Читать книгу Истоками расшитые, начала воздающие - Дарья Филипповна - Страница 7

Всполохом неусыпаемым

Стоит ли, изъеденным тысячами удовольствий, еще тлеющий, но уже всполохом последним воскричавшим огонь – радости от встречи с искрящим очагом горнего мира?

Светом невечерним, как в бездонном колодце созвездий тонет темное небо, отринутый очаг горел, не желал сгореть.

В мире, по самой земле, исколесованной тройками нерассказанных историй историй – ступающий под солнцем, чистым родником омывает град хрустальный ночного полотна. Рассказчик, нить теряющий, не знает повести мотива – так же, потухающий огонь не найдет пристанища в порту путеводных свечей.

Но ищет, все же ищет, всегда ждет надежды ласковый прием.

И столь его стремление небесам похвально, что в самой темной памяти – делит на двоих он – всю радость и все горе. Такому не родиться равному огню – и тлением извечным, он держит выше памяти, выше всякой радости – одно произволение, делимое двоим.

Всполыхнуть – и не подняться ввысь – лететь наземной птицей; не зная ни в чем крайности, обрамляя берега времен, сводящих корабли историй, не знающих конца.

Птицей неопознанной, радостью опущенной к сводам тишины – ворваться в миир неузнанный, мир горечью построенной, и рвать на мечты – полотно единое покрова надо всеми.

Самостью закланные города – опустошались ранними, низкими восходами; где каждый – за себя – гордыни цветен плод.

Но жители прекрасного, руками возведенного, радостью умытого желтого моста – белыми полотнами, сотканными волею к друг другу состраданию, ловили в свои сети – все новые потери все больших городов, остужая гордость в белизне деления доверием – любви.

Усталости не слушая, они боролись за каждый образ мира подгорних долгих бед.

Они стремились к единственному защитнику, одним произволением наполняя души светом безвидных нитей жемчужных полос недосягаемых высот – они стремились к радости, опередившей знание, к началу безначальному, к истине самой – лицу.

Всполохом потерянным, усеянной дарами долгою дорогою – расположился лик, достигнуть которого было невозможно, но и смотреть в лицо – было невозможною дерзнованной радостью.

Всполохом единственным, словом не оставленным, радостью отринутый, восставал восход; то была не битва света и ночи – но в пламени неусыпаемом их было слияние.

Не поднимаясь к свету, не пренебрегнув волею, всполохом земля возгордилась к выси горнего хребта.