Читать книгу Истории золотого века - Джеймс Болдуин - Страница 10

Одиссей и его наставник, как я уже говорил вам, пробыли в Дельфах целый месяц, потому что Фемий не решался продолжать свое путешествие, пока пифийский оракул не скажет ему, чем оно закончится. Тем временем со всех концов Эллады ежедневно приходило множество паломников, приносивших богатые дары для храма Аполлона и спрашивавших совета у Пифии. От этих путников Одиссей узнал много нового о землях и местах, о которых он никогда прежде не слышал; и ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем слушать удивительные истории, которые каждый рассказывал о своем доме и народе.

Однажды, когда он шел к источнику Касталии, его встретил старик, который приехал из Коринфа, чтобы задать вопросы Пифии, и остановился, чтобы поговорить с ним.

– Юный царевич, – сказал старик, – какое дело может привести такого молодого человека, как ты, в это место, посвященное Аполлону?

– Я направляюсь навестить своего дедушку, – сказал Одиссей, – и я остановился здесь на несколько дней, пока мой наставник консультируется с оракулом.

– Твой дедушка! А кто твой дедушка? – спросил старик.

– Великий вождь Автолик, чертоги которого находятся по другую сторону Парнаса, – ответил Одиссей.

Старик глубоко вздохнул и после минутного молчания сказал:

– Тогда, возможно, ты поможешь своему дедушке ухаживать за скотом его соседей.

– Я не знаю, что ты имеешь в виду, – ответил Одиссей, пораженный тоном, которым незнакомец произнес эти слова.

– Я имею в виду, что твой дедушка, самый хитрый из людей, поучит тебя своему ремеслу, – сказал мужчина со странным блеском в глазах.

– Мой дедушка – вождь и герой, – сказал мальчик. – Какое у него может быть ремесло?

– Не притворяйся, что не знаешь, что он только и делает, что угоняет чужой скот, – ответил старик, пожимая плечами. – Да ведь вся Эллада уже сто лет знает его как Царя Скотокрадов! Но теперь он уже очень стар, и пастухам больше нечего его бояться. но все же запомни мои слова, юный царевич: не требуется мудрости пифийского оракула, чтобы предсказать, что ты, его внук, станешь величайшим пронырой. С Автоликом в качестве твоего деда и с Гермесом в роли прадеда тебе и впрямь было бы трудно быть другим.

В этот момент подошел бард Фемий, и старик быстро ушел.

– Что он имеет в виду? – спросил Одиссей, поворачиваясь к своему наставнику. – Что он хочетсказать, говоря, что мой дед ворует чужой скот, и говоря о Гермесе как о моем прадеде?

– Они рассказывают странные истории об Автолике, вожде горцев, – ответил Фемий, – но правдивы ли их истории или ложны, я не могу сказать. Старик, который говорил с тобой, родом из Коринфа, где когда-то правил Сизиф, самый жестокий и коварный из царей. Из Коринфа Сизиф посылал корабли и торговцев по всему миру; и все богатства Эллады могли бы принадлежать ему, если бы он только любил истину и справедливо относился к своим ближним. Но в его душе не было чести; он предал своих самых дорогих друзей ради золота. Он даже раздавил огромной каменной глыбой чужеземцев, которые пришли в Коринф, чтобы обменять свои товары. Говорят, что однажды давным-давно Автолик спустился ночью в Коринф и увел весь скот Сизифа, согнав его на свои большие пастбища за Парнасом. Вскоре после этого Сизиф смело отправился во дворец твоего дедушки и сказал:

– Я пришел, Автолик, чтобы вернуть себе свой скот, который ты так любезно пас.

– Это хорошо, – отвечал Автолик. – Иди теперь, пройдись среди моих стад, и если ты найдешь какою-нибудь животинку с твоим клеймом на шкуре, она твоя: гони её обратно на свои собственные пастбища. Такое же предложение я делаю каждому, кто приходит ко мне с претензиями по поводу своего скота.

Тогда Сизиф, к великому удивлению твоего дедушки, пошел бродить среди его бесчисленных стад и выбрал свою скотину, не допустив ни единой ошибки.

– Разве ты не видишь мой инициал под копытом каждой из этих коров?11 – спросил Сизиф.

Автолик сразу понял, что его перехитрили, и он охотно подружился бы с тем, кто был более хитрым, чем он сам. Но Сизиф поступил с ним вероломно, как и со всеми, кто ему доверял12. И все же люди говорят, что теперь, когда он мертв, он получил свою награду в Аду; ибо там он обречен на нескончаемый тяжкий труд по поднятию тяжелого камня на вершину холма только для того, чтобы увидеть, как он снова скатывается на равнину.13 Именно от него люди научились называть твоего деда Царём скотокрадов; насколько это справедливо, ты можешь судить сам.

– Ты объяснил часть того, о чем я тебя спрашивал, – задумчиво сказал Одиссей, – но ты не ответил на мой вопрос о Гермесе.

– Я отвечу на это в другой раз, – сказал Фемиус, – потому что завтра мы должны возобновить наше путешествие, и я должен сейчас идти и привести все в готовность.14

– Но что тебе пообещал оракул? – удивленно спросил Одиссей.

– Пифия ответила на мой вопрос, – сказал бард. – Я спросил, какая удача должна сопутствовать тебе в этом путешествии, и оракул дал такой ответ: – «К дому и родным он вернется в целости и сохранности еще не скоро. С заслуженными шрамами, встреченный триумфальной песней».

– Что это значит? – спросил Одиссей.

– Только то, что там написано, – ответил бард. – Все, что сейчас нужно, это то, что мы должны внести свой вклад, и удача, несомненно, улыбнется нам.

И вот, на следующее утро они попрощались со своими добрыми хозяевами и начали подниматься по крутой тропинке, которая, как им сказали, вела вверх и вокруг к выстроенному в скале дворцу Автолика. На вершине первого склона они вышли на широкое плоскогорье, в центре которого до небес возвышался пик Парнаса. Вокруг основания этого пика были сложены огромные камни, один над другим, точно так же, как они были брошены в древние времена могучими руками Титанов. Со всех сторон были расщелины, пропасти и глубокие ущелья, через которые текли ревущие потоки, питаемые тающими снегами наверху. А по бокам утесов были темные пещеры и узкие гроты, выдолбленные в твердой скале, где, как говорили, обитали странные существа.

Время от времени Одиссею чудилось, что он видит горную нимфу, порхающую среди деревьев, или сатира с косматой бородой, поспешно скрывающегося среди расщелин и скал над ними. Они прошли мимо большой Корикийской пещеры, огромные сводчатые залы которой могли бы вместить тысячу человек; но тщетно они искали нимфу Корикию15, которая, как им сказали, иногда сидела внутри и улыбалась проходящим путникам. Немного дальше они услышали нежные звуки лиры и звуки смеха и веселья в вечнозеленой роще, ниже по склону горы; и Одиссей подумал, что там нет Аполлона и Муз.

Тропинка, по которой шел их маленький отряд, вела не на вершину пика, а огибала его подножие, а затем, сделав множество зигзагов, вела вниз, в лесистую долину, через середину которой несся горный поток. Мало-помалу долина расширилась, превратившись в приятную равнину, широкую и зеленую, ограниченную с трех сторон крутыми горными стенами. Здесь были богатые пастбища и луга, на которых Одиссей увидел тысячи пасущихся коров. Проводник сказал им, что это пастбища и скот великого Автолика. Недалеко от берега горного потока, – как раз там, где он срывался с обрыва и, забыв о своей дикой спешке, превращался в тихий луговой ручей, – стояло жилище вождя. Он был большим и низким, высеченным в цельной скале; он больше походил на вход в горную пещеру, чем на царский дворец.

Одиссей и его наставник смело вошли в большой зал, потому что низкий дверной проем был открыт и никем не охранялся, а на скале над ним были грубо высечены следующие слова: «Здесь живет Автолик. Если ваше сердце храбро, входите». Они прошли через вестибюль и оказались во внутренней комнате поменьше. Там они увидели Автолика, сидящего в кресле из слоновой кости и золота, с толстыми меховыми подушками; а рядом с ним сидела прекрасная Амфитея, его жена, занятая своим веретеном и прялкой. Вождь был очень стар; его седые волосы волнами ниспадали на могучие плечи, а широкий лоб был изборожден морщинами от старости; однако фигура его была фигурой великана, а глаза горели и искрились огнем юности.

– Чужестранцы, – сказал он ласково, – добро пожаловать в мои чертоги. Не часто навещают меня в моем горном доме, и старость приковала меня здесь к моему креслу, так что я больше не могу разгуливать среди своих собратьев. Кроме того, есть те, кто в последнее время говорит обо мне много недобрых слов; и хорошие люди не хотят быть гостями того, кого называют «царём скотокрадов». – Затем, видя, что его посетители все еще медлят у двери, он добавил: – Молю вас, кто бы вы ни были, не бойтесь, но входите и будьте уверены в добром приеме.

Тогда Одиссей бесстрашно выступил вперед, предстал перед царём и царицей, представился, а также показал им подарки, которые прислала его мать Антиклея. Поистине радостно было сердце старого Автолика, когда он схватил руку своего внука; и Амфитея взяла мальчика на руки, и поцеловала его в лоб и в оба глаза, и заплакала от полноты радости. Затем по зову старого царя открылась внутренняя дверь, и вошли шесть его сыновей. Это были рослые люди, с крепкими, как железо, конечностями и глазами, подобными глазам горного орла; они тепло приветствовали юного царевича и задали ему тысячу вопросов о его доме на Итаке и о его царице-матери, их сестре Антиклее.

– Не тратьте часы на разговоры! – воскликнул наконец старый Автолик. – Есть еще один день для слов. Немедленно приготовьте достойный пир для моего внука и его друга барда; и пусть наши залы громко звенят от радостного веселья.

Сыновья тотчас повиновались. Из стада, пасущегося на лугах, они выбрали самого жирного теленка; его они зарезали и быстро разделали; а затем, отрезав самые отборные части, они поджарили их на вертелах перед пылающим огнем. И когда трапеза была готова, великий Автолик, его жена и его сыновья сели со своими гостями за накрытый стол; и они весело пировали, пока солнце не зашло, и тьма не покрыла землю. Затем молодые люди принесли охапки сухих веток и сосновых поленьев и бросили их в огонь, и пламя взметнулось вверх и осветило зал ярким красноватым светом; а Одиссей сел на ложе из медвежьих шкур у ног своего деда и выслушал много замечательных историй давно минувших времен, которые всегда присутствовали в памяти старика.

– Воистину, есть две вещи, с которыми бесполезно бороться любому человеку, – сказал Автолик, – и это старость и смерть. Первая уже сделала меня своим рабом, а вторая скоро заполучит меня в свои лапы. Когда я был молод, не было человека, который мог бы опередить меня в беге. Я даже считал себя достойным соперником быстроногой девы Аталанты16. Было очень мало людей, даже среди великих героев, которые могли бы метать копье с большей силой, чем я; и вряд ли был кто-то, кто мог бы натянуть мой большой лук. Но теперь и копье, и лук бесполезны. Вы видите, что они стоят там, в углу, где мои глаза могут лишь остановиться на них. Завтра ты поможешь мне их отполировать. – Затем, после минутной паузы, он добавил: – Но, о, борьба и прыжки! Никогда не было никого, кроме одного смертного, кто мог бы превзойти меня ни в том, ни в другом.

– Я слышал, – сказал Одиссей, – что даже великий Геракл был твоим учеником.