Читать книгу Скажи пчелам, что меня больше нет - Диана Гэблдон - Страница 4

Фрэзер-Ридж, колония Северная Каролина

17 июня 1779

Камень больно впивался в правую ягодицу, но я боялась менять положение. Под ладонью тихо и упрямо билось крошечное сердечко – едва ощутимая пульсация жизни. Промежутки между ударами казались вечностью, словно томительные часы ожидания рассвета.

– Ну-ка подвинься, саксоночка! – раздался голос возле самого уха. – Мне нужно почесать нос, а ты уселась мне на руку.

Джейми пошевелил пальцами, и я немного сместилась, прильнув к нему и крепко сжимая в руках потяжелевшую от сна трехлетнюю Мэнди.

Он улыбнулся мне поверх взъерошенной макушки Джема и почесал кончик носа. Должно быть, уже перевалило за полночь, но костер по-прежнему ярко горел. Глаза Джейми мягко поблескивали в свете пламени, бросавшего красноватый отсвет на его щетину, рыжие волосы внука и старый плед, в который оба закутались.

По другую сторону от костра тихонько засмеялась Брианна – так люди смеются среди ночи, чтобы не разбудить спящих детей.

Она положила голову Роджеру на плечо и прикрыла глаза. Вид у нее был изможденный – немытые, спутанные волосы, впалые щеки, – но счастливый.

– Что смешного, a nighean?[2] – проворчал Джейми, обнимая внука. Джем изо всех сил боролся со сном, однако проигрывал в неравной схватке. Он распахнул глаза как можно шире и потряс головой, моргая, как встревоженный совенок.

– Что смешного?.. – повторил он заплетающимся языком и замер на полуслове с приоткрытым ртом, уставившись на мать бессмысленным взглядом.

Брианна хихикнула, и Джейми улыбнулся, глядя на нее.

– Я всего лишь спрашивала твоего папу, помнит ли он Собрание, на котором мы присутствовали много-много лет назад. Представители всех кланов стояли вокруг огромного костра. Я дала папе горящую ветку, чтобы он положил ее в костер и сказал, что Маккензи здесь.

– Понятно… – Джем пару раз мигнул, глядя на слепящее пламя, и слегка нахмурил рыжие бровки. – А где мы?

– Дома, – твердо сказал Роджер, переведя взгляд с меня на Джейми. – Навсегда.

Джейми наконец с облегчением выдохнул: мы оба пребывали в неведении с того момента, как сегодня днем вдруг увидели в низине эту четверку и побежали с холма им навстречу. Вне себя от радости, все принялись обниматься; веселая суматоха усилилась, когда на шум из своей хижины вышла Эми Хиггинс в сопровождении Бобби, а затем и Эйдан – мальчуган завопил от восторга при виде Джема и буквально сшиб его с ног. Тут же к ним присоединились Орри и малыш Роб.

На звук голосов прибежал Джо Бердсли, который охотился в лесу неподалеку… За считаные минуты собралась целая толпа. Еще до заката новость облетела шесть соседских семей – остальные узнают обо всем завтра.

Знаменитое шотландское гостеприимство проявилось во всей красе с невиданной скоростью; женщины и девушки побежали в свои дома, чтобы захватить предназначавшуюся для ужина еду, мужчины отправились по дрова – Джейми велел сложить огромный костер перед Новым домом на вершине холма. Так что воссоединение семьи отпраздновали с шиком, в большой дружеской компании.

Путешественников забросали вопросами: откуда они прибыли? Трудным ли было странствие? Что им довелось увидеть? Никто не спросил, рады ли они возвращению, – иного и не предполагалось.

Только мы с Джейми не задавали вопросов. Успеется. И лишь теперь, когда гости разошлись, Роджер наконец ответил на самый важный из них.

Но почему они приняли такое решение?.. Сердце тревожно заныло.

– Довольно для каждого дня своей заботы…[3] – пробормотала я, склонившись к черным кудрям Мэнди и целуя крошечное ушко.

Пальцы вновь ощутили под одеждой – запыленной после долгого пути, но отлично скроенной – ниточку шрама между ребрами малышки. Едва заметный след от скальпеля хирурга, который спас ей жизнь два года назад, далеко-далеко от меня.

Маленькое храброе сердечко билось ровно, и я смахнула набежавшие на глаза слезы – в который раз за сегодняшний день.

– Выходит, я был прав, – сказал Джейми.

– Насчет чего?

– Насчет расширения. – Он махнул рукой в сторону невидимого в ночи каменного фундамента Нового дома. Далеко внизу темнел среди травы едва различимый обгоревший остов Большого дома. Возможно, к моменту окончания строительства о нем останутся лишь воспоминания…

Брианна от души зевнула и, сонно моргая, откинула с лица гриву спутанных волос.

– Полагаю, в эту зиму нам придется ночевать в погребе, – хохотнула она.

– Напрасно ты так думаешь. – Джейми нисколько не обиделся. – Мы уже срубили деревья, попилили их на бревна и изготовили доски. Так что еще до холодов успеем сделать пол, стены и окна. Правда, остекление придется отложить до весны.

– Ну-ну… – Брианна снова моргнула и, встряхнув головой, поднялась и подошла взглянуть. – А каменная плита для очага уже готова?

– Да. Из серпентинита – это такой зеленый камень, знаешь?

– Помню. А кусок железа, чтобы подложить под него, тоже есть?

Джейми удивленно поднял брови.

– Пока нет. Но я найду, когда будем благословлять очаг.

– В таком случае… – Бри порылась в складках плаща и выудила большую, набитую до отказа холщовую сумку. Сунула в нее руку и через пару минут вытащила какой-то предмет, блеснувший в свете костра.

– Вот, па, возьми. – Она протянула предмет отцу.

Джейми недоуменно взглянул на вещицу, а затем с улыбкой передал мне.

– То, что надо! – похвалил он. – Привезла эту штуковину для очага?

«Штуковина» оказалась увесистой стамеской из гладкого черного металла около шести дюймов в длину. На рукоятке была выгравирована надпись «Крафтсман».

– По крайней мере, для одного из них, – улыбнулась Бри, положив руку Роджеру на колено. – Поначалу мы хотели строить дом своими силами, но… – Она обернулась и бросила взгляд через темнеющий Ридж на прозрачный холодный небосвод, где поблескивала Большая Медведица. – Боюсь, до зимы не управимся. Придется вас немного потеснить, – закончила она со вздохом, глядя на отца из-под опущенных ресниц.

– Что за глупости! – фыркнул он. – Наш дом – твой дом, и ты это прекрасно знаешь. К тому же лишние руки на стройке не помешают. Хочешь взглянуть?

Не дожидаясь ответа, он осторожно уложил Джема на землю возле меня и поднялся. Затем выхватил из огня горящую ветку и кивком пригласил дочку пройти к скрытому темнотой прямоугольнику нового фундамента.

Бри клонило в сон, но любопытство оказалось сильнее: улыбнувшись мне, дочка весело тряхнула головой и набросила на плечи накидку.

– А ты пойдешь? – спросила она Роджера, вставая.

Он с улыбкой отмахнулся.

– У меня глаза слипаются. Завтра посмотрю.

Бри ласково коснулась его плеча и направилась за отцовским факелом, спотыкаясь и бормоча проклятия. Джем даже не шелохнулся, и я накрыла его пледом.

Мы с Роджером сидели молча, прислушиваясь к удаляющимся во мраке голосам, а когда те смолкли – к звукам ночи, потрескиванию костра и мыслям друг друга.

Если они решились на такое рискованное путешествие – тем более учитывая опасности этого места и времени, – случилось что-то поистине…

Роджер посмотрел мне в глаза и сразу догадался, о чем я думаю.

– Да, все пошло наперекосяк, – сказал он со вздохом. – Хотя мы – особенно я – думали вернуться и исправить ситуацию. Но побоялись, что Мэнди не сможет там никого почувствовать.

– Мэнди?.. – Я недоуменно посмотрела на потяжелевшее от сна тельце у меня на руках. – Кого она должна была «почувствовать»? И что значит «думали вернуться»? Постой!.. – Я протестующе подняла руку. – Ничего не говори: ты совсем обессилел. Еще успеешь рассказать. Главное, что вы здесь!

Роджер с благодарностью улыбнулся – хотя в его улыбке сквозила усталость от пройденных миль, веков и трагичных событий.

– Согласен.

Мы еще немного посидели в тишине. Вскоре зять уронил голову на грудь, и я подумала, что он заснул. Однако когда подобрала ноги, чтобы встать и пойти стелить постели, Роджер вновь заговорил:

– И еще кое-что…

– Да?

– Вы с Джейми когда-нибудь встречали человека по имени Уильям Баккли Маккензи? Или Бак Маккензи?

– Имя знакомое, – нерешительно произнесла я. – Но…

Роджер коснулся белого шрама от веревки у себя на шее.

– Так зовут типа, который приказал меня повесить. А еще он мой дальний предок – правда, тогда этого никто из нас не знал.

Мне показалось, он пытается оправдать мерзавца.

– Иисус твою… Ой, прости. Ты все еще в некотором роде священник?

Он улыбнулся; на усталом лице проступили глубокие складки.

– Полагаю, это стало частью моей личности. Хотя я бы не стал возражать против «Иисус твою Рузвельт Христос!». Идеально подходит к ситуации.

И Роджер в двух словах рассказал, каким образом Бак Маккензи оказался в Шотландии 1980 года, а потом отправился вместе с ним на поиски Джема.

– Все не так просто, – вздохнул он. – В итоге Бак остался в 1739 году со своей… кхм… матушкой.

– Гейлис? – Услышав мой изумленный возглас, Мэнди пошевелилась и захныкала во сне. Я торопливо погладила ее по спинке и взяла поудобнее. – Ты тоже с ней встречался?

– Да. Весьма интересная женщина.

У его ног стояла наполовину полная кружка пива; до меня доносился горьковатый запах хмеля. Роджер нерешительно заглянул внутрь, будто не зная, как поступить: выпить содержимое или опрокинуть себе на голову. Однако в конце концов сделал глоток и опустил кружку на землю.

– Я… то есть мы… хотели взять его с собой. Конечно, это было рискованно, но мы собрали достаточно драгоценных камней. Я думал, все получится. И потом – у него здесь жена… – Он махнул рукой в направлении леса. – То есть в Америке. В этом времени.

– Кажется, припоминаю. Я вроде бы видела ее имя в твоем генеалогическом древе. – Хотя, как подсказывает жизненный опыт, не всегда стоит верить написанному.

Роджер кивнул, глотнул еще пива и откашлялся. Его голос был хриплым и скрипучим от усталости.

– Значит, ты простил его за… – Я дотронулась до своего горла. На шее зятя отчетливо виднелся след от веревки и маленький шрам от экстренной трахеотомии, которую мне пришлось провести с помощью перочинного ножика и янтарного мундштука.

– Я полюбил его, – искренне ответил он. Сквозь щетину на усталом лице проступила слабая улыбка. – Нечасто выпадает шанс полюбить дальнего предка, чья кровь течет в твоих жилах. Кто дал тебе шанс появиться на свет, сам того не осознавая…

– Став родителями, мы часто вынуждены играть вслепую, – сказала я, положив руку на теплую головку Джема и погладив его мягкие, хотя и немытые волосы. Они с Мэнди пахли как маленькие щеночки – сладким, животным запахом, полным невинности.

– Так и есть, – тихо отозвался Роджер.

Шорох травы и голоса возвестили о прибытии архитекторов, увлеченно обсуждавших устройство водопровода.

– Может, ты и права… – В голосе Джейми звучало сомнение. – Не знаю, получится ли раздобыть все необходимые детали до наступления холодов. Я только что начал копать яму для новой уборной – пока будем довольствоваться этим. А по весне…

Ответ Брианны я не расслышала. Вскоре оба появились у костра – свет пламени выхватил из темноты их одинаковые носы и рыжие шевелюры. Роджер подвинулся, а я осторожно встала на ноги; спящая Мэнди обмякла у меня на руках, словно ее тряпичная кукла Эсмеральда.

– Мама, дом просто чудо! – Бри прижалась к нам с Мэнди крепким, стройным телом. На мгновение она стиснула меня в объятиях, а затем наклонилась и поцеловала в лоб.

– Я так тебя люблю, – добавила она дрогнувшим голосом.

– Я тоже люблю тебя, милая, – ответила я, сглотнув подступивший к горлу комок, и коснулась ее усталого сияющего лица.

Она забрала у меня Мэнди и с привычной ловкостью уложила ее головку себе на плечо.

– Пойдем, дружок, – сказала она Джему, ласково ткнув его ногой. – Пора спать.

Он что-то буркнул и приподнял подбородок, но тут же вновь провалился в сон.

– Ничего, я его понесу. – Роджер склонился над мальчуганом и с тихим ворчанием взял его на руки, а затем повернулся к нам. – Вы тоже идете? Я могу вернуться и присмотреть за костром – только уложу Джема.

Джейми покачал головой и обхватил меня рукой.

– Не беспокойся. Мы еще посидим, пока дрова не догорят.

Едва волоча ноги, они медленно двинулись вниз под бряцающий аккомпанемент содержимого сумки Брианны. В доме Хиггинсов, где им предстояло провести ночь, слабо мерцал свет: должно быть, Эми зажгла лампу и отодвинула служившую занавеской шкуру.

Джейми по-прежнему сжимал в руке стамеску; не сводя глаз с удаляющейся фигурки дочери, он поцеловал холодный металл – как когда-то целовал рукоять своего кинжала, давая нерушимую клятву.

Он убрал стамеску в спорран и обнял меня сзади, уткнув подбородок мне в макушку. Мы стояли и смотрели, пока семейство Маккензи не скрылось в темноте.

– О чем думаешь, саксоночка? – ласково спросил Джейми. – Я заметил мрачные тучи в твоих глазах.

– О детях… – неуверенно ответила я. – То есть… это чудесно, что они вернулись. Думала, что никогда их больше не увижу, и вдруг… – Я смахнула слезы от переполнявшей меня радости. И благодарности судьбе за подаренный шанс вновь стать одной семьей. – Теперь мы сможем видеть, как растут Джем и Мэнди, быть вместе с Брианной и Роджером.

– Да, – сказал он с улыбкой. – Но?..

Я колебалась, подыскивая нужные слова.

– Роджер намекнул, в их времени что-то случилось. По-видимому, что-то действительно ужасное.

– Брианна сказала мне то же самое. – Его голос стал жестче. – Только ведь они уже жили раньше в этом времени. И знают, что здесь происходит и чего ожидать.

Война. Именно о ней говорил Джейми. Я вцепилась в обхватившие меня за талию руки.

– Не думаю, – тихо сказала я, глядя на раскинувшуюся внизу долину. Путники давно скрылись в ночи. – Тот, кто там не был, ничего не знает.

Ничего не знает о войне…

– Да, – сказал Джейми и молча прижал меня к себе, нежно погладив мой шрам от мушкетной пули, полученной в битве при Монмуте. – Я понимаю, о чем ты, саксоночка. Когда увидел Брианну и ребятишек – думал, сердце разорвется от радости. Я так тосковал по ним, – и в то же время меня утешала мысль, что они в безопасности. Но теперь…

Сквозь ткань накидки я ощущала медленные, ровные удары его сердца. Он тяжело вздохнул, и в этот момент в костре вдруг вспыхнула смола: целый сноп искр взметнулся ввысь и растворился в ночи. Словно напоминание о войне, которая медленно сжимала вокруг нас огненное кольцо.

– Вот смотрю я на них, – вновь заговорил Джейми, – и сердце наполняется…

– …страхом, – прошептала я, еще крепче прижавшись к мужу. – Безумным страхом.

– Точно, – кивнул он. – Именно так.

* * *

Мы еще немного постояли, вглядываясь в темноту и надеясь вернуть ощущение радости. Окно Хиггинсов по-прежнему мягко светилось на дальнем конце участка.

– Девять человек под одной крышей, – сказала я.

И вдохнула холодный, пахнущий хвоей ночной воздух, представляя девять спящих во влажной духоте тел. Наверняка там сейчас и шагу ступить негде: все горизонтальные поверхности заняты людьми, а над очагом дымится чайник и котел с похлебкой.

У Хиггинсов зажглось второе окно.

– Четверо из них – наши, – со смешком заметил Джейми.

– Надеюсь, они не спалят дом, – проворчала я. Из печной трубы повалил дым и искры: кто-то подбросил в огонь дров.

– Не спалят. – Он развернул меня лицом к себе и тихонько сказал: – Я хочу тебя, a nighean. Ляжешь сегодня со мной? Может, это наша последняя ночь вдвоем на долгое, долгое время.

Я собиралась было сказать «Конечно!», но вместо этого зевнула во весь рот, едва успев прикрыть его рукой.

– Ой! Извини, я не хотела – нечаянно вышло.

Он тихонько рассмеялся. Качая головой, расправил скомканное лоскутное одеяло, на котором я сидела, опустился на колени и протянул мне руку.

– Приляг со мной, саксоночка! Посмотрим на звезды. Если через пять минут не заснешь – раздену тебя и буду любоваться твоим обнаженным телом в лунном свете.

– А если засну? – Я сбросила туфли и опустилась рядом с мужем.

– Тогда даже не буду стаскивать с тебя одежду.

Костер горел уже не так ярко, хотя дров было еще достаточно; разгоряченный воздух касался лица и шевелил волосы на висках. Крупные звезды рассыпались, словно бриллианты, оброненные небесным воришкой. Я поделилась этой метафорой с Джейми, но он лишь фыркнул в ответ. Однако потом прилег рядом и восхищенно вздохнул, любуясь чудесным зрелищем.

– Красиво! Вон там – Кассиопея, видишь?

Я посмотрела в направлении его кивка и покачала головой.

– Ничего не смыслю в созвездиях. Знаю только Большую Медведицу и еще могу показать Пояс Ориона. Куда он, черт возьми, подевался?.. И где-то рядом должны быть Плеяды, верно?

– Они входят в созвездие Тельца – которое возле Охотника. – Он вытянул руку, показывая, куда смотреть. – А это – Жираф.

– Не выдумывай! Нет такого созвездия – иначе я бы о нем слышала.

– Его сейчас просто не видно, но оно существует. Если уж на то пошло, сегодняшние события куда больше похожи на выдумку.

– Пожалуй, ты прав.

Он обхватил меня рукой, я повернулась на бок и прижалась щекой к его груди. Мы молча смотрели на звезды, слушая шелест ветра в листве и спокойное биение наших сердец.

Прошла целая вечность, прежде чем Джейми пошевелился и вздохнул.

– Таких звезд не видел с той ночи, когда мы зачали Фейт.

Я удивленно приподняла голову. Мы редко упоминали Фейт – мертворожденную дочь, навеки поселившуюся в наших душах. Нам не нужны были слова, чтобы понять чувства друг друга.

– Откуда ты знаешь, когда именно мы ее зачали? Я вот понятия не имею.

Он медленно провел пальцами по моей спине и принялся ласково массировать мне ягодицы. Будь я кошкой, непременно бы замурлыкала.

– Ну, могу и ошибаться, но мне всегда казалось, что это случилось в ту ночь, когда я пришел к тебе в аббатстве. Там в конце коридора было высокое окно; я посмотрел в него и увидел звезды. Решил – это знак. Словно звезды указывали мне путь.

Я не любила вспоминать ту ночь в аббатстве Святой Анны, где Джейми едва добровольно не сошел в могилу. Тогда было страшное время. Дни, проведенные в смятении и тревоге, сменялись мрачными, полными отчаяния ночами. В памяти осталось лишь несколько ярких эпизодов, которые выделялись, словно расцвеченные первые буквы в древних церковных книгах.

Бледное лицо отца Ансельма в свете свечей; доброта и сострадание в его глазах сменяются изумлением, когда он выслушивает мою исповедь. Аббат совершает обряд соборования у постели умирающего племянника; его руки легонько, подобно крылышкам колибри, касаются лба, век, губ и ладоней Джейми. Безмолвие полутемной часовни, где я так страстно молилась за его жизнь и где мои молитвы услышали.

Однажды я проснулась среди ночи и увидела, что Джейми стоит у моей кровати – мертвенно-бледный, обнаженный и дрожащий от холода. Он едва держался на ногах, но к нему вернулась жажда жизни и упрямая решимость, которые с тех пор ни разу его не покидали.

– Ты вспоминаешь Фейт? – Я непроизвольно потрогала живот. Джейми так и не увидел дочь, только чувствовал, как она пинается изнутри.

Он поцеловал меня в лоб и посмотрел в глаза.

– Конечно. Почему ты спрашиваешь?

– Просто хотела, чтобы ты рассказал мне еще немного.

– С удовольствием. – Он приподнялся на локте и притянул меня поближе, укутывая своим пледом[4].

– А это помнишь? – Я отогнула краешек плотной ткани. – Как поделился со мной пледом в ночь нашей первой встречи?

– Чтобы ты не окоченела от холода? Конечно. – Он поцеловал меня в шею. – Тогда, в аббатстве, я и сам промерз до костей. Пытался ходить, но выбился из сил. А ты не давала мне есть, морила голодом, и я…

– Ты же знаешь, что говоришь неправду! Ты…

– Я не стал бы врать тебе, саксоночка!

– Еще как стал бы, черт тебя подери! – возмутилась я. – Постоянно так делаешь. Хотя сейчас это неважно. Значит, умирал от холода и голода? Но вместо того, чтобы попросить у брата Пола одеяло и горячую похлебку, почему-то потащился в чем мать родила по темному коридору и забрался ко мне в кровать.

– В жизни есть вещи поважнее еды, саксоночка. – Его рука по-хозяйски расположилась на моих ягодицах. – В тот момент самым главным для меня было выяснить, смогу ли я делить с тобой ложе. Подумал: если не смогу, то просто уйду в метель и ты меня больше не увидишь.

– Конечно, тебе не пришло в голову подождать пару недель, пока не окрепнешь.

– Ну, я не сомневался, что смогу преодолеть небольшое расстояние, держась за стены. А все остальное полагалось делать лежа. Так зачем ждать? – Рука начала поглаживать меня пониже спины. – Значит, ты тоже помнишь ту ночь?

– Я словно занималась любовью с глыбой льда. – Так оно и было. При этом сердце мое разрывалось от нежности, а в душе вновь расцветала надежда, которую я уже и не чаяла обрести. – Хотя вскоре ты немного оттаял.

Поначалу совсем немного. Я прижалась к нему, пытаясь согреть своим теплом. Стянула ночную сорочку, чтобы наши тела максимально соприкасались. Помню резко очерченный изгиб его бедра и выступающие позвонки, усеянные свежими шрамами.

– На тебя было страшно смотреть: просто ходячий скелет…

Я повернулась к мужу лицом и притянула к себе, чтобы почувствовать тепло его тела и прогнать леденящие воспоминания. Он в самом деле был теплый. И живой. Даже очень живой.

– Помню, ты обхватила меня ногой, чтобы я не свалился с кровати. – Джейми медленно поглаживал мое бедро. Его волосы поблескивали в свете догорающего костра, хотя лицо оставалось в тени. Однако по голосу чувствовалось, что он улыбается.

– Кровать была ужасно узкой. – Я спала на монашеской койке, едва вмещавшей одного человека средних размеров. А Джейми, даже изрядно исхудавшему, требовалось куда больше места.

– Саксоночка, я хотел перевернуть тебя на спину, но побоялся, что мы оба завалимся на пол, и потом… не думаю, что смог бы удержаться сверху.

Тогда он дрожал от холода и слабости. Вероятно, его и сейчас пробирала дрожь – на этот раз вызванная страхом. Я взяла руку, лежавшую у меня на бедре, и поцеловала. Замерзшие пальцы крепко обхватили мою теплую ладонь.

– У тебя получилось, – прошептала я, перекатываясь на спину и увлекая его за собой.

– С грехом пополам, – пробормотал Джейми, высвобождаясь из килта, пледа, рубашки и нижней сорочки. Затем мы оба испустили долгий вздох наслаждения. – О боже, саксоночка…

Он сделал пару нерешительных движений и прошептал:

– Ты не представляешь, каково мне было. Я боялся, что больше никогда не смогу тобой обладать.

Но у него действительно получилось, хотя и с грехом пополам.

– И тогда я решил: пусть это будет последним, что я сделаю в своей жизни.

– Черт возьми, почти так и вышло, – прошептала я, схватив его за упругие ягодицы. – Я и правда на мгновение подумала, что ты умер, пока не почувствовала твои слабые движения.

– Думал, мне конец, – усмехнулся Джейми. – О, Клэр!..

Ненадолго прервавшись, он опустился и прижался лбом к моему лбу. Как в ту ночь, когда он касался меня, замерзший и полный отчаяния. Помню, как вдыхала в него жизнь, целуя мягкие, податливые губы, пахнущие элем и вареными яйцами – другую пищу его желудок принимать отказывался.

– Я хотел… – шептал он. – Хотел тебя. Мне нужно было тобой обладать. Правда, как только оказался внутри…

Джейми вздохнул полной грудью и продвинулся глубже.

– Думал, это меня прикончит на месте. Захотелось умереть. Пока я внутри тебя.

Его голос, хотя по-прежнему ласковый, стал вдруг далеким и отстраненным. Я поняла, что он сейчас не здесь, а в той холодной каменной келье. Вновь переживает минуты паники, страха и всепоглощающего желания.

– Я хотел излиться в тебя – пусть и в последний раз. Но когда это произошло, понял, что буду жить и останусь внутри тебя навеки. Потому что дал тебе ребенка.

С этими словами Джейми вновь вернулся в реальность – и в меня. Я крепко сжимала в объятиях большое сильное тело, которое беспомощно задрожало в момент разрядки. Теплые слезы навернулись мне на глаза и холодными ручейками стекли по вискам, затерявшись в волосах.

Через некоторое время он перекатился на бок, продолжая держать руку на моем животе.

– Ну как, у меня получилось? – спросил он с легкой улыбкой.

– Получилось, – ответила я, накрывая нас обоих пледом. А потом, довольная, лежала рядом с мужем в свете догорающего костра и бессмертных звезд.