Читать книгу Истоками расшитые, начала воздающие - Дарья Филипповна - Страница 5

«Многое на земле от нас скрыто, но взамен того даровано нам тайное сокровенное ощущение нашей связи с миром иным, миром горним и высшим».

Радостью отринутых, образ голосов

Мудростью отринутые, тени дальние омывали стены опустевших городов. Малодушием заложенная кладка основания их, стены год за годом, все глубже погружала в пепел иссиней пустыни. Ни единым звуком, себя не выдавала в опустевшем городе – радость непредельная.

Радуйтесь! Возрадуйтесь!

Но, мира лишенные, покою на отдание душу половшие, сердцем скрепили в шепоте – песню городов.

Мудростью отринутые, не знавшие лучей, опаленных жемчугом самого раннего солнца – не знали иной смелости, как только истинности плода отрицания; и набухали грозди гранатовых ягод, и разливались соком по желтым мостовым, связующим как нитями – весь мир, в тугой клубок.

То радостью отринутых, не знали звучания голоса, добровольно одарившие весь свет – лишь образом, своим знамением.

Вкушенным любопытством

Бессилен тот, кто должен в молчании своем – найти один источник, к которому не знают дороги и прежде возвышавшие свой горб – мосты, сталью скрепленные.

Лети! Лети! Лети!

Но силы их способны – лишь ветра передать одно поползновение – гроздями гранатовыми, правдой – элексир составляя крепкий.

Лети! Лети! Взлетай!

Но крылья его были – два взмаха против ветра; и радость обладания их утоляла жажду, преисполняя сердце налитым жемчугом. Солнце для них светило – совсем другим, неласковым, но глубоким светом.

Бессилен тот, кто повесть концует, не начавши; листом нетронутым, точка не поставлена.

А радость! Радость бессильных – велика!

Так ограничен мир, подобием величия, с севера на юг – единым диском золота, сетями отражений, клубом паутины, протянутой с небес – знамения вкушенным любопытством.

К высотам земного покрова

Река бурлила, поглощая радость радостей – то было воздаяние смелости проявленной; она не знает милости, нитями жемчужными быть возвеличенной.

Но радость, то – узор, соткать который может лишь только одной породы веретено.

Отлитое смирением, оно было острее отточенного лезвия; но тише, чем ручей, оно вливалось в суть, достигая истины – но дальше?

Река бурлила, отторгнув семь щедрот – то были плоды самих – изобилия, власти и славы. Но к чему они, шипящим водам, памяти не знающим, а мчащимся вперед – не от, а чтобы – солнцу угодить.

Река бурлила и шипела непокорною водой; а радость достигала – все большей высоты земного покрова – в знамении своем.

Вне света полуночных маяков

Но дорожки пройденные, сплелись в тугом лабиринте, следы в его тоннелях свистели сквозным ветром, играли синим пламенем – но не знали солнца. Одинокими героями, скитались по дорожкам путники, лишенные награды, как полуночных маяков.

Исступленными путями, по пескам иссиним, были выращены рукотворно – истории спрашующих. В надежде, что смотрящий – увидев их единожды – сотрет их навека, ответы обретя на молчаливой радости – вопросы.

То в стенах лабиринта – знамения таились небеса.

Радость от сближения молчания с концами

Но радостью расхоженной двенадцатью шагами – великих, неподобных прежних, эхом отозвавшихся в мире для уверенных, могучих, полных сил.

Меч, подобной тяжести, которой мир не ведывал, отражал в своем остром сечении – весь сердечный страх. В людей и лица стирались в образах, подобных снам – оборванным в тяжелой полночи медовым светом.

Он был прекрасен: юноша, улыбкой ловящий полумесяц; одной рукой держал он траву иссохшую, закошенную серебряным серпом – реки молочной воды то полировали глину, обращая в сталь склоны берегов.

Он был одинок; в глазах его усталость таила свет бездумный. Тень его лица омывала берег васильков, склонившихся в блаженстве тихой ночи; под занесенным мечом не трепетали травы – но радость от сближения молчания с концами – надеждой порождала в знамении – истинный свет.