Читать книгу Роковое клеймо - Delia Ree - Страница 13

2012 год

«Нет, не часто буду я видеть подругу потом, пока наши дороги и вовсе не разойдутся на многие годы.

После моего дня рождения, Амангельды пропал на какое-то время и я было уже успокоилась, воображая, что может он передумал, заболел и хорошо бы вовсе умер. Прости, что пишу такие вещи, но что я, девчонка, могла еще думать. Я боялась, элементарно боялась еще неизвестной мне жизни.

Но однажды Амангельды приехал. Привез много гостинцев, особенно любил мою младшую сестренку Санию. Ей тогда только исполнилось двенадцать лет. Для нее он привозил особенные угощения, яркие книги и даже куклу. Я видела, как млеет от такого внимания мама, как она смотрит на Амангельды, а потом переводит взгляд на меня, будто говоря глазами, ну видишь вот он какой добрый и хороший.

В этот приезд он попросил разрешения прогуляться со мной. Как же мне было дико стыдно, на виду у всего аула, идти рядом с этим человеком. Но проглотив свои эмоции, понимая, что все равно не выкручусь из этой ситуации, я собралась.

Мы шли долгое время и просто молчали. Я понимала, что это прогулка окончательно свяжет меня с ним, потому что так делают женихи, чтобы поговорить о будущем, о предстоящем тое.

Но разговор все как-то не клеился. То ли он не мог подобрать нужных слов, украдкой поглядывая на меня, то ли специально тянул время, чтобы понять какая я. Мы прошли большую часть пути и добрались до самой окраины, когда вдруг Амангельды остановился и повернулся ко мне. Он еще какое-то время молчал, изучая мое лицо, от чего мне становилось еще больше не по себе. Но видя мое смущение, он, наконец, начал говорить.

Правда, не о свадьбе, а стал рассказывать о себе. Что женился рано, была у него прилежная жена, умерла от долгой болезни. Что раньше он был беден и едва сводил концы с концами, чтобы прокормить семью, а наша семья, мол, большая, как его, напомнила Амангельды о тех тяжелых временах. Вот он и решил устроить отца на хорошую работу. Говорил, что я сразу понравилась ему своей особенной добротой и нежностью. Мол, мой возраст его не смущает. Когда люди уважают друг друга и понимают, разница в годах не имеет значение. Говорил что-то еще об этом, но я воспринимала его слова, как-то издалека. Мне было многое не понятно. Не знала я, что нужно говорить в ответ, от того больше молчала, глупо краснея и автоматически кивая головой, как манекен, на который вешали кучу непонятных и бесполезных вещей. Может я еще не повзрослела тогда, пропуская важные слова и перебивая их мыслями о чем-то совершенно другом. Вот моя подруга, наверное, за словом в карман не полезла. За те полгода, что мы не встречались с ней, она, конечно, сильно изменилась и даже заметно повзрослела, в отличие от меня. Мне помогали сказанные ею слова, мол, Амангельды нужна надежная и верная женщина и это я.

Еще он рассказывал, что стал много работать, разводил лошадей. Вначале было трудно, даже один год был падеж скота, но он не отчаялся и снова занялся этим делом и вот на тот момент, уже управлял несколькими пастбищами, где помогали его сыновья.

Мне было неловко взглянуть ему в лицо. Оно не было неприятным, может даже напротив, но для меня этот взгляд проницательных глаз, был тогда хуже всего, так, словно он цеплялся за мои мысли и хотел знать точно и наверняка, что же я о нем думаю. А я о нем старалась не думать, вернее, так получалось, что я больше мечтала о том, что скоро приедет брат, что я должна сделать по дому, обо всем кроме этого человека.

Но Амангельды продолжал рассказывать про свой дом, мол, не хватает ему доброй и хорошей хозяйки. Спрашивал меня, о чем я мечтаю, но что я могла сказать? Что не хочу замуж, а желаю больше всего на свете стать медсестрой?

Еще немного прогулявшись, мы вернулись домой. Амангельды о чем-то поговорил с папой и уехал, попросив разрешения уже у меня вскоре снова приехать.

Следующего приезда я не ждала с прежней пыткой. Стала спокойней. Помогала в этом конечно Айгуля, навещая меня и успокаивая. Да и разговора о моем женихе, мы почти не заводили, были более важные темы, а главное веселые и беззаботные, где царила искренняя радость и счастье. Хотя между нашими беседами, подруга нет-нет да, поучала меня жизненным хитростям, чему я не переставала удивляться.

А приехав вновь, Амангельды привез мне подарок, серебряный браслет своей мамы. Мне никогда не делали таких подарков и не разговаривали так, как это делал он. Жаль только, что в силу своего возраста, я принимала сухую учтивость за доброе отношение и нежность.

Он был, конечно, мягок, но как-то скованно, будто эта роль давалась ему тяжело, так словно на самом деле он никогда и ни с кем себя так не вел.

Мы снова гуляли, я больше молчала, пока он строил, именно строил нашу будущую жизнь. Заявляя об этом так, словно она должна быть как по расписанию. Я воспринимала все только в своем понимании, потому что в моем представлении был только один образец семьи – это там где я жила, с родителями, братьями и сестрами. Ну а у Амангельды был свой строгий уклад, где он диктовал всю жизнь всем до самых мелочей. Но об этом я узнала гораздо позже, перешагнув порог его дома.

В то свидание мы еще немного походили вместе, а на прощание он поцеловал меня в щеку. Это было непривычно, но и не вызывало во мне отвращения. А потом Амангельды сказал, что свадьбу удобно будет сыграть в конце лета. В этом мы совпали, мне очень нравился август, когда не так палит солнце, но еще тепло и хорошо. Вскоре мы с мамой и Бахыт поехали в город выбирать платье. По-девичьи я была счастлива только от того, что могу сама ходить по магазинам и выбирать наряд на собственный вкус. Но это только мне так казалось. Мама с грустью в голосе и глазах, посоветовала выбирать скромный и не дорогой наряд, который бы соответствовал моему жениху. Было очень обидно, но разве я могла перечить?

Не хочу описывать сватовство и свадьбу. Скажу только, что все было весьма скромно, как и мое платье. И только потому, что Амангельды уже не молодой парень, он вдовец, отчего свадьба не имела смысла быть яркой и громкой. Вот именно, а зачем же учитывать то, что для меня молоденькой девочки все это было впервые!?

Но это был первый и яркий пример того, где было мое место»…

2012 год

…Марат провел пальцем по сморщенным складкам бумаги. Каждая строчка сейчас давалась с трудом. Смятые, разорванные листы, склеились не везде ровно, от чего приходилось местами останавливаться и вдумываться в смысл текста. Но труднее всего было воспринимать эту правду. Он откинулся на спинку стула, покрутил в разные стороны письмо и задумался.

Разве возможно такое? В нашем современном обществе? Ну, пусть это было около сорока лет назад, все равно, не средневековье же! Он поднялся с места и заходил по кухне. Сейчас было важно понять, уложить все это в голове.

Марат присмотрелся к следующим строчкам, ломая голову над зажатыми буквами в разодранных складках послания.

Чертова кукла Рита! Неугомонная стерва!

Марат выругался на выходку Риты, которая порвала письмо в порыве гнева.

Он вспомнил ее разлохмаченные пряди, как она демонстративно вытянула руки, поджала губы, будто это ей помогало, остервенело разрывать единственную связь между матерью и им…

Марат встал возле окна. Дождь почти прошел. Совсем по-летнему разбушевавшись, прогоняя людей и сбивая дорожную пыль, он стремительно скрылся где-то в закоулках.

Края крыш еще всхлипывали редкими каплями, срывались в свинцовые лужи и разочарованно тонули в них, превращаясь в единую жидкость где-нибудь на тротуаре или в забытом уголке города.

Только холодная сырость напоминала, что это осень. Всего лишь сезон, отгородивший воспоминания солнечного тепла, от долгих морозных месяцев непроглядной белизны снежного покрова зимы. Но в ней была своя своеобразность и редкое мгновение чего-то дорогого и важного на всю жизнь.

Марат всегда вспоминал эту неудержимую морозную дурь детства, когда летишь на улицу не разбирая преград, когда бесишься до тех пор, пока зад не начинало покалывать от переохлаждения, как и кончики пальцев рук и ног. Когда кидаешься животом на кусок фанеры и стремительно летишь вниз с горы, подпрыгиваешь на кочках, врезаешься в преграду, получаешь новое волшебное пятно на колене, которое умеет цвести, но это не имеет значение, только радость, до краев заполняющая сердце, вытисняющая все, абсолютно, даже свой собственный мир, расплескивается и щекочет капельками счастья.

Как часто ему также хотелось прыгнуть на кусок картона и прокатиться вниз с ледяной горки в снежном городке. Только закостенелая радость, разжиженная в середине, а по краям тонкая, но крепкая, как стена зачерствелости.

В свои восемнадцать лет, он считал себя юнцом, может более закаленным, чем сверстники из благополучных, полноценных семей, но все-таки едва шагнувший вперед от барьера, за которым осталось детство.

А тут, восемнадцатилетняя девчонка, которая едва повзрослела, вынуждена отдать себя мужику, именно мужику, старше себя в два раза!

Вынуждена… Разве в такое можно поверить? Сказка, про добро и зло. Марат вернулся к столу и еще раз прочел последние строки письма.

Девушка, которая решила пожертвовать ради благополучия родных и семьи.

Бред! Он еще раз, прочитал место, где Дария, то есть мать, говорит о согласии на замужество.

Было тяжело усмирить в себе нахлынувший гнев, вызвавший неразбериху в чувствах.

«Дом Амангельды был действительно большой. Не новый, но видно было, что за ним внимательно следили и содержали в чистоте. Я шагнула за порог, и следом вошел мой, уже ставший тогда, законный муж Амангельды. Он прошел вперед, и мне показалось, даже не замечая, что я здесь. Стал демонстративно скидывать вещи, что означало, что я должна была немедленно их подобрать и сложить на стуле. Конечно, я была робкой, привыкла слушаться папу, потому стала делать, так как должна была, а именно показала свое полное подчинение мужу»…