Читать книгу По направлению к Дну - Денис Гусев - Страница 5

Мало что завораживает меня так, как раннее летнее утро в южном, удобного для человека размера, городе. Все просыпается рано, неторопливо – гул crescendo, в ритме морской волны. Мегаполисы же просыпаются рывком, там не сыщешь булочников с повадками сонных котов и дворовых котов с повадками олигархов. Оба вида не выдержат неестественного отбора большого города.

Даже полуденный зной добирается до зенита вразвалочку, от перекрестка к перекрестку, то и дело останавливаясь поболтать со знакомыми. Где-то уже пекло, а в тенистых двориках, под липами и тополями еще зябко.

Женщины деловито спешат на рынок, где весь товар еще отдает прохладой погреба. Вездесущие коты дерутся за потроха от разделанной рыбы. В мясных рядах по свиным тушам стучат топоры. К завтраку покупают большой пакет черешни, сметану, в которой стоит ложка, и свежайшую краюху хлеба.

Под бочкой с копеечным квасом натекла липкая лужа, сонно сползающая по тротуару на дорогу. Тороватые женщины устраиваются за прилавком на колоссальных юбках и перекрикиваются с товарками утренними новостями. В одном городе это будут армянки, в другом – украинки, в третьем – казачки, но всегда будет торговля с прибаутками, радушное предложение попробовать и стопка полиэтиленовых пакетов, придавленная камешком. К пункту сдачи тары, а потом – обшарпанному пивному ларьку, бредут расхристанные выпивохи – они явно провели ночь где-то на траве под забором.

Бабушка набирала пару торб снеди, в добрую половину своего веса, да еще среднего размера кавун в словно кевларовую авоську. Атласные помидоры, блестящие перцы, дышащие краюхи серого и белого, костистая речная рыбка и млеющие соком персики. Щедрость южной природы моя крохотная бабушка на своей кухоньке превращала в огромные кастрюли борща, котлет, «Наполеона» со слоем крема в палец толщиной и тонны компотов, охлаждавшихся в ванне.

В каждом южном городе я выбираю одно утро для такого похода на рынок. Без бабушки с ее нерушимыми торбами добрые торговки сложат снедь в почти прозрачные пакетики, но мне все равно уютно от их приторных улыбок. Густой аромат свежего всего от прилавков – и я уже улыбаюсь до ушей.

Есть где-то в тысяче километров южнее Москвы граница, не отмеченная ни на одной карте. За этой границей в течении нескольких летних месяцев (их тут больше трех) темнота приносит не прохладу, а черную ночь температуры парного молока.

Вопрос в человечности города, соотношении его пространства и пропорций с человеком. Никто не убедит меня, что город с дорогами в шестнадцать полос создан для жизни. Он бесчеловечен – как пирамида или зиккурат, и потому населен жрецами и их жертвами. Обитатели города поднимаются на зиккурат, жрец вырезает сердце и бросает вниз. Отличие только в том, что майя сбрасывали жертв вниз, а тут их делают новыми жрецами.

Южным городам чужда монструозная архитектура. Визуально они сложились на границе 18 и 19 веков, когда Россия обживала эти отвоеванные у татар и турок земли. Даже самые крупные из них остаются малоэтажными.

Вся жизнь – сразу после рассвета и сразу после заката. Улицы шуршат пивными, клубятся шашлыком и щебечут барами. Нарядные девушки прогуливаются с чинными кавалерами. При встрече со знакомым – ритуально жаркие объятия, какими севернее редко награждают даже возлюбленных. Дела обсуждаются через протяжную губу:

– Тебя этот сраный отчёт вгоняет в депрессию?

– Для кого я это делаю, для чего…

В такие ночи хочется любить и бродить от бокала к бокалу до самого рассвета, пока рассветная свежесть не начнет отрезвлять. Поспать несколько часов и пойти на базарчик «лечиться» острейшей шаурмой под ледяной варенец.

Леность сладко обволакивает меня веющим с моря ночным ветерком. Вот она, наша русская dolce far niente!