Читать книгу Истории золотого века - Джеймс Болдуин - Страница 4

Для простодушных людей, которые жили на этом острове три тысячи лет назад, никогда не существовало места более милого сердцу, чем опоясанный морем островок Итака. Каким бы каменистым и суровым он ни казался, на самом деле это была улыбающаяся земля, окруженная смеющимся морем. Воздух там всегда был мягким и чистым и благоухал дыханием цветов; солнце ласково смотрело с безоблачного неба, и штормы редко нарушали тихое журчание вод, омывающих берега этого такого близкого и родного для всех населявших его людей острова. Со всех сторон, кроме одной, земля поднималась прямо из морских глубин, встречаясь с подножиями скалистых холмов и гор, увенчанных лесами. Между высотами было много узких лощин, покрытых фруктовыми садами; в то время как более пологие склоны были покрыты виноградниками, а крутые склоны над ними служили пастбищем для стад длинношерстных овец и горных коз.

На той стороне острова, которая лежала ближе всего к восходящему солнцу, была прекрасная, глубокая гавань; потому что берег там изгибался вовнутрь, и только узкий перешеек лежал между восточными водами и западным морем. Близко по обе стороны этой гавани возвышались две горы, Неритус и Нерей, которые стояли, как гигантские стражи, наблюдая за сушей и морем и отгоняя зло; а на перешейке, на полпути между этими горами, находился белый дворец местного царя, просторный и большой, с цветущими садами, разбитыми справа и слева, и широкими лужайками перед домом, спускающиися к кромке воды.

Здесь много сотен лет назад жил Лаэрт – человек простых привычек, который считал свой маленький остров достаточно большим царством и никогда не мечтал о чём-то большем. Немногие люди видели так много мира, как он; ибо он бывал в Колхиде с Язоном и аргонавтами, и его ноги ступали по улицам всех городов Эллады. И все же во всех своих странствиях он не видел более прекрасной земли, чем скалистая Итака. Его глаза были ослеплены блеском Золотого руна, и цари Аргоса и Илиона показывали ему золото и драгоценные камни из своих сокровищниц. Но какое ему было дело до чужих богатства, кроме тех, что приносили ему его стада и виноградники? Едва ли был день, чтобы его не видели в поле, направляющим свой плуг, или ухаживающим за виноградными лозами, или в его садах, подрезающим деревья, или собирающим спелые плоды. У него были все благие дары жизни, в которых нуждается любой человек; и за них он никогда не переставал благодарить великого Дарителя и воздавать хвалу высшим силам. Его царица, прекрасная Антиклея, дочь престарелого вождя Автолика, была настоящей хозяйкой, присматривала за служанками, занимаясь прялкой и веретеном или работая челноком на ткацком станке; и многие наряды, расшитые тончайшим шитьем, были сшиты ее собственными прекрасными пальцами.

У Лаэрта и Антиклеи родился один ребенок – сын, который, как они надеялись, доживет до того, чтобы принести Итаке славу. Этот мальчик, по мере того как он рос, становился всё более сильным телом и умом; он был намного сильнее своих товарищей по играм; и те, кто знал его, удивлялись проницательности его речи не меньше, чем силе и гибкости его конечностей. И все же он был мал ростом, и ни в лице, ни в фигуре его не было ни капли грации Аполлона. В день, когда ему исполнилось двенадцать лет, он стоял со своим наставником, бардом Фемием, на вершине горы Неритус. Под ним, раскинувшись, как огромная карта, лежало то, что было для него целым миром. К северу, насколько хватало глаз, были большие и малые острова; и среди них Фемий указал на Тафос, родину племени мореплавателей, где правил Анхиал, вождь воинов. На востоке были другие острова и низменные берега Акарнании, такие далёкие, что казались просто полосками туманной зелени между пурпурными водами и лазурным небом. К югу за Самосом простирались лесистые высоты Закинфа и морские пути, которые вели к Пилосу и далекому Криту. На запад простиралось великое море, занимавшее всё дальше и дальше до области заходящего солнца; водное царство Посейдона, полное странных существ и неведомых опасностей, – море, по которому осмеливались пускать свои корабли только самые отважные мореплаватели.

Мальчик часто смотрел на эти сцены, исполненные необъятной таинственности, но сегодня его сердце было переполнено непривычным чувством благоговения и удивления перед красотой и величием мира, который лежал вокруг него. Слезы наполнили его глаза, когда он повернулся к своему наставнику.

– Как любезно было со стороны Существа, создавшего эту прекрасную землю, поместить нашу собственную солнечную Итаку прямо в ее центре и покрыть ее со всех сторон голубым куполом, похожим на палатку! – сказал он своему учителю. – Но скажите мне, живут ли люди во всех тех землях, которые мы видим? Я знаю, что в Закинфе и на маленьких островах восточного моря люди живут; потому что рыбаки оттуда часто приезжают на Итаку, и я разговаривал с ними. И ещё я слышал, как мой отец рассказывал о своем чудесном путешествии в Колхиду, которая находится в области восходящего солнца; и моя мать часто рассказывает о своем старом доме на Парнасе, который также находится далеко к рассвету. Правда ли, что на землях, которые мы не можем видеть, тоже есть мужчины, женщины и дети? И заботятся ли великие силы о них так же, как о добрых жителях Итаки? И есть ли где-нибудь другой царь, столь же великий, как мой отец Лаэрт, или другое царство, столь же богатое и счастливое, как его?

И тогда Фемий рассказал мальчику всё о земле эллинов за узким морем; и на песке у их ног он нарисовал палкой карту всех известных ему стран.

Отображение мира. Карта, которую Фемий нарисовал на Песке.

– С этого места мы не можем видеть половину мира, – сказал бард, – и Итака не является его центром, как вам кажется. Я нарисую его здесь на песке и покажу вам, где находится каждая земля и каждое море. Прямо здесь, в центре, – сказал он, насыпая кучу песка в форме горы, – именно здесь, в самом центре мира, находится гора Парнас, обитель Муз; и в ее тени находятся священные Дельфы, где стоит храм Аполлона. К югу от Парнаса находится залив Крисса, который иногда называют Коринфским заливом. Путешественник, который плывет на запад по этим водам, увидит по правую руку от себя приятные холмы и долины Этолии и лесистые земли Калидона; в то время как слева от него будут возвышаться скалистые горы Ахайи и более пологие склоны Элиды. Здесь, к югу от Элиды, находятся Мессена и песчаный Пилос, где правят богоподобный Нестор и его престарелый отец Нелей. Здесь же, на востоке, находится Аркадия, земля зеленых пастбищ и сладкого изобилия, не омытая никаким морем; а рядом с нею находится Арголида, богатая лошадьми, но более всего знатными людьми, и Лакедемон в Лаконии, знаменитый своими воинами и прекрасными женщинами. Далеко же к северу от Парнаса находится гора Олимп, возвышающаяся до небес обитель Зевса и место, где боги и богини проводят свои советы.»

И затем Фемий, как он часто делал, начал облекать свои слова в форму музыки; и запел песню про мир, каким он себе его представлял. Он пел о Гелиосе-Солнце, и о его пылающей колеснице и четырех белых конях, и о чудесном путешествии, которое он совершает каждый день над землей; и ещё он пел о снежных горах Кавказа на далеком востоке; и о садах Гесперид, простирающихся ещё дальше на запад; и про страну гипербореев, которая лежит за северными горами; и о солнечных краях, где живут эфиопы, самые далекие из всех обитателей земли. Затем он запел о текучем потоке Океана, который заключает в свои объятия все земли мира; и, наконец, об Островах Блаженных, где правит белокурый Радамант1, и где нет ни снега, ни проливных дождей, но вечная весна, и ветры благоухают дыханием жизни.

– О Фемий! – воскликнул мальчик, когда бард отложил арфу. – Я никогда не знал, что мир так велик. Неужели под одним небом так много стран и так много странных людей?

– Да, – ответил Фемий, – мир очень просторен, и наша Итака – всего лишь одна из самых маленьких из тысячи земель, над которыми улыбается Гелиос, совершая свое ежедневное путешествие по небу. Не дано одному человеку познать все эти земли; и счастливее всего тот, кто заботится только о своем доме, считая его центром, вокруг которого построен мир.

– Если хотя бы половина из того, что ты мне рассказал, правда, – сказал мальчик, – я не успокоюсь, пока не увижу хотя бы некоторые из этих странных земель и не узнаю больше об удивительных существах, которые живут в них. Мне невыносима мысль о том, что я всегда буду заперт в узких рамках маленькой Итаки.

– Мой дорогой мальчик, – сказал Фемий, смеясь, – твое мнение сильно изменилось за последние несколько минут. Когда мы недавно приехали сюда, ты думал, что Неритус – самая великая гора в мире, а Итака – центр, вокруг которого построен мир. Тогда ты был весел и доволен; а теперь ты беспокоен и несчастен, потому что узнал о таких возможностях, о которых до сих пор и не мечтал. Твои глаза открылись, чтобы увидеть и познать мир таким, какой он есть, и ты больше не удовлетворён тем, что Итака может тебе дать.

– Но почему ты не сказал мне об этом раньше? – спросил мальчик.

– Это было желание твоей матери, – ответил бард, – чтобы ты не знал про всё это до сегодняшнего дня. Ты помнишь, какой сегодня день?

– Сегодня мой двенадцатый день рождения. И я также помню, что моему дедушке было дано обещание, что, когда мне будет двенадцать лет, я навещу его в его крепких чертогах на горе Парнас. И я собираюсь немедленно спросить об этом свою мать.

И, не дожидаясь больше ни слова от Фемия, юноша поспешно побежал вниз по крутой тропинке и вскоре оказался у подножия горы. Он поспешил через поля и через виноградники, где лозы, выращенные собственноручно его отцом, уже отяжелели от винограда. Он нашел свою мать во внутреннем зале; она сидела перед очагом и плела из своей прялки яркие нити цвета морской волны, в то время как ее служанки хлопотали вокруг нее. Он опустился на колени на мраморный пол и нежно обнял колени матери.

– Мама, – сказал он, – я пришел просить тебя о давно обещанном мне благе.

– В чем дело, сын мой? – спросила царица, откладывая прялку. – Если в Итаке есть что-нибудь, что я могу тебе дать, ты обязательно получишь это.

– Мне ничего не нужно на Итаке, – ответил мальчик. – Я хочу увидеть больше этого великого мира, чем когда-либо знал. И теперь, когда мне уже исполнилось двенадцать лет, ты, конечно, не забудешь давнее обещание, что я проведу лето с дедушкой на Парнасе. Прошу тебя, отпусти меня поскорее, ибо я устал от этой тесной Итаки.

Одиссей со своей матерью.

Глаза царицы наполнились слезами, когда она ответила: «Твое желание исполнится, сын мой. Обещание, данное и тебе, и моему отцу, должно быть выполнено. Ибо, когда ты был всего лишь маленьким младенцем, Автолик пришел на Итаку. И однажды вечером, когда он пировал за столом твоего отца, твоя няня, почтенная Эвриклея, привела тебя в зал и положила ему на руки. – «Дай этому милому младенцу имя, о царь,» – попросила она его. – «Он – сын твоей дочери, Антиклеи, наследник богатого царства Итаки; и мы надеемся, что он будет жить долго, чтобы его имя помнили, как и твоё».

– Тогда Автолик улыбнулся и нежно усадил тебя к себе на колени. – «Дочь моя и господин моей дочери, – сказал он, – пусть имя этому ребенку будет Одиссей; ибо он посетит много земель и стран и долго будет странствовать по бушующему морю. И все же, куда бы ни забросила его Судьба, его сердце всегда будет обращено к Итаке, его дому. Назови его именем, которое я дал; и когда пройдет его двенадцатый день рождения, отправь его в мои крепкие чертоги в тени Парнаса, где жила его мать в девичестве. Тогда я поделюсь с ним своим богатством и отправлю его обратно на Итаку ликующим!» Так говорил мой отец, великий Автолик; и прежде чем мы поднялись с того пира, мы дали слово, что все с тобой будет так, как он хотел. И твое имя, Одиссей, каждый день напоминает мне об этом пиршестве и наших словах.

– О, если бы я мог уйти сейчас же, дорогая мама! – сказал Одиссей, смахивая поцелуями ее слезы. – Я бы очень скоро вернулся домой. Я пробыл бы там ровно столько, чтобы получить благословение моего царственного дедушки; я бы взобрался на Парнас и послушал там сладкую музыку Муз; Я бы выпил глоток из Кастальского источника, о котором ты так часто мне рассказывала. Я бы, наверное, однажды побродил среди рощ и долин и, возможно, смог бы мельком увидеть Аполлона или его сестру-охотницу Артемиду, а потом поспешил бы обратно на Итаку и никогда больше не покинул бы тебя.

– Сын мой, – сказал тогда Лаэрт, который в это время неслышно вошел в зал и услышал искренние слова мальчика, – сын мой, твое желание исполнится, ибо я знаю, что так распорядилась Судьба. Мы давно с нетерпением ждали этого дня и уже несколько недель планировали твоё путешествие. Мой самый надежный корабль готов перевезти тебя через море, и его нужно только спустить на воду в бухте. Двенадцать сильных гребцов сидят сейчас на берегу, ожидая приказа подняться на борт. Завтра, с бардом Фемиём в качестве твоего наставника и проводника, вы можете отправиться в путешествие на Парнас. Давайте же немедленно спустимся на берег и вознесем молитвы Посейдону, повелителю морей, чтобы он даровал вам попутный ветер и счастливое плавание.

Одиссей снова поцеловал свою мать и, повернувшись, последовал за отцом из зала.

Тогда Антиклея встала и велела служанкам поспешить приготовить вечернюю трапезу; а сама, плача, пошла в свою комнату, чтобы выбрать там одежду, которую ее сын должен был взять с собой в путешествие. Теплые шерстяные одеяния и расшитую вышивкой тунику, которую она собственноручно сплела и соткала, она аккуратно сложила и уложила в маленький деревянный сундучок; а вместе с ними положила много мелочей, фруктов и сладостей, которые, по ее справедливому мнению, понравились бы мальчику. Затем, закрыв крышку, она обвязала сундук прочной веревкой и крепко привязала его. Сделав это, она подняла глаза к небу и, воздев руки, помолилась Афине Палладе:

– О царица воздуха и неба, услышь мою молитву и помоги мне отбросить сомнения и страхи, которые закрадываются в мой разум и вызывают эти слезы. А сейчас мой мальчик, непривычный к трудностям и ничего не знающий о мире, отправляется в долгое и опасное путешествие. Я трепещу, чтобы его не постигло зло; но еще больше я боюсь, что с беззаконными людьми из дома моего отца он забудет наставления своей матери и собьется с пути долга. Ты, о царица, пойди с ним в качестве его проводника и охранника, убереги его от беды и верни его в целости и сохранности на Итаку, в объятия его любящей матери.

Тем временем Лаэрт и жители Итаки стояли на берегу и приносили двух отборных быков в жертву Посейдону, владыке моря. Все они молили его, чтобы он даровал попутный ветер, тихие воды и безопасное путешествие смелым путешественникам, которые завтра пустят свой корабль в пучину. И когда солнце начало низко клониться к западу, некоторые разошлись по домам, а другие отправились в белый царский дворец, чтобы остаться там до окончания вечерней трапезы.

Веселый был пир; и когда задорные шутки пошли по кругу, никто не казался более свободным от забот, чем царь Лаэрт. И когда все поели и отведали красного вина, приготовленного из собственного урожая царя, встал бард Фемий, настроил свою арфу и спел много сладких и чудесных песен. Он пел о начале вещей; о широкогрудой Земле, матери сотворенных существ; о небе, море и горах; о могучей расе титанов-гигантов, которые когда-то правили землей; о великом Атласе, который держит небесный купол на своих плечах; о Кроносе и старом Океане; о войне, которая десять лет бушевала на горе Олимп, пока Зевс не сбросил с трона своего бесчувственного отца Кроноса и не захватил корону себе.

Когда Фемий закончил пение, гости вышли из зала, и каждый молча отправился к себе домой; а Одиссей, поцеловав своих дорогих отца и мать, задумчиво отправился в свою спальню высоко над большим залом. С ним шла его кормилица, почтенная Эвриклея, неся с собою факелы. Когда-то и она была юной принцессой, но суровая судьба и жестокая война разрушили царство ее отца и вынудили ее саму стать пленницей и рабыней. Лаэрт выкупил ее у похитителей за сотню волов и отвел ей почетное место в своем доме рядом с Антиклеей. Она полюбила Одиссея, как любила бы своего собственного дорогого ребенка; ибо с самого его рождения она нянчилась с ним и заботилась о нем. Теперь же она, по своему обыкновению, осветила ему комнату; она откинула мягкие покрывала с его кровати; она разгладила шерсть одеяла и повесила его тунику так, чтобы до нее было легко дотянуться. Затем с добрыми словами прощания на ночь она тихо удалилась, закрыла дверь и потянула за шнурок снаружи, который повернул защелку. Одиссей же закутался в одеяло на своей кровати и вскоре погрузился в сон.2