Читать книгу Истории золотого века - Джеймс Болдуин - Страница 11

– И он действительно был таковым, – ответил старик. – Когда я впервые увидел несравненного героя, он был всего лишь ребенком, высоким и красивым, с глазами дикого оленя и льняными волосами, ниспадающими на плечи. Но даже тогда он был сильнее любого простого смертного. Его отчим Амфитрион позвал меня в Фивы, чтобы я был учителем мальчика, поскольку он видел в нем богатые обещания будущего величия. Со мной он позвал многих знатнейших людей Эллады. Первым был Эврит, мастер лучников, который научил героя, как натягивать лук и посылать быструю стрелу прямо в цель. Но в злой день Эврит встретил свою судьбу, и все из-за собственной глупости. Ибо, гордясь своим мастерством, которого не мог превзойти ни один смертный, он вызвал великого Аполлона на поединок в стрельбе; и разгневанный бог-лучник пронзил его насквозь своими стрелами. Вторым среди учителей Геракла был Кастор, брат Полидевка и Елены, прекраснейшей из женщин. Он научил героя владеть копьем и мечом. Затем был Лин, брат Орфея, милейший из музыкантов, который пришел, чтобы научить его, как прикасаться к лире и извлекать из неё чарующие мелодии; но мальчик, чей ум был настроен на великие дела, не интересовался музыкой, и уроки, которые давал ему Линус, были бесполезны. «Ты – всего лишь тупой и безмозглый недоучка!» – воскликнул однажды менестрель, ударив своего ученика по щеке. Тогда Геракл в гневе ударил Лина его же собственной лирой и убил его. – «Даже у тупого ученика есть свои права, – сказал он, – и одно из них – право не называться болваном». – Фиванские правители привлекли юного героя к суду за это преступление; но он встал перед ними и напомнил им о полузабытом законе, который Радамант, правитель Елисейской земли17, дал им: «Тот, кто защищается от несправедливого нападения, невиновен и выйдет на свободу». И судьи, довольные его мудростью, даровали ему свободу.

– Были ли у Геракла другие учителя? – спросил Одиссей, желая узнать больше.

– Да, Амфитрион сам научил юношу искусно управлять колесницей и управляться с лошадьми. И, как я уже говорил, он позвал меня, чтобы я научил парня мужественным искусствам прыжков, бега и борьбы. Он был способным учеником и вскоре превзошел своего учителя; и Амфитрион, опасаясь, что в необдуманный момент он может послужить мне, как он услужил несчастному Лину, отослал его на гору Киферон, чтобы он присмотрел за своими стадами, которые паслись там.

– Вряд ли, – сказал Одиссей, глядя на гигантские руки своего деда, покрытые железными мышцами, – конечно, не было никакой опасности, что юный герой причинит тебе вред.

– Сын Гермеса, такой как я, – сказал старый вождь, – может осмелиться противостоять Гераклу в ловкости и хитрости, но никогда в подвигах силы. Пока юноша пас стада Амфитриона на горных лугах, он вырос в великана, ростом в добрых четыре локтя, и на него было страшно смотреть. Его голос был подобен рычанию пустынного льва; его походка была подобна приближению землетрясения; и огонь вспыхивал в его глазах, как блеск молний, когда они падают с грозовых туч на плодородные равнины внизу. Он мог вырывать деревья с корнем и срывать с места горные скалы. Именно тогда он голыми руками убил киферонского льва и взял его шкуру для шлема и своей мантии, которые, как мне сказали, он носит по сей день. Вскоре после этого он повел фиванцев в битву с их врагами, минийцами, и одержал над ними славную победу. Тогда Афина Паллада, очень довольная героем, подарила ему пурпурную мантию; Гефест сделал для него нагрудник из чистого золота; Гермес подарил ему меч, Аполлон – лук, а Посейдон – упряжку самых замечательных коней, когда-либо известных на свете. Затем, чтобы быть во всеоружии, он отправился в Немейский лес и вырубил себе ту крепкую дубину, которую всегда носил с собой и которая в его руках страшнее копья, или меча, или лука со стрелами.

– Я слышал, – сказал Одиссей, – что кентавр Хирон также был одним из учителей Геракла.

– Он был не только его учителем, – сказал Автолик, – но и его другом. Он учил тому, что было справедливо и истинно; он показал ему, что есть на свете вещь, более великая, чем сила, и это – мягкость; и он побудил его изменить свою грубую, дикую натуру на ту, которая полна доброты и любви: так что во всем мире нет никого, кто был бы так полон жалости к бедным и слабым, настолько полон сочувствия к угнетенным, как могучий Геракл. Если бы не мудрый Хирон, я боюсь, что Геракл не принял бы того счастливого решения, которое он однажды принял, когда ему предложили выбор из двух дорог.

– Что это было? – спросил Одиссей. – Я никогда не слышал об этом.

– Когда Геракл был ещё светлолицым юношей, и вся жизнь была у него впереди, однажды утром он вышел выполнить какое-то поручение своего отчима Амфитриона. Но пока он шел, его сердце было полно горьких мыслей; и он роптал, потому что другие, не лучше его, жили в легкости и удовольствии, в то время как для него не было ничего, кроме жизни, полной труда и боли. И когда он размышлял об этом, он пришел к месту, где сходились две дороги, и остановился, не зная, какую из них выбрать. Дорога справа от него была холмистой и неровной; ни в ней, ни вокруг нее не было никакой красоты, но он увидел, что она ведет прямо к голубым горам вдалеке. Дорога слева от него была широкой и ровной, с тенистыми деревьями по обе стороны, где пел бесчисленный хор птиц; и она петляла среди зеленых лугов, где цвели бесчисленные цветы; но она заканчивалась туманом и дымкой задолго до того, как достигала чудесных голубых гор вдалеке. Пока юноша стоял в сомнении относительно этих дорог, он увидел двух прекрасных женщин, идущих к нему, каждая по своей дороге. Та, что пришла цветущим путем, добралась до него первой, и Геракл увидел, что она прекрасна, как летний день. Ее щеки раскраснелись, глаза блестели; она говорила теплые, убедительные слова. «О благородный юноша, – сказала она, – не преклоняйся больше перед трудом и тяжелыми испытаниями, но подходи и следуй за мной. Я поведу тебя приятными путями, где нет бурь, которые могли бы потревожить, и нет неприятностей, которые могли бы досаждать. Ты будешь жить в легкости, с одним бесконечным круговоротом музыки и веселья; и не будешь нуждаться ни в чем, что делает жизнь радостной, – ни в игристом вине, ни в мягких диванах, ни в богатых одеждах, ни в любящих глазах прекрасных дев. Пойдем со мной, и жизнь станет для тебя радостным сном наяву.

К этому времени другая белокурая женщина подошла ближе и теперь она заговорила с мальчиком.

– Мне нечего тебе обещать, – сказала она, – кроме того, что ты добьешься своими силами. Дорога, по которой я поведу тебя, неровная и трудная, она взбирается на многие холмы и спускается во многие долины и трясины. Виды, которые иногда открываются с вершин холмов, величественны и великолепны, но глубокие долины темны, и подъем из них труден; но эта дорога ведет к голубым горам бесконечной славы, которые ты видишь далеко на горизонте. Они не могут быть достигнуты без труда; на самом деле, нет ничего стоящего, чего нельзя было бы добиться тяжелым трудом. Если ты желаешь иметь фрукты и цветы, ты должен сажать их и ухаживать за ними; если хочешь завоевать любовь своих ближних, ты должен любить их и страдать за них; если ты хочешь пользоваться благосклонностью Небес, ты должен стать достойным этой милости; если ты желаешь иметь вечную славу, ты не должен пренебрегать трудным путем, который ведет к ней.

Тогда Геракл увидел, что эта дама, хотя и была так же красива, как и другая, имела лицо чистое и нежное, как небо в теплое майское утро.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Некоторые называют меня Трудом, – ответила она, – но другие знают меня как Добродетель.

Затем он повернулся к первой даме.

– А как зовут тебя? – спросил он.

– Некоторые называют меня Удовольствием, – отвечала она с чарующей улыбкой, – но я предпочитаю, чтобы меня знали как Веселье и Счастье.

– Добродетель, – сказал Геракл, – я возьму тебя своим проводником! Путь труда и честных усилий будет моим, и сердце мое больше никогда не будет лелеять горечь или недовольство.

– И он вложил свою руку в руку Добродетели и вступил с ней на прямую и неприступную дорогу, ведущую к прекрасным голубым горам на бледном и далеком горизонте.18

– Мой дорогой внук, сделай же и ты такой же мудрый выбор. Однако огонь нашего очага уже догорел, и настало время, чтобы и старые, и молодые поискали себе покоя. Иди теперь в свою комнату и на свое ложе; и пусть тебе приснятся приятные сны, пока не наступит новый день, приносящий свои труды и победы.