для себя старался.