Читать книгу Бытие - Дэвид Брин - Страница 15

Мужчина за столом переложил из одной руки в другую камень, служивший пресс-папье.

– Естественно, мисс Повлов, мы считаем, что наш проект недопонимают.

«Естественно, – подумала Тор, стараясь не субвокализировать. Не стоит подпускать в запись сарказм. – Все что-нибудь недопонимают. Особенно те, кто пытается исправить недостатки человеческой природы».

Доктор Акинобу Сато откинулся в кресле.

– Здесь, в Центре Аткинса, мы вовсе не пытаемся создать новую разновидность Homo sapiens. Мы видим свою роль в том, чтобы расширить возможности выбора для наших родичей и потомков. Разве мы так уж отличаемся от других, кто пытается отодвинуть тьму?

Эти слова так точно соответствовали недавним мыслям Тор, что она заморгала. Вероятно, совпадение. Я не первая задаю здесь этот вопрос.

И все-таки… современные сенсоры способны зафиксировать работу одного-единственного нейрона в другом конце комнаты. Мониторы в стенах отслеживают эмоции и даже могут отвечать на мысленные команды хозяина. И всегда ходят смутные слухи о следующем большом шаге – о настоящем чтении мыслей. Конечно, это всего лишь слухи…

Тем не менее именно здесь, в Центре Аткинса, могут сделать этот шаг. По дороге к офису Сато она видела:

– четвероногих, которые передвигались ловко и грациозно, контролируя свои робоноги с помощью шунтов, вживленных в череп;

– девочку, еще даже не ставшую подростком, которая руководила двадцатью летающими ир-кораблями одновременно с помощью сокращения мышц, нажатий на зубы и субвокальных хмыканий (по-видимому, рекорд);

– жертву несчастного случая, потерявшую целое полушарие мозга (он никогда не будет говорить, но пальцами непрерывно рисует в воздухе вир-картины; если смотреть без очков, его можно принять за сумасшедшего: он прыгает и тычет пальцами в пустоту, – но, настроившись на нужный суперслой, Тор увидела такие сложные и подробные изображения, срывающиеся с этих пальцев, что… Кому при этом нужны слова?).

А еще те, кто вызывает особенно большое волнение и споры, – жертвы эпидемии аутизма, которых в надежде на помощь отправляли сюда родители со всего света. Сотрудники Центра Аткинса специализируются в изучении «мудрецов», и потому Тор ожидала чудес в области математических расчетов и запоминания. И, конечно, увидела поразительные подвиги вроде мысленного высчитывания дат из далекого прошлого или определения количества бусинок в кувшине. Впрочем, все это давно известно. Доктор Сато хотел показать ей более недавние достижения – не столь эффектные, но более значительные.

Тор видела мальчиков и девочек, которые когда-то не вступали ни в какой контакт с людьми, а теперь нормально разговаривали и даже играли друг с другом. Рассказав об уровнях зрительного контакта и уравнениях эмпатии, доктор Сато перешел к главному.

– Мы начали со стимуляции участков мозга, которые «отражают» движения человека, какими мы их видим. Мы также производили определенные манипуляции в области соединения теменной и затылочной долей коры головного мозга, чтобы создать то, что называется собственным опытом тела. В прошлом у приверженцев разных религий такое состояние обычно вызывало страх, но сегодня мы можем по желанию вызывать эмпатию, направленную вовне, за пределы тела, и внутреннюю интроспекцию.

Тор заметила, что некоторые верующие могут счесть такие опыты оскорбительными. Еще одно вторжение науки на территорию, традиционно принадлежащую вере. Но Сато пожал плечами, словно говоря: «Это совсем не ново».

– Назовем это технологизацией сочувствия или индуцированием интуиции.

Вопрос в ином: можем ли мы разбудить в аутистах восприятие других людей и самооценку без ущерба для их необычных способностей? Или ту дикую настороженность, из-за которой они кажутся более естественными и хищными, чем мы?

И еще… – Сато задумался, блестя глазами. – Если мы справимся с этим, появится ли у нас возможность двинуться в обратном направлении? Довести нормальных людей до мыслительного уровня «мудрецов»?

Разговаривая с пациентами, Тор поняла, что же расстроило ее как репортера: от видеозаписи этого посещения будет мало толку. Пациенты Аткинса, когда-то искалеченные душевно, оторванные от внешнего мира, сегодня казались разговорчивыми, способными мыслить, не так заметно оторванными от действительности… но и заметно поглупевшими.

Она снимала улыбающихся родителей, прилетевших из далеких городов, слышала, как они называют работу центра чудом. «Но я смогу внести некоторое равновесие с помощью демонстраций снаружи», – вспомнила Тор. С помощью активистов, задающих неприятные вопросы.

Кто мы такие, чтобы определять суть человека? «Лечить» состояние, которое, может быть, просто ближе к невинности или природе? Ближе к Земле?

Или, возможно, к утраченному блаженству?

Сейчас, устроившись в глубоком кресле (камера плавала по кабинету Сато), она вернулась к главной теме.

– Вы говорите, что просто предлагаете выбор, доктор. Но жители Каролины не хотят делать этот выбор. Да и здесь, в Альбукерке, отношение либо двойственное, либо враждебное. Это реакция на слишком быстрые успехи? Или на что-то не столь явное?

– Думаю, вы знаете ответ, мисс Тор, – ответил Сато, положив обе руки на стол. – Если бы мы только лечили некоторые случаи пограничного аутизма у детей, помогали детям усвоить более обычное поведение, проявлять больше сочувствия к окружающим и больше общаться, находить работу и создавать семьи, мало кто стал бы жаловаться. Разве что горстка извращенцев-фетишистов, убежденных, будто природа всегда лучше человека и животные мудрее людей. Но всякий может увидеть, что у нашей работы есть гораздо более серьезные следствия, чем просто помощь отдельным детям.

Тор кивнула:

– Да. Мы перейдем к этому. Но позвольте вначале спросить. Почему после вынужденного отъезда из Чарльстона вы не переселились в один из городов на побережье, где пришлись бы больше ко двору? Не стали просто новой веселой группой будущих боготворцев, не более вызывающей и оскорбительной, чем соседи-биомыслители.

Сато нахмурился, его гладкий, как у юноши, лоб над большими миндалевидными глазами прорезала морщина. С виду ему можно было дать лет сорок, но Тор догадывалась, что он гораздо старше. Ее внимание пробудило ир-программу, которая тут же отыскала самую последнюю биоскульптуру профессора, созданную месяц назад в студии «Подтяжка лица» мадам Фасцио. Значит, и ученые не чужды тщеславия?

– Нам не нравится термин «боготворцы». Он намекает на нечто… элитарное… даже господствующее. Наша цель прямо противоположная. Полное взаимное доверие и равенство.

– Эгалитарное отношение похвально, доктор. Но разве так бывает? Все новое – от игрушек до средств управления – всегда сосредоточивается у элиты. Часто как средство оставаться элитой.

Сато приподнял бровь.

– Так кто же из нас радикальней? Вы полагаете, мы возвращаемся к классовой борьбе?

– Вот простой вопрос, профессор. Как вы обеспечиваете всем равную возможность воспользоваться усилением интеллекта, о котором говорите? Разве равенство не пострадает от того самого разнообразия, к которому вы призываете?

– Объясните, пожалуйста.

– Допустим, вы найдете способ развить человеческий интеллект. Или способность человека более творчески сосредоточивать внимание, выходя за барьер Турмана. Предположим, это дешевый процесс, не имеющий побочных последствий… – Пришла ее очередь выразить сомнение, иронически подняв бровь. – А потом ваш процесс монополизирует какой-нибудь клайд аристократов, которые в качестве причины выдвинут свое влияние или заботу о безопасности общества…

– Неужели вы действительно подозреваете аристократию? – попытался прервать ее Сато. – Как старомодно.

«Насколько же ты оторван от действительности, – подумала она, – если даже не уловил недавнего смещения в сторону конфликта». Но Тор продолжила:

– …но даже с учетом всего этого у вас нет возможности избежать последнего разделения – между теми, кто решит принять ваш дар, и теми, кто от него откажется.

– Наш… дар. – Сато ненадолго задумался, потом снова повернулся к ней, глаза его стали темными и блестящими. – Знаете, наша современная попытка создать богов, если воспользоваться вашим термином, не первая. Эта мечта уходит в глубокое прошлое. Например, говорят, будто, когда Прометея приковали к скале в наказание за то, что дал человеку огонь, его дети решили жить среди людей. Создавать с ними семьи. Усилить дар отца, передав расе божественность по наследству. Есть и бессчетное множество других легенд – даже в иудео-христианской Библии, – говорящих о том же.

– О людях, пытающихся стать богами. Но разве во всех этих историях не говорится о грехе? Прометей был наказан. Франкенштейна убило его собственное создание. Вавилонская башня рухнула среди воцарившегося хаоса.

Сведя пальцы, Сато произнес:

– «И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать»[9].

– Прошу прощения?

– Это Библия. Строительство башни до неба. Попытка не удалась из-за сознательного саботажа – из-за взаимного непонимания, возникшего, когда нас заставили говорить на разных языках. Большинство теологов толкуют библейскую историю так же, как вы, – как Божий гнев, вызванный человеческим высокомерием.

Но прочитайте текст внимательнее. Нет никакого гнева! Ни следа. Не упоминается ни о чьих-либо страданиях, ни о гибели в приступах массовой ярости, как, несомненно, было в Содоме, или во время Потопа и строительства ковчега, или во всех бесчисленных примерах Божьего гнева. Ничего этого нет в истории о Вавилонской башне! Конечно, нам помешали, мы растерялись и разбежались. Но разве это делалось для того, чтобы уничтожить нас? Лишь чтобы не дать достичь того, чего, как ясно говорится в Библии, мы способны достичь. Чего, возможно, мы в конце концов и должны достичь.

Может, назначением смятения была только отсрочка. Урок непреодолимых обстоятельств. Разве в действительности то, что люди разбежались, не увеличило разнообразие и не дало опыт преодоления трудных препятствий? Разве не лучше увидеть множество путей и использовать их? Задумайтесь об этом, мисс Тор. Сегодня, располагая простой ир-программой, любой человек может понять, что говорят люди по всему земному шару. Именно сейчас, в нашем поколении, мы совершили полный круг. Язык окончательно перестал быть препятствием. Наша «башня» сегодня охватывает весь земной шар.

Вспомните, что говорит Писание: нет предела нашим возможностям. Мы внутренне готовы быть кем угодно и делать что угодно. Вообще все. Так что же нас остановит?

Тор смотрела на невролога и думала: «Вы шутите?» Очевидно, на каком-то уровне он ее разыгрывал. Но в равной степени он был серьезен, думая именно то, что говорил.

– Какое отношение древние мифы имеют к нашей нынешней проблеме? К вопросу о высокомерном честолюбии науки?

– Древние сказки показывают, как давно люди размышляют над этим! Можно ли подобрать и использовать инструменты, которыми создал нас Творец? Что может быть серьезнее?

– Ну хорошо, – сказала Тор, вздохнув про себя. Если Сато хочет выглядеть перед камерой дураком, пусть. – Разве большая часть легенд не дает отрицательного ответа на этот вопрос? Разве не предостерегает нас от высокомерия?

Тор не потрудилась разъяснить этот термин. Большая часть ее аудитории его знала. Или могла воспользоваться ир-словарем.

– Да, – согласился Сато. – На протяжении долгой эры Страха – шесть – десять тысяч лет – священники и цари прежде всего старались удержать крестьян на месте. Естественно, честолюбие осуждалось. Церкви учили, что грешно сомневаться в местном правителе. Это даже хуже, чем сомневаться в Боге. Вспоминали Вавилонскую башню. Или возьмите Адама и Еву, которых выгнали из рая за то, что они вкусили от древа познания.

– Или ошибку Брамы, машину Су Суна и другие бесчисленные сказания об осторожности, – кивнула Тор. – Движение отречения упоминает их все, предсказывая большие беды – возможно, после Падения, – если человечество не оставит своих так далеко идущих устремлений. Поэтому я так удивилась, что в сегодняшнем интервью вы подняли этот вопрос, доктор. Вы предполагаете, что традиция и Писание в конце концов окажутся правы?

– Гм. – Сато ненадолго задумался. – Кажется, вы начитанны. Знаете книгу Бытия?

– Достаточно хорошо. Это важная составная часть нашей культуры.

– В таком случае вы сможете сказать мне, в каком стихе Библии – единственном на всю книгу – Бог просит об одолжении. Спрашиваю из чистого любопытства.

Тор понимала, что интервью вышло из-под контроля. Это не прямая трансляция в сеть, так что позже можно отредактировать. Тем не менее в углу своего ир-изображения она заметила небольшое число: двадцать три работника «Медиакор» и репортеры-стрингеры смотрят и слушают, даже двадцать четыре. И интерес очень высок. Ладно, посмотрим.

– Я не могу ответить так с ходу, о каком стихе речь, доктор Сато.

Он наклонился к ней.

– Это происходит в Библии до проклятого яблока, когда отношения между Творцом и творениями еще чисты, без всяких дальнейших цурес[10]: взрывов гнева, кровавых битв и отвержения… без эгоистического требования похвал.

«Он говорит искренне, – поняла Тор, прочитав это в его глазах. – Биолог, боготворец… он верующий».

– Не вспомнили? Это короткий отрывок. Большинство читателей его просто пропускают, а теологи на него и не смотрят.

– Что ж, доктор, вы нас заинтересовали. Прошу, скажите нам: что это за особенное место в Библии?

– Когда Бог просит Адама дать названия животным. Вероятно, это поистине единственный момент отношений отца и сына, учителя и любимого ученика. Какое может быть более ясное указание на то, ради чего создано человечество? Ведь это не имеет никакого отношения к греху, отвержению и всем позднейшим досадам и огорчениям.

– Для чего создано… – торопила она. Интересно, хотя она не понимает, к чему он ведет, и не уверена, что ей это нравится.

– Названия наделены творческой силой. Как уравнения, что использовал Бог, сотворяя космос и зажигая звезды. Какое действие составляет половину науки? Называние лун, спутников, кратеров, видов и молекул… даже совершенно новых существ, которых сегодня люди синтезируют из ничего. Какой отрывок может больше свидетельствовать об одобрении мастера, наблюдающего, как его ученик делает первые шаги на пути исследований?

Дорога, ведущая к Библии, – преждевременный успех на ней может все испортить… поэтому он сделал именование еще более сопряженным с большими трудностями! Он по-прежнему ведет ученика к цели – ведь он заранее предусмотрел его роль и назначение.

Сотворчество.

Тор невольно заморгала.

– Да, это поистине удивительное толкование…

– Отрывка, которым тысячи лет пренебрегали? Это означает…

– Я вижу, что́ это, по-вашему, означает, профессор, – перебила Тор, стремясь вернуть себе хоть какой-то контроль. – Вы подсказываете нашим зрителям связи, которых они не видят. Но одно дело назвать себя сотворцом, и совсем другое – обладать достаточной мудростью, чтобы все не испортить! Что мы со зрителями хотим узнать прежде всего…

Тор замолчала. Невролог что-то держал в руках, протягивая Тор. Камень, прижимавший бумаги: грубый цилиндр, заостренный к торцам. По бокам много впадин.

– Возьмите, – сказал Сато; Тор протянула руку. – Не волнуйтесь, ему всего тридцать тысяч лет.

Тор едва не отдернула руку, но все-таки взяла камень. Он был прохладный. Должно быть, когда-то у него было много острых граней, но их сгладили бесчисленные пальцы.

– Это заготовка для сердцевины, конец мустьерской или начало шательперронской культуры; в тот период Европу населяли две расы гоминидов и какое-то время жили бок о бок, обладая почти одинаковыми техническими приемами и – по-видимому – схожей культурой. Неандертальцы и анатомически современные люди дольше всего сосуществовали в Ливане, где обе группы проживали одновременно в течение примерно ста тысяч лет.

Тор перевернула артефакт. Гладкий, как из обсидиана, но серый и с зернистой структурой. Ее ир-программа определила, что это известняк с включениями кварца, и предложила ссылки, от которых Тор субвокально отказалась.

– Я думала, люди уничтожили неандертальцев.

– Это господствующая теория. Долгий период стабильности закончился в начале ориньякской культуры, с поразительной внезапностью. Всего за несколько десятков поколений – в одно мгновение – набор орудий наших предков невероятно расширился: в него вошли рыболовные крючки и иглы для шитья, сделанные из блестящей кости, отлично обработанные скребки, топоры, резцы, сети, веревки и специализированные ножи, которые создавались во много этапов.

Одновременно на сцену выходит искусство. Люди стали украшать себя подвесками, браслетами и бусами. Они красками рисовали на стенах пещеры многоцветные картины, отправляли погребальные обряды и ваяли соблазнительные женские фигуры. Ускорилось введение новшеств, а также другого человеческого свойства – появляются первые признаки расслоения общества. Возникает религия. Государство. Рабство. Войны.

И – для бедных неандертальцев – геноцид.

Неожиданный поворот озадачил Тор. Только что Сато оставался в тесных рамках охватывающего всего шесть тысяч лет контекста иудео-христианской Библии. И вдруг вернулся в обширное царство науки, вспомнив о начале трудного, медленного восхождения человечества из тьмы. Но все же было и общее… общая тема. И Тор наконец поняла, к чему он клонит.

– Вы считаете, мы приближаемся к новому внезапному ускорению.

Сато слегка наклонил голову.

– Разве не все так думают?

Из голоса ученого вдруг исчезла интонация игры. Он стал задумчивым, даже озабоченным.

– Вопрос, мисс Тор, не в том, приближается ли перемена, а лишь в том, окажемся ли мы в этот раз умней. Может даже, такими умными, что сумеем справиться.

СКАНИРОВАНИЕ

Здравствуйте. Меня зовут Марсия Катами, сегодня я заменяю здесь Мартина Реймера, который занят срочными новостями с Кубы. Удачи, Мартин!

Мы возвращаемся к нашей любимой теме. Целых сто лет СЕТИ – «Поиск внеземного разума»[11] – будил в радиоастрономах и своих ярых сторонниках рвение, превосходящее любую фанатичную веру. Финансируемая то правительствами, то богатыми энтузиастами, то микропожертвованиями, программа СЕТИ с помощью сложнейших аппаратов процеживала «космический стог» в поисках единственной блестящей иголки, которая могла бы изменить нашу жизнь, сказав, что мы не одни.

Эти усилия не оставались вне критики. Давайте продолжим спор двух представителей супернауки. С нами доктор Ханна Спирпат, директор проекта «Золотое ухо», объединяющего сферы исследований Алена, Дональдсон и Чена. С возвращением, Ханна.

Д-Р. СПИРПАТ. Рада вернуться, Марсия.

МАРСИЯ КАТАМИ. С нами также неподражаемый, дерзкий представитель черной субкультуры, звезда шоу «Завладей своей Вселенной!», который только что вернулся из турне с НФ-регги-группой «Пуская космический дым». Добро пожаловать, профессор Нузон.

ПРОФ. НУЗОН. Хвала всемогущему Джа и Ва’ппи[12], Марсия. Уважение и благословение – хаюшки всем зрителям!

МАРСИЯ КАТАМИ. Доктора, наша прошлая встреча прошла напряженно, и спорили не о том, слушать ли сигналы инопланетян, а о том, посылать ли сообщения с Земли в космос. Кричать ли «ого-го!» звездам.

Д-Р. СПИРПАТ. Да, и я хочу исправить впечатление, будто «Золотое ухо» передает сообщения в эфир. Наши антенны не предназначены для передачи. Мы оставляем это другим.

ПРОФ. НУЗОН. Но, Ханна, ваше заявление означает поддержку плохих безответственных людей, которые и не думают обсуждать вопрос с пиплом или со своими научными братанами. Это, елы-палы, нелепо! Нарушает основной принцип, сформулированный давным-давно самим расом Карлом Саганом, который сказал, что всякая сверхпродвинутая раса должна быть способна осилить контакт. И еще мас Карл сказал, что молодежь типа нас должна слышать тех, кто шел перед нами. Джа велел: ползите, потом идите и только потом бегите.

Д-Р. СПИРПАТ. Что ж, условия меняются. В последний раз я просто подтвердила очевидное: такая передача не может принести никакого вреда.

ПРОФ. НУЗОН. Да погодь, дорогуша. Как может быть «очевидно» то, с чем не соглашаются те люди, что в теме? «Никакого вреда» – кто это определил? Это утверждение основано на многих печально недоказанных предположениях о космосе, о разуме и о том, как могут мыслить чужаки. А самое неподтвержденное то, что альтруизм – универсальное свойство передовых форм жизни.

Вы заявляете, что возвышение позволит людям выделиться и скоро они окажутся среди ярких-ярких звезд.

Ну конечно, ты да я да мы с тобой находим эту перспективу очень привлекательной! Милосердные звездные чуваки-странники, творящие добро по всей Галактике! Если б это было правдой! Хвала Джа и его межзвездному могуществу… Но ученые должны быть рас-скептиками. И догмат универсального альтруизма вы отказываетесь анализировать даже с вашими научными братанами, отметая все другие точки зрения как параноидальные…

Д-Р. СПИРПАТ. Потому что все остальное просто глупо. Если бы чужаки хотели навредить нам, они бы уже это сделали.

ПРОФ. НУЗОН. Какая чушь! Какая лажа! Я могу перечислить шесть десятков способов доказать, что это заявление сверхупрощенное…

Д-Р. СПИРПАТ. Во всяком случае, возможная выгода – простое установление присутствия в космосе других цивилизаций – намного превосходит вред от перечисляемых вами способов, поскольку вы сами признаете, что каждый из ваших сценариев чрезвычайно маловероятен.

ПРОФ. НУЗОН. Все ништяк… Моя согласен с этим. Но вы должны признать, что вероятность вреда не равна нулю. Убейте меня, если само количество возможных плохих сценариев не оглоушивает…

Д-Р. СПИРПАТ. Что может сравниться с главным достоинством СЕТИ? Не считая тех удивительных вещей, которым мы можем научиться? Да просто обнаружение существования другого разума! Сегодня мы не предвидим долгой жизни технологической цивилизации этой планеты. Столько возможностей потерпеть поражение! Само доказательство того, что кто-то сумел пережить свое технологическое младенчество, чрезвычайно ценно! Успех наших поисков докажет, что долговременность цивилизаций скорее правило, чем исключение.

ПРОФ. НУЗОН. Все это очень трогательно. И может, даже справедливо, Ханна. Но разве вы не понимаете, что ваша неспособность хоть кого-то отыскать подтверждает противоположное мнение? И потом, вы указываете на пользу самого обнаружения, а не передач, которые повышают риск, не принося преимуществ.

Д-Р. СПИРПАТ. Вы снова забыли про жаргон. Если он подлинный…

МАРСИЯ КАТАМИ. Хочу обратить внимание на то, что профессор сказал неделю назад. Он заявил, что все эти десятилетия классическая стратегия поисков СЕТИ была ошибочна, поскольку предполагает, что разумные существа все время посылают сигналы по всем направлениям.

Д-Р. СПИРПАТ. Мы не делали таких предположений!

ПРОФ. НУЗОН. Да, но ваша стратегия поисков это предполагает, Ханна. Нацеливать ваши любимые телескопы на один объект, анализировать радиоспектр этого кандидата в солнечные системы, потом делать поворот к следующему…

Д-Р. СПИРПАТ. Иногда мы принимаем сигналы от целого скопления. И часто возвращаемся к галактическому центру. Есть также сценарии, основанные на расчете совпадения по времени со световыми конусами таких объектов, как новые звезды, которые определенным образом привлекают наше внимание. Есть у нас и смешанные программы.

ПРОФ. НУЗОН. Весьма похвально. Тем не менее ваш подход основан на предположении, что милосердные чужие расставляют большие маяки, которые непрерывно, день за днем, год за годом, посылают сигналы неорасам вроде нашей и используют программы, аналогичные вашему СЕТИ.

Но, Ханна, так вы упускаете множество возможностей. Например предположение, что космос может быть опасней, чем вы думаете. Может, ипы молчат, потому что знают что-то такое, чего не знаем мы.

Д-Р. СПИРПАТ (со вздохом). Опять паранойя.

ПРОФ. НУЗОН. Ничего подобного, доктор, я просто педантичен. Но существует и бо́льшая опасность, основанная на банальных законах экономики.

МАРСИЯ КАТАМИ. На экономике, профессор? Вы имеете в виду деньги?

Д-Р. СПИРПАТ. Чужие-капиталисты? Банкиры? Инвесторы? Все лучше и лучше. Какое отсутствие воображения – считать, что передовой цивилизацией могут управлять как нашей.

МАРСИЯ КАТАМИ (со смехом). Ну, доктор, никто не может обвинить Профну в недостатке воображения. Вернемся после перерыва и обсудим, как экономика может влиять на продвинутых чужаков.