Читать книгу 1982, или Дожить до весны - Дарья Протопопова - Страница 5

Пионы нравятся многим. Их любят за их пышные, как юбки у придворных дам, соцветия. Их белые, розовые или бордовые лепестки похожи на смятую чьей-то артистичной рукой папиросную бумагу; их аромат – как пуэрильное подражание солидной розе. Люди покупают пионы в цветочных магазинах, когда они еще не распустились, и ждут, когда их бутоны лопнут и наружу выльется ароматное, пьянящее глаз великолепие.

Для Киры пионы были не просто цветами, а символом начала лета, начала каникул, начала дачного сезона и – начала подготовки к ее дню рождения. Пионы, купленные в магазине, даже если они были свежи, казались Кире омертвелыми и ненастоящими: она любила пионы живые, распускавшиеся на необрезанном кусте крепких зеленых стеблей. Иногда сильный июньский дождь прибивал тяжелые цветы к земле, и распустившиеся комья розовых лепестков опадали, но на следующий день дачный сад обсыхал и на выправившихся стеблях качалось новое племя бутонных шариков. На даче в Ситенке никто, кроме Киры, цветами не интересовался, не наблюдал за жизненным циклом неприхотливо росших пионовых кустов, и поэтому Кире казалось, что они распускались специально для нее, в подарок к ее очередной годовщине. Вообще из-за того, что Кирин день рождения приходился на лето, ей никогда не хотелось никаких особых поздравлений: само лето казалось самым щедрым и радостным подарком, который только можно было себе представить. Поэтому – и еще из-за неискушенности рядовых советских детей в области праздников – Киру нисколько не огорчило, что на ее четвертый день рождения роль именинного десерта на дачном столе выполнил бублик, украшенный четырьмя маленькими свечками. Кира была счастлива: она любила бублики, любила свечки, любила свежесрезанные специально для нее пионы и, наконец, любила быть виновницей торжества. За столом вместе с Кирой сидели улыбающиеся взрослые – дедушка (отец Кириной мамы) Георгий Степанович, Евгения Михайловна и Кирины родители, Анатолий и Любовь. Кира не скучала в этой компании взрослых. Они по очереди задавали ей вопросы, она задавала вопросы им, спела на «бис» свою любимую песню про чибиса, а потом, после долгого чаепития, удалилась в сад, выгуливать свою куклу Варвару. Кирины родители считали, на китайский манер, что Кирин день рождения – это их праздник. Была бы на то воля Кириной матери, она бы вообще отмечала этот день одна на кухне, в тишине, но в июле эту мечту сложно было осуществить: дача была не ее, и уединиться на кухне не получалось. Недостижимое одиночество Кирина мать компенсировала своими коронными воспоминаниями. В памяти семьи она воскрешала тот день, когда ее повезли в Грауэрмана, и как Кирин отец ждал под окнами родильных палат, и как Киру принесли домой (вернее, к бабушке и дедушке со стороны отца, у которых тогда ютились недавние молодожены). Принесли, распеленали и поразились тому, какая Кира была, цитируя ее мать, «синяя». На этой эмоциональной кульминации ностальгического попурри Любовь Георгиевна умолкала.