Читать книгу Сын Эльпиды, или Критский бык. Книга 1 - Дарья Владимировна Торгашова - Страница 12

На другой день Поликсена предложила мне опять прогуляться к руинам кносского дворца. О нашем объяснении и тайной клятве мы не вспоминали – по молчаливому сговору.

– Но ведь мы уже видели этот дворец! Я хочу взглянуть на другие! – воскликнул я с невольной досадой. Не век же мне гостить на Крите!

Поликсена посмотрела мне в лицо… потом, зардевшись, отвела глаза.

– Другие минойские дворцы подобны этому, только меньше… и они раскиданы по всему острову, – ответила она. – Ты же знаешь, как он велик! Отец не отпустит так далеко ни меня, ни тебя.

Что ж, это было разумно.

Поликсена улыбнулась.

– А в моем дворце ты еще много чего не видел, поверь мне.

«В моем дворце», ишь ты! Маленькая царевна без царства! И ведь я так и не сказал ей, что являюсь прямым потомком Поликсены-старшей и наследником ионийского трона… а сама девочка этого и не подозревала, как выяснилось вчера. Каждый из нас до сих пор знал лишь часть всей правды.

– Ну хорошо, – уступил я. – Идем.

Поликсена спросила разрешения у отца и явилась, сияя радостью, – в зеленом сборчатом хитоне с рукавами, которые прикрывали те же, что и вчера, серебряные запястья. Волосы она скрутила низким узлом на затылке. Ей шли любые наряды и прически.

Заметив, как я поглядываю на нее, моя суженая залилась краской.

– Наверное… Наверное, нам и в самом деле неразумно будет дальше видеться наедине, – сказала она с запинкой. – Но это в последний раз!

Я улыбнулся.

– Как скажешь. Здесь ты хозяйка.

Мои великодушные слова привели ее в восторг. Как приятно было радовать ее – даже если бы мы не дали друг другу обещание, все равно!

Поликсена показала свою поясную сумочку и похвасталась:

– У меня тут целый обед! Мы можем опять бродить хоть до вечера!

Я нахмурился: вот этого не стоило делать. Пусть даже одну такую прогулку со своей юной дочерью Критобул мне простил, злоупотреблять его доверием не следует. Но я промолчал – решив, что на сей раз сумею заставить Поликсену вернуться вовремя, если даже она сама не будет считать часы.

Мы с Поликсеной вышли, держась на расстоянии друг от друга… потом, когда дом моряка скрылся за кустами, взялись за руки; но скоро нам стало неловко, и мы их разняли. То, что кажется самым желанным и правильным в одно время, в другое время вызывает только стыд.

Мы шли молча, только иногда поглядывали друг на друга и улыбались. Потом Поликсена снова опередила меня – как видно, ей очень понравилось быть проводницей в своих тайных владениях.

Мы опять прошли между огромными красными колоннами и остановились посреди зала. Поликсена смотрела на меня и улыбалась, как будто хотела приятно удивить меня – или себя.

– Знаешь, что я тебе сейчас покажу? Это я сама нашла!

Конечно, я не знал. И тогда моя нареченная подошла ко мне и взяла за руку.

Она молча повела меня через анфиладу нарядных и светлых дворцовых покоев – мне казалось, что в каких-то из этих залов мы уже были вчера; но я мог и обознаться. Они были так похожи и так хитроумно соединены между собой! Потом мы свернули направо; потом еще раз направо; затем налево – и остановились перед лестницей, ведущей под землю.

Каменные ступени были стерты множеством ног – неизвестно, в древности или уже в наши дни; и большая часть лестницы терялась во мраке.

– Нам туда! Не боишься? – спросила моя Ариадна, улыбаясь.

Я тряхнул головой.

– Нет!

А ведь у нас даже не было факела…

Но тут Поликсена огляделась и, подойдя к стене справа, присела, что-то ища. А потом воскликнула:

– Ага! Есть!

Она поманила меня.

– Вот четыре факела – а еще кресало, кремень и трут. У меня здесь сложен запас. Ты умеешь разжигать огонь?

Я пожал плечами.

– Спрашиваешь!

По правде говоря, я лишь однажды наблюдал, как это делает отец. Но, конечно, не мог ударить в грязь лицом. Мне удалось высечь искры только с четвертой попытки – и наконец я запалил костерок у стены.

Поликсена захлопала в ладоши.

– Молодец!

Я засветил первый факел и с торжеством вручил ей. Потом зажег другой, который взял сам, и потушил трут. Но когда девочка уже хотела начать спускаться, я не сдержался и спросил:

– Так ты и вниз одна ходила?

Она сверкнула зелеными глазищами через плечо.

– Сначала с отцом. Мы с ним оставили тут факелы. А потом я, взяв огонь, побродила в подземелье одна… и кое-что нашла.

Она стала спускаться, и я – за ней. Мрак сгущался: скоро единственными источниками света остались наши факелы. Когда лестница кончилась и мы пошли по коридору, мимо огромных пустых кладовых, я услышал отвратительный крысиный писк и топоток маленьких ног – обитатели подвала разбегались, потревоженные вторжением людей.

Я передернулся; и увидел, как напряглись худенькие плечи Поликсены, идущей впереди. Она тоже превозмогала страх и омерзение перед этим местом. Но, должно быть, ее ожидала поистине драгоценная награда!

Наконец она остановилась на пороге одной из комнат.

– Гляди!

Она посветила факелом вперед.

Я невольно ахнул.

– Ничего себе!

Впереди, вдоль дальней стены, были выстроены в ряд высокие голубые фаянсовые кувшины с белым рисунком: что-то вроде морских цветов или водорослей. Я насчитал восемь штук. Вдоль правой стены были сложены сосуды поменьше – расписные трехцветные ритоны с изображениями бычьих и конских голов, вроде тех, которые держали юноши на фресках.

Уже сами по себе эти сосуды представляли большую ценность. Но Поликсена дала понять, что это еще не все.

Она подвела меня к третьему справа голубому фаянсовому кувшину.

Я наклонил факел и увидел на дне тусклый серебряный блеск.

– Древние деньги, – глухо сказала Поликсена. – В виде брусочков. Я не знаю, сколько это будет в пересчете на нынешние драхмы… но, наверное, много.

Я усомнился, что особенно много; тем более, что остальные кувшины оказались пустыми, как я проверил. Но Поликсену, конечно, можно было поздравить с такой находкой!

– Ты кому-нибудь об этом сказала? – спросил я.

– Нет, – Поликсена покачала головой. – Это будет мое приданое. Когда ты посватаешь меня.

После этого она сама поторопила меня – мы быстро покинули холодное неуютное подземелье; а потом Поликсена привела меня на тот двор, где вчера мы так много сказали друг другу.

Мы перекусили, сидя на ступеньках: Поликсена взяла с собой тонкие белые лепешки, в которые были завернуты ломти сыра с зеленым луком, и пару яблок. Еду мы запили простой водой.

Я видел, что теперь Поликсене, как и мне, не хочется здесь задерживаться; и порадовался. Но когда мы встали, девочка вдруг сказала:

– Погоди.

Она положила руки мне на плечи и попросила:

– Поцелуй меня.

Сердце мое чуть не выскочило из груди. Но я не ощутил того, что вчера, – пугающей звериной страсти, с которой я мог бы не совладать; я испытал священную радость единения… Как будто боги уже благословили наш союз. Я склонился к Поликсене и коснулся губами ее приоткрытых от нетерпения горячих уст.

Потом я велел:

– Идем домой.

На сей раз она безропотно подчинилась, и мы направились к выходу из дворца. Я еще затруднялся в поиске пути, но Поликсена больше мне не подсказывала; и кончилось тем, что мы выбрались наружу с противоположной стороны, там, где в стене зияла большая брешь.

Мы вернулись домой довольно рано. И я сразу пошел к хозяину, который оказался у себя, – сидя за письменным столом, Критобул проверял какие-то счета на глиняных табличках.

Я вежливо кашлянул и окликнул его; и миноец сразу повернулся ко мне.

– Что ты хочешь сказать, Питфей?

– Я хочу… поблагодарить тебя и сразу рассчитаться, господин, – ответил я. – С твоего позволения, я задержался бы у вас еще на день или два… я хотел бы побывать в самом городе и побродить по рынкам. Я заплачу заранее, чтобы между нами не было недоразумений.

Мореход несколько мгновений смотрел на меня, прищурившись… как будто знал, что я хочу получить из его дома гораздо больше, чем смею сказать; но потом невозмутимо кивнул.

– Как пожелаешь, мальчик. Давай сочтемся.

Он взял с меня самую скромную плату – но все же взял, чтобы я не чувствовал себя нахлебником и обманщиком.

– Я уже нашел для тебя корабль, на котором ты можешь добраться до Египта, – сказал он, как бы между прочим. – Он отходит как раз послезавтра.

Я снова поблагодарил его. И мне показалось, что Критобул понял все о наших с Поликсеной прогулках… Это был умный человек.

На другой день я с утра пораньше отправился на кносский рынок – но теперь уже один. Критобул сам показал мне дорогу.

– Надеюсь, найдешь то, что тебе понравится!

Мне самому ничего не было нужно; однако я долго выбирал подарки матери и Гармонии. В конце концов, я купил Эльпиде большую красивую шкатулку для хозяйственных надобностей, а сестре синие стеклянные бусы. Ничего, что напоминало бы о минойском владычестве, я в торговых рядах не увидел – обычный греческий рынок, такой же, как у нас в Линде. И преобладали в Кноссе действительно рослые греки-дорийцы, в привычных глазу строгих хитонах и гиматиях.

Сделав эти покупки, я не ушел. Осталось выбрать подарок той, которая возлагала на меня самые большие надежды…

Поликсене я купил пару браслетов – из переливчатого красно-зеленого сердолика.

Моя невеста очень обрадовалась подарку – и протянула тонкие руки, чтобы я сам застегнул браслеты: как будто просила надеть ей оковы.

Но затем вдруг серьезно сказала:

– Ты должен дать мне еще кое-что.

Я растерялся; а потом увидел, что она уставилась на мой оберег. Я вспылил.

– Ты что! Это же дар моей матери, я семь лет ношу его не снимая!

Глаза девочки так и вспыхнули при этих словах. И она не отступилась, услышав, как дорога мне эта вещица.

– Ты должен отдать мне его на хранение. Как ты не понимаешь? Это солнцебык, бог минойцев… и он привел тебя сюда, ко мне! Пусть останется у меня, пока ты не вернешься… твой бык будет по-прежнему оберегать тебя, и его сила только умножится.

Она накрыла своей рукой мою руку, которой я пытался защитить фигурку быка; а потом мягко разжала мои пальцы.

– Это будет самая моя большая драгоценность, Питфей.

Вдруг мне стало совестно. Я не мог отдать Поликсене эту подвеску – такую безделицу, в конце концов… а она отдавала мне все свое существо!.. Я был еще молод для брака – но понимал, как много брак значит для женщины.

Я благоговейно снял свой амулет – и хотел надеть на шею Поликсене; но она отвела мои руки.

– Нет, это только твой хранитель. Я положу его в шкатулку, под замок.

На другой день я отправился в путь. Я так ничего и не сказал Критобулу и его жене… я понимал: если Поликсена сочтет нужным, она признается сама. У нас было впереди еще несколько лет, чтобы созреть для брака: и я намеревался сдержать свою клятву верности.

Критобул проводил меня в порт и сам посадил на корабль, который шел до Навкратиса. Я помахал ему, вглядываясь в берег, – и стоял у борта, пока невысокая фигурка в голубом одеянии не пропала из виду. Но когда я перестал различать лица в толпе провожающих, то испытал облегчение.

Это одиночное плавание уже не было для меня в новинку; и теперь я не думал о том, чтобы тешить своим искусством матросов и гребцов. Мои мысли долго занимала Поликсена, дочь персидского военачальника, – и сладостное, будоражащее душу предвкушение нашего с нею будущего.

Лишь иногда я ощущал пустоту в груди – там, где всегда висел мой золотой бычок; и непроизвольно ощупывал грудь. Как будто Поликсена взяла у меня в залог мое сердце! Что я скажу матери, когда она спросит, куда я подевал ее дар?..

Только правду. Иного не дано!

А потом я начал думать о Египте и о моем друге, к которому теперь плыл. В его жизни, наверное, тоже столько всего произошло за эти годы!

Я сошел в Навкратисе – и там почти безбоязненно остановился в знакомой гостинице. Исидору или его родителям я писать не стал: лучше было поостеречься.

Я нанял лодочника-египтянина, сносно говорившего по-гречески, – он взялся отвезти меня до самого Коптоса: хотя подозрительно посматривал на меня, узнав, что чужеземец собрался путешествовать так далеко на юг. Однако я обещал щедро заплатить. И я не боялся этого человека: потому что он был один против меня, с моим отягощенным посохом…

Мы плыли много дней – я изнывал от зноя и нетерпения. И, наконец, мой перевозчик сказал, что близится Коптос.

Увидев знакомые кубические и пирамидальные дома, правильные искусственные сады пустынного города, я был счастлив. Как будто вернулся в страну детства! Я быстро расплатился с лодочником и, подхватив свою котомку, выпрыгнул на берег.

Дом моего друга я отыскал сам. И там меня ждало сразу несколько потрясений.

Исидор еще не женился, как я опасался, – но когда он вышел ко мне, я сперва принял его за жреца. Он превратился в высокого и привлекательного юношу; но теперь голова его была выбрита, и брови тоже, на лице – никакой краски. И на нем были непривычные синие одежды.

Он очень удивился и обрадовался, узрев меня; бросился ко мне, простерев руки, как бывало… однако тут же возобладала привычка к сдержанности, приобретенная годами.

И я догадывался, что означает синий цвет его платья…

– Ты один? – спросил я. – Где бабушка и твой отец?

Лицо Исидора омрачила глубокая тень.

– Они оба готовятся отплыть на Запад, – ответил молодой египтянин. – Я теперь в трауре по отцу и по матери, брат.

Он положил мне руку на плечо.

– Хорошо, что ты приехал.