Читать книгу Моя сестра Роза - Джастин Ларбалестьер - Страница 6

По пути из спортзала домой я вымок до нитки. Консьержу пришлось меня впустить. Дэвид открывает мне дверь в квартиру и протягивает связку ключей.

– С днем рождения, – говорит он.

У меня все еще день рождения. Родоки не подарили мне ни единого подарка, не считая ключей от квартиры. Я пытаюсь не слишком из‐за этого расстраиваться.

– Ты промок.

– Да, – говорю я, а про себя думаю: «Ты такой наблюдательный». – Дашь полотенце?

Я нагибаюсь, чтобы снять мокрые кроссовки.

– Конечно, – говорит он, исчезает в ванной на первом этаже и возвращается с полотенцем. – Как спортзал?

– Отлично.

Грузовой ящик вскрыли. Его содержимое расшвыряно по всей гостиной.

– Где Роза?

– В своей комнате. Салли оборудует кабинет. Я настроил интернет. Пароль обычный. Пришлось изрядно на всех поорать. На здоровье.

– Спасибо, Дэвид, это прекрасно.

– Я скоро начну готовить. Планирую, что ужин будет в семь.

Я киваю. Семь – это еще через два часа. А я уже голоден. Беру себе яблоко и горсть орешков. Роза сидит на своей кровати, скрестив ноги, и читает книжку по математике. Розе нравятся числа. Она вроде как математический гений. Это у нее от Дэвида. Они могут часами говорить о числах и компьютерах. А я никакой не гений.

Розин компьютер уже подключен, на полках стоят книги по математике и физике. Позади компьютера стопкой лежат учебники по истории США и романы, которые, по задумке родоков, нам нужно прочесть, чтобы подготовиться к здешней школе. Когда родоки решат нас по ним проэкзаменовать, Роза почитает их в интернете в кратком изложении.

– Чем занимаешься? – спрашиваю я, просовывая голову в дверь и закидывая в рот орешки.

– Читаю. А ты чем занимаешься?

– Жую, спрашиваю, чем ты занимаешься. О чем читаешь?

– О простых числах.

Роза может наизусть перечислить первую тысячу простых чисел. Поэтому я знаю, что тысячное простое число – 7919.

– Салли и Дэвид ругаются.

– Из-за чего? – насмешливо спрашиваю я. Роза часто так говорит. Но я редко вижу, чтобы родители ругались.

– Из-за Макбранайтов. Дэвид считает, что мы должны быть с ними вежливыми.

– Мы должны быть вежливыми со всеми.

– Да, но не все покупают нам билеты на самолет и платят за крутую квартиру. Дэвид хочет, чтобы мы были с ними супервежливыми. А Салли говорит, что перебарщивать с этим не нужно. И что Макбранайты – их лучшие друзья. Кстати, ты не задумывался о том, почему мы их ни разу не видели?

Я не задумывался. Родоки не раз ездили с ними в отпуск, но нас с собой никогда не брали. Я думал, все дело в том, что у нас и у их детей каникулы в разное время.

– Мне не терпится с ними познакомиться, – говорит Роза. – Хочу посмотреть, как выглядят богачи.

– Скорее всего, они выглядят как обычные люди.

– Я буду их изучать. Я тоже хочу быть богатой.

– Ты всех изучаешь, – говорю я. Мысль о том, что Роза может натворить, если разбогатеет, приводит меня в ужас.

– Я никогда не общалась с двойняшками.

У Макбранайтов три дочери: Лейлани, примерно моя ровесница, и двойняшки Майя и Сеймон, чуть постарше Розы.

– Наверняка они ничем не отличаются от других детей.

Роза качает головой:

– Я читала, что у некоторых близнецов есть свой собственный язык, что они могут читать мысли друг друга. Когда одному из близнецов плохо, второй это чувствует, даже если они далеко друг от друга. Близнецы всегда дружат.

– Звучит правдоподобно, – бросаю я, имея в виду ровно противоположное.

Роза кивает. Она не понимает сарказма.

– Мне бы хотелось быть телепатом. Интересно, они этим пользуются, чтобы издеваться над Лейлани? Я спрошу.

– Будь уверена, они все тебе расскажут о своих близнецовых суперспособностях.

– Люди всегда рассказывают мне интересные вещи. Это правда. Розе нравится знать о других людях больше, чем они знают о ней. Среди сверстников она всегда становится лидером. Сначала все дети ищут ее одобрения, хотят ей понравиться, потому что она такая красивая и потому что ее невозможно не полюбить. Но эта любовь быстро перерастает в страх. Роза выслушивает их секреты, узнает истории, которые они никогда никому больше не рассказывали, а потом разбалтывает их в самый неподходящий момент. У Розы слишком сильная харизма.

Не все дети обманываются. Каждый раз находится один или даже двое детей, которым кажется, что с Розой что‐то не так. Но все остальные не обращают на них внимания. Скоро у Розы начнутся занятия в новой танцевальной школе. Я стараюсь не слишком переживать, потому что почти ничего не могу сделать.

Дедуля платит за Розины танцы, потому что она сказала, что это нечестно – я хожу на бокс, а она нет. Почему ей тоже нельзя на бокс? Дедуля ответил: «Девочки не занимаются боксом. Выбери что‐то другое». Она выбрала чечетку, и дедуле это очень понравилось. Дедуля любит, когда девочки занимаются чем‐то, что он считает подходящим для девочек.

– О чем ты думаешь, Че?

– О дьяволе.

Роза хихикает.

– Его не существует.

Примерно с двух до трех лет Роза была чудовищем. Когда ее истерики стали совершенно непереносимыми, родоки повели ее к врачу. Тот отправил ее к специалисту по раннему развитию. Истерики тут же прекратились.

Я видел, как она злилась, когда ей что‐то не нравилось. Это случалось часто. Но после того, как ее сводили к специалисту, истерик больше не было. Роза поняла, что так она своего не добьется. Вместо того чтобы выбросить белый флаг и дать ей то, что она хочет, родоки повели ее к докторам. Такое внимание Роза не оценила.

После того похода к специалисту на ее лице порой появлялось то жуткое, яростное выражение – правда, теперь лишь на миг. Я напрягался, ждал, что она закричит, зарыдает, но истерики не было. Никто, кроме меня, не замечал, как в такие секунды менялось выражение Розиного лица. Она исключила из своего арсенала истерики, а вместо того принялась безостановочно врать.

Однажды мы завтракали в кафе. Розе было два с половиной года, она сидела на высоком стульчике и пила молоко. Дэвид мило болтал с официанткой, а Салли листала воскресную газету. Я заметил, как Роза ущипнула себя за руку, и потянулся, чтобы не дать ей сделать это снова.

– Че обидел Розу, – тут же заныла она.

Моя ладонь лежала на ее руке, рядом с большим красным пятном. Салли подхватила Розу на руки. Роза зарыдала еще громче.

– Что ты сделал? – спросил Дэвид, а Салли бросила на меня взгляд, полный осуждения.

– Я ничего не делал. Она сама себя ущипнула.

И родоки, и посетители за соседним столиком недоверчиво смотрели на меня.

– Зачем мне ее щипать?

– Не знаю, – сказал Дэвид. – Зачем ты ущипнул свою младшую сестру?

– Я ее не щипал.

Тогда мне никто не поверил. Но через неделю родители задумались: Роза сказала какой‐то женщине на улице, что ей не нравится спать в конуре. У нас и собаки‐то никогда не было. Она делала это только на людях. Только когда вокруг были свидетели, которые ни за что бы не поверили, что этот маленький белокурый ангелочек может врать. Она делала это, чтобы нам стало неловко. А еще потому, что ее это забавляло.

Ее снова повели к специалисту по раннему развитию. Специалист предположил, что у нее СДВГ. Или что она пытается привлечь к себе внимание. Так порой делают маленькие дети. Специалист объяснил, что малыши так устроены: они считают, что мир вращается вокруг них. Есть вероятность, сказал специалист, что она это перерастет. А пока будем заниматься с ней чаще.

У специалиста Роза вела себя просто замечательно. С нами она превращалась в чудовище. Так продолжалось много месяцев. Она вымотала родоков. И меня. Как только мы куда‐то шли, она врала или устраивала сцены. Специалист сказал, что, возможно, пора прописать ей лекарства. Родоки немного поколебались: она еще такая маленькая. Но потом решили, что да, пусть будут лекарства.

Роза не хотела принимать лекарства. Она орала, отбивалась, все выплевывала. Родоки не знали, что делать. Но в следующий раз, когда они куда‐то взяли ее с собой, она не устроила сцену. Она вообще прекратила устраивать сцены. Да, это был очередной этап развития. Родоки обрадовались, что все позади и что им не придется пичкать ее таблетками. Мы поехали в отпуск. Солнце, песок и Роза, чудесное дитя. Но врать она продолжала. Просто стала хитрее.

Она врала всем вокруг, от всех скрывала свою истинную сущность. От всех, кроме меня. Я был нужен ей для проверки. Она наблюдала, нахмурюсь ли я в ответ на ее смех или стану смеяться с ней вместе. Она обо всем мне рассказывала.

– Я ущипнула этого малыша, – признавалась она. – Мне понравилось его щипать.

Она хвалилась передо мной своими выходками. Как она соврала вон тому старику. Как украла вот эту медаль. Мне она доверяла. Меня, как я отчасти надеялся, она любила. Но только меня. Родоки думали, что неприятный этап в ее развитии уже пройден. Что теперь она всегда будет их милой крошкой. Но я знал, как все обстоит на самом деле.

– Мне кажется, мы вырастили замечательных детей, – говорит Дэвид за ужином в честь моего дня рождения и приобнимает Салли.

У меня вырывается стон. Роза выдает:

– Мне всего десять, Че всего семнадцать. Не думаю, что вы можете утверждать, что хорошо нас воспитали, пока мы окончательно не вырастем.

Они смеются, но Роза не шутит. Интересно, как сильно они гордились бы своим воспитанием, если бы знали, что случилось с морской свинкой Апиньи. Или с паспортом того пьяницы из самолета. Если бы они знали все, чего не знают. От этой мысли я чувствую усталость. Еще большую усталость.

В конце концов мне все‐таки вручают подарок, и он действительно хорош: это старое издание «Анатомии Грея». Листая страницы, я чувствую запах лежалой бумаги, и на меня накатывает смертельная усталость.

Сразу после ужина я отправляюсь в постель. Еще нет и половины девятого. Я переписываюсь с Джейсоном, Джорджи и Назимом, которым хочется узнать, что я думаю про Нью-Йорк. Я ничего про него не думаю. «НЙ говно». – «Не смей так говорить про НЙ!» Джорджи мечтает переехать сюда и стать модным дизайнером. «Давай поменяемся». – «Ага, и со мной». Джейсон явно думает о здешнем боксе, который развит куда лучше, чем дома.

«Адски холодно и сыро. Вообще не гламурно. Вообще не круто. Я видел только спортзал, библиотеку и серые мокрые улицы». – «Тогда с чего ты решил, что НЙ говно?» – подлавливает меня Джорджи. «А у нас солнце». Представляю, с какой ухмылкой Назим это пишет. «Кто бы сомневался». – «И манго еще продают. Вкусные!» – «Хватит! Слышать не хочу». – «Но дорогие», – признает Назим.

Я решаю не писать, что в Бангкоке манго были не хуже, чем дома, и к тому же гораздо дешевле. Я ведь уже не в Бангкоке. «Тут ужасно». Я и сам понимаю, как глупо это звучит. Дело не в Нью-Йорке. Мы могли бы поехать куда угодно. Мне было бы ужасно везде, даже в теплых краях, где всегда светит солнце. Я хочу домой.

«Уймись, Че!» – «Ты только приехал. Дай НЙ еще один шанс». – «Попробую. Просто я хочу домой. Ладно, пойду спать. Уже поздно». – «Еще девяти нет. Думаешь, мы тупые и считать не умеем?» – «Я тупой, – пишет Назим. – Очень тупой. Долбаные часовые пояса». – «У меня джетлаг, я устал, умотался, спать хочу. Я пошел». – «Слабак». – «Спокойной ночи!» – «С днем рождения, Че!» – «Да, Че, нам теперь всем по 17!» – «Спасибо!»

Я достаю «Историю мозга» и пытаюсь читать. Текст такой вязкий и сложный, что обычно я отключаюсь за несколько минут. В этот раз меня не хватает даже на несколько строк, но заснуть все равно не удается.

Я вылезаю из постели и выполняю серию ката, надеясь, что это меня окончательно вымотает. В конце концов я засыпаю, но просыпаюсь от воя сирен. Мне удалось проспать часа три, не больше. «С днем рождения меня», – думаю я, а потом понимаю, что день рождения уже закончился.

Худший. День. Рождения. В моей. Жизни.

Нет, не совсем. Меня заметила Соджорнер.