Читать книгу Бытие - Дэвид Брин - Страница 18

«У нас утечка».

Какому астронавту приятно слышать такое? Особенно в космосе, где драгоценный воздух может утечь за секунды. Или при входе в атмосферу, когда газы из друга превращаются в смертельного врага и воют, жгут, разъедают хрупкий тепловой щит над вашей головой, ищут способ ворваться.

Но нет, Джеральд знал, что Акана имеет в виду другую утечку. Такую, которую чиновники воспринимают еще серьезнее. Хмурое лицо бригадира на экране качалось и подергивалось рябью. Несмотря на мощное усиление, ее слова были едва различимы в оглушительном реве, с которым крошечная капсула несла Джеральда вниз. Однако ее раздражение не вызывало сомнений.

«Кто-то проболтался о нашей маленькой находке. Во всех десяти сословиях пошли слухи. За последний час мне позвонили пять сенаторов, четыре трибуна, десяток новостных агентств и еще бог знает сколько высокопоставленных особ…»

Ее лицо задрожало, почти исчезло: возвращаясь, корабль трясся и гремел, поворачиваясь носом в ходе коррекции.

«Мы сузили круг… возможностей, чтобы определить болтуна… Маршалл… может быть, это он – демон, засевший в… сети НАСА – Гавана… и этот турист-зиллиардер, которого вы там у себя принимаете. Вот это благо…»

Затрещала статика, и лицо Аканы окончательно исчезло: капсула переключила ир-программы со связи на управление полетом. Однако в прежние времена контакта не было бы на протяжении всего спуска, потому что ионизированное пламя окружает вас нимбом, как святого. Или как падшего ангела.

Или как звездного вестника, несущего что-то мучительно манящее. Может, провозвестника добра. А может, беды.

Нарушая несколько правил, Джеральд во время дикой гонки извлек артефакт из пенной упаковки и положил на колени, точно младенца. С тех пор как люк закрылся, отрезав его от корабля, и весь период коротких импульсов, которые выводили капсулу на обратный курс, он руками в перчатках поворачивал цилиндр, разглядывая его под всеми возможными углами, используя все те усиленные органы чувств, какие есть в скафандре. Каждый блеск, каждое мерцание записывались, хотя что они значили…

Во всяком случае, изучение этой штуки избавило его от необходимости слушать, как воет сверхгорячая плазма, начиная царапать оболочку капсулы. Это всегда было самой неприятной частью работы – доверить свою жизнь «кораблю возвращения», который раздулся из двухметрового куба и весит чуть больше самого пилота. Астронавты привыкают к лучшим условиям. Но ведь еще астронавты привыкают проявлять героизм. Неожиданно вернулись лицо и голос генерала.

«…вызвана в Белый дом! И что я там скажу? Что мы записали сто двадцать ранее неизвестных алфавитов и систем символов? И видели несколько десятков мучительно туманных шаров, которые могут быть иными мирами? Туманные фигуры продолжают подниматься к поверхности, а потом снова исчезают, как загадочные ответы в игрушечном волшебном шаре?»

– Да, можете начать с этого, – произнес он, зная, что его слова уйдут в никуда. Только расположенный на Земле лазер способен пробить ионизированный слой. Сейчас возможна лишь односторонняя связь.

До сих пор так же было и с Артефактом. Несколько дней они с Салехом демонстрировали подготовленную энтузиастами за пару десятилетий длинную череду «посланий СЕТИ», от простых математических кодов до анимированных слайд-шоу, предназначенных для иллюстрации законов масштаба. Законов физики и химии. Законов природы и законов человечества. Не удовлетворенные полученным ответом – какими-то непонятными двусмысленными символами, – они перешли к базовым обучающим программам. Тем, что предназначены для детей, изучающих второй язык…

…но неожиданно Джеральд получил приказ спуститься. И привезти объект с собой для изучения в более подходящих условиях.

Отлично, замечательно. Если бы не сопутствующий приказ молчать.

Ганеш жаловалась:

– На этот счет существует международный протокол. Никакие открытия, связанные с внеземными жизнью и разумом, не подлежат засекречиванию. Это договор.

На что юрист НАСА ответил: «Мы не обязаны сообщать публике о розыгрыше».

В конце концов, вполне возможно. Команда генерала Хидеоши даже устроила тотализатор. На что ставили больше всего? На то, что Карлос Вентана, перуанский промышленник, каким-то образом пронес этот предмет в своем личном багаже и выпустил за борт, чтобы Джеральд его «обнаружил». Вентана, несомненно, имеет доступ к первоклассному оборудованию и славится проказами.

Но нет. Артефакт нельзя было просто выбросить за борт. Мониторы, следящие за мусором, фиксировали его блеск в продолжении нескольких месяцев, да и находился он на тысячу километров выше, куда могла дотянуться только петля. Розыгрыш? Не исключено. Но кто-то другой, поразительно изобретательный, с неограниченными ресурсами, должен был каким-то непонятным образом поднять его по крутой траектории. Несколько месяцев назад.

«Мы разработали модель, используя один из больших компьютеров в Плекско, – продолжала Акана, когда треск ненадолго стих. – До сих пор объект обнаруживал две особенности, которые невозможно воспроизвести с помощью современных технологий: отсутствие очевидного источника энергии… и оптический эффект слоев. Иллюзия бесконечной глубины при рассматривании под любым углом. Если бы не это…»

Голос Аканы смолк в последний раз: капсула Джеральда прошла МДН – максимальную динамическую нагрузку, особенно трудный этап спуска. Слева от Джеральда на дисплее-табло все время демонстрировались небольшие, но заметные шансы на катастрофы. Надо отвлечься. Стуча зубами, Джеральд отдал субвокальный приказ:

«Музыку! Что-нибудь основанное на темах Эльфмана. Свободное модулирование, совпадающее по темпу с окружающими звуковыми ритмами».

Неожиданно загремели рога и барабаны, переплетаясь с дикими стонами скрипки – тема 2025 года из «Марс нуждается в женщинах» композитора, но ир-переработанная в крещендо в соответствии с содроганиями капсулы. Такое можно было проделать с музыкой только немногих земных композиторов. И еще требовалось какое-то время прожить внутри гремящего барабана…

Это отчасти помогло: Джеральд перестал думать о горячей плазме в сантиметрах от своей головы и вернулся к Артефакту у себя на коленях. Из его молочных глубин поднимались вращающиеся вихри, бесконечно переплетавшиеся и разделявшиеся в псевдофрактальной пропасти.

Может ли он действительно быть посланцем чуждой цивилизации? Джеральд всегда представлял себе первый контакт так, как его показывают в кино и виртах, – какой-нибудь великолепный космический корабль, по трапу сходят загадочные существа… или не такое великолепное, но все же волнующее изображение на экране радиотелескопа.

«На самом деле, – как-то заметил Салех, – этот способ почти всем нам казался самым вероятным».

Когда Джеральд и Ганеш стали его расспрашивать, малазийский астроном занял горизонтальное положение и объяснил: «Примерно сорок лет назад два физика из Нью-Джерси, Роуз и Райт, рассчитали, что продвинутым цивилизациям гораздо дешевле будет подготовить в качестве посланцев физические таблицы, на которых можно записать огромное количество информации, а затем передать их по радио далеким планетам».

«Как это возможно? – возразила Ганеш. – Радиоволны не имеют массы. Они движутся со скоростью света. Но физическому объекту нужно огромное количество энергии, чтобы набрать даже десятую часть этой скорости. И ему потребуется гораздо больше времени, чтобы прибыть на место».

«Это важно, только когда имеет значение время – скажем, если вы хотите вести диалог, – ответил Салех. – Но, предположим, расстояние исключает такую возможность. Или вы хотите отправить массив информации односторонне, например в дар. Тогда послание в бутылке имеет большие преимущества».

«Какие например?»

«Полная растрата энергии. Распространяясь в космосе, излучение ослабевает, так что сигнал уже невозможно распознать, если луч не очень мощный и построен нелогично. Райт и Роуз рассчитали, что отправка короткого радиосигнала, достаточно мощного, чтобы его зафиксировали спустя десять тысяч лет, потребует в миллион миллиардов раз больше энергии, чем отправка тех же данных в кодированном виде на маленькой пластинке».

«Предположим, вам не важно, когда придет сигнал».

«Но физическое послание лучше даже в смысле времени! Конечно, оно придет позже. Но если оно нацелено верно и будет принято нужной системой, то может кружить по орбите сотни лет, целые эпохи, много после того, как радиосообщение вконец рассеется. Представьте себе такую табличку, молча летящую по орбите и ждущую дня, когда кто-нибудь прочтет ее. Приветствие от далекой расы».

«Вы говорите о сценарии наблюдателя, – заметил Джеральд. – Его обсуждают почти сто лет. Машины, которые ждут в космосе, пока на Земле разовьются формы жизни, способные…»

«Я не назвал бы табличку Роуза-Райта машиной. А у термина «наблюдать скрытно» есть активные, даже зловещие коннотации. Мы говорим о меме-воззвании, написанном на небольшом куске материи. Послушайте. Какой вред может принести что-нибудь столь невинное и пассивное?»

Но сейчас, держа объект на коленях, Джеральд задумался над объяснением Салеха. Инструменты, которыми был оснащен его костюм, вызывали не больший отклик, чем могла бы вызвать на борту станции Ганеш, – только спорадические всплески непонятного символизма. Короткие появления загадочных шаров или закутанных в саваны фигур, которые группами по две-три приближались и тут же исчезали, растворяясь в тумане.

Однако на этот раз возникло некоторое отличие. Какое-то тепло – теперь, когда объект лежал на коленях, а не на холодном рабочем столе. И, что еще интереснее, в том месте, которого он касался рукой в перчатке, начали возникать изображения. Капсула возврата тряслась и раскачивалась, встретившись с более плотными слоями воздуха. Джеральд крепче сжал Артефакт…

…и увидел, как от того места, где он держал объект, расходятся многоцветные волны. Они словно настойчиво пульсировали, точно хватали его за пальцы, пытаясь снять что-то.

Что снять? Мою руку?

Или перчатку?

Долго ли он смотрел, погрузившись в рисунок, забыв о страхе и времени? Секунды? Минуты? Одну, самое большее две – довольно, чтобы худший этап возвращения остался позади. Страшная скачка на диком жеребце окончилась, суставы и зубы Джеральда больше не стучали, он смог наконец разжать челюсти. Флуоресцентное пламя отступило от узкого иллюминатора.

Высвободился плавучий парашют, последовал рывок, от которого натянулись привязные ремни…

…и там, где вначале была чернота, а потом свирепое пламя, он увидел голубое небо. Оптимистически зеленым засветился статус возвращения.

Но сейчас его не привлек этот цвет. Джеральд продолжал смотреть на блестящий предмет, который подцепил и вытащил из глубин космоса.

Или подцепили его самого?

«Он чувствителен к теплу и прикосновению, – отметил Джеральд. – Но не так, как мы пробовали на рабочем столе. Остается одно…»

Удерживая Артефакт коленями, он завозился, правой рукой расстегивая зажим перчатки на левой и все больше волнуясь из-за этого нового нарушения правил. То, что он собирался сделать, никакие правила не предусматривали. Прямой личный контакт мог привести к заражению. Это самая большая опасность при обращении с объектами из космоса.

Кроме…

Через несколько мгновений раскроется главный парашют. Потом – если повезет – появится самолет службы встречи и подхватит его для короткого путешествия в космический центр НАСА «Марти» на Гаване. И кто знает, когда у него появится новый шанс?

«Это непрофессионально», – говорил он себе, глядя на обнаженную левую руку.

Конечно. Но я уже много лет не чувствую себя профессионалом.

Кончики пальцев повисли над прозрачной поверхностью, вызвав в ней новые волны цвета, как будто объект готовился к встрече с ним в точке контакта. Что бы ни находилось внутри… оно каким-то образом знало. Чувствовало близость живой плоти.

А что, если это действительно чужой? И к тому же опасный?

Он не мог не представлять себе продолговатый овоид, который сжимал коленями, чем-то из научной фантастики. Яйцом кукушки. Или Троянским конем. «Заражение» может распространяться в обе стороны. Что, если прикосновение к этой штуке – ужасная ошибка?

Если ученые и техники в Гаване так и решат, то могут больше никогда не повторить попытку. Десятилетиями будут изучать его за стеклом, не проводя этой единственной простой проверки.

Капсулу снова подбросило: это выскочил из своей полости главный парашют, быстро раскрылся и тут же автоматически выгнулся, управляя снижением. Маленький кораблик закачался в живом ритме; все меньше возможных ошибок отделяло Джеральда от прочной поверхности Земли. Безумное звучание мелодии из «Марс нуждается в женщинах» сменили более спокойные моралистические пассажи – музыка к «Бэтмену».

Ир хочет что-то ему сказать? Об ответственности?

Хорошо. Пойдем на компромисс.

– Акана Хидеоши, – произнес он, добавив нажатием на зуб: «ПЕРЕДАВАТЬ».

Сразу появилось ее лицо, на этот раз без искажений от помех, заполнив в голографических подробностях четверть крошечной кабины.

«Простите, Джеральд. Меня отвлекли. Какой-то богатый кретин разбил свой орбитальный фаллос неподалеку отсюда. Пришлось отбиваться от его адвоката, от его матери и от всего аристократического зверинца – они требовали, чтобы я все бросила и искала этого шута».

Она пожала плечами.

«Ну хорошо. Мы вас видим и подхватим через…»

Акана мигнула, разглядев наконец Джеральда: тот держал руку на Артефакте, лежавшем у него на коленях.

«Секунду. Что это вы там… Не шевелитесь, Джеральд. Ничего не делайте…»

Он виновато улыбнулся:

– Генерал, я заработал полный карантин.

Поставьте для меня койку в лаборатории для этого образца.

И приведите психоаналитиков.

«Джеральд, немедленно наденьте перчатку. Это приказ. Положите эту штуку на место…»

Полихромные рисунки устремились к ближайшей подушечке пальца, словно спеша.

Или – вдруг подумал он – стремясь защититься.

Что ж. Почему бы не выяснить? Он вдруг торопливо прижал к прохладной выпуклой поверхности всю ладонь. И…

И что?

Ни удара молнии, ни других неприятностей из дешевого кино. Только новая многоцветная рябь, не ярче, чем после падения камня в воду с нефтяной пленкой. И даже эта рябь стала быстро гаснуть, сменившись линией, абрисом, примерной схемой его ладони.

Конечно, рисунок несовершенный. Более того. Глядя (вместе с Аканой) на рисунок, он увидел его недостатки. Пальцы кривые и слишком короткие по сравнению с его пальцами. Рисунок стал четче, в нем проступил объем.

Костяшки пальцев набухшие. И тут он понял…

Их шесть.

Шесть пальцев.

И…

Рука тоньше моей.

Запястье тоже.

Рассеивался туман, открывая все большие глубины, и из него проступало сужающееся запястье, ведущее к тонкому предплечью. Вместо громоздкого желтого скафандра эта рука напротив была одета как будто в свободный белый рукав.

От поверхности, где соприкасались обе эти руки, его собственная поднялась к плечу, а необычный двойник словно спустился в ограниченное цилиндрическое пространство.

Ограниченное?

Туман еще поредел, и перспектива изменилась. Перед Джеральдом внезапно оказался не продолговатый объект у него на коленях и даже не нутро тесного цилиндра. Впечатление было такое, будто он через линзу смотрел в другой мир, равный по величине его миру, – необычная, странная перспектива, но каким-то образом полная смысла. Его рука по-прежнему была прижата к изображению руки, но эта чужая рука на странном, непривычно сочлененном локте… ведет к узкому, необычно гибкому плечу… к части торса, закутанного в мерцающую ткань… а затем – Джеральд затаил дыхание – к голове, длинной и клиновидной, как у лошади, с нацеленными вперед глазами над округленным ртом. Кажется, на лице даже виднелось подобие улыбки.

Неожиданный рывок качнул капсулу: это самолет спасателей подхватил парашют Джеральда. Но единственной заботой Джеральда было удерживать ладонь на прежнем месте, не разрывать контакт с фигурой, которая как будто шла или плыла навстречу, сократив эрзац-расстояние между ними наполовину, так что голова чужака оказалась совсем рядом и сверлила его взглядом, который почему-то казался знакомым.

Рот не шевелился, зато задвигалась щетина мембран на щеке. И то, что появилось, поразило Джеральда больше всего.

Не звуки, но буквы, непосредственно знаки латинского алфавита, выходили из обрамленного чем-то вроде жабр отверстия, как волны видимого звука, и прилипали к барьеру между двумя мирами – его миром и вселенной внутри объекта. Словно бы прилипнув к внутренней поверхности вогнутого окна, они образовали одно слово, у того места, где встречались руки.

Здравствуйте.

И все.

Пока что этого достаточно.