Читать книгу Заледеневший - Джеймс Тейбор - Страница 10

– Дакка, возможно, – единственное место на земле, где погода в феврале такая же, как погода в Вашингтоне в июле.

Дэвид Геррин весело посмотрел на собеседников. Ему было под шестьдесят; черноволосый, сухощавый, хорошо развитый физически, он долгое время принимал участие в марафонских забегах, пока десять лет назад не повредил колено. Геррин был эпидемиологом, не то чтобы великим, но одну из университетских лабораторий назвали в его честь. А несколько научных книг, вышедших из-под его пера, добавили ему известности.

– Не мешало бы слегка охладиться, – сказал Йэн Кендалл. – Лично я чувствую себя так, словно нахожусь в какой-то чертовой парилке, вы ничего такого не ощущаете?

Жан-Клод Бельво промолчал. На нем был белый льняной костюм, надетый им из уважения к конференции и превратившийся сейчас в орудие пытки. Достав мокрый носовой платок, он вытер лицо.

Была вторая половина дня. Трое мужчин, возвращаясь в отель после заключительного дня работы Всемирной конференции ООН по проблемам окружающей среды и устойчивого развития, попали в скопление тел, заполнивших тротуар, излучавших в окружающее пространство столько тепла, будто это была не людская толпа, а гигантская жаровня. Выйдя из здания Центра международных конгрессов, Кендалл рассчитывал взять такси, но Геррин напомнил ему, что в столице государства Бангладеш скорость движения транспорта по улицам намного ниже скорости пешехода. Днем и ночью массы тел, заполнявшие тротуары, аллеи, дороги, выплескивались на главные автомагистрали, благодаря чему плотный поток чадящих автобусов, грузовиков и легковых машин мог двигаться со скоростью, не превышающей одного ярда в час.

– Именно так, – подтвердил Геррин и добавил, что во время пешей прогулки принятые ими принципы «Триажа» получат дальнейшее осмысление и конкретизацию.

Не видя перед собой ничего, кроме спин, затылков и голов, Геррин все-таки сумел зацепиться взглядом за женщину, сидящую на краю тротуара под знаком, запрещающим справлять на публике большую нужду. Эта женщина выглядела ужасающе старой – у нее во рту было больше десен, чем зубов, а кожа не отличалась по цвету от пепла. Она накренилась и медленно повалилась на бок, откинув в сторону левую руку; правая рука оказалась прижатой телом к мостовой. В пальцах правой руки было зажато несколько монет. Голова, откинутая под каким-то немыслимым углом к линии плеч, покоилась на грязном тротуаре. Глаза моментально облепили мухи. Также мухи поползли в ноздри; женщина, едва шевеля языком, пыталась вытолкнуть их изо рта.

Перед ней на квадратном куске зеленой материи были разложены вещи, которые она продавала: желтые карандаши, голубые пачки английских сигарет с фильтром, открытки с изображением Иисуса Христа, Будды, Мухаммеда, блоки жевательной резинки. На женщине было рваное желтое платье, из-под которого торчали опухшие ноги, похожие на черные дыни. Один глаз стал матовым от катаракты. «Еще живая», – это Геррин понял, заметив, как мигает второй глаз в попытке отогнать осаждающих его мух.

Достав мобильный телефон, Геррин стал набирать номер службы экстренной медицинской помощи. В текущей мимо толпе это оказалось нелегко. Дэвид все-таки набрал номер и плотно прижал телефон к уху. Он отталкивал локтями людей, которые пихали локтями его. Дакка как город обладала целым рядом отличительных особенностей, и вежливость в этом списке не значилась. Геррин, ожидая ответа, слушал занудные длинные гудки. Тут он заметил Бельво, стоявшего прежде позади него, а сейчас пробиравшегося сквозь толпу по направлению к лежащей женщине.

– Жан-Клод! – закричал он. – Постойте!

Бельво был уже возле несчастной. Геррин и Кендалл имели докторскую степень, а Бельво был врачом, связавшим себя клятвой Гиппократа. Он опустился на колени перед женщиной и вынул из кейса маску с односторонним пропускным клапаном, надеваемую на лицо пациента при сердечно-легочной реанимации. Геррин знал, что Бельво никогда не появляется в таком месте, как это, без такого прибора, хотя, говоря по правде, использовать его предполагалось для оказания помощи спутникам или себе самому. За годы жизни и работы в Нью-Дели Дэвид понял, что вещи, невообразимые для людей с Запада, здесь воспринимаются как обычные события повседневной жизни. Точно так же воспринималось толпой то, что произошло с несчастной. Геррин наблюдал, как Бельво, перевернув тело женщины, прощупал пульс и дыхание, приподнял голову, облегчая доступ воздуха. Надев на нее маску, он повернулся к Кендаллу:

– Йэн… нажимайте, пожалуйста.

– Да, конечно.

Кендалл, уже немолодой человек, опустился рядом с ним на колени.

Геррин стоял, слушая гудки и сохраняя хоть какое-то свободное пространство вокруг них. Бельво и Кендалл сосредоточенно работали, а у Геррина было время посмотреть на лица идущих мимо людей. То, что он видел, позволяло сделать лишь одно, но безошибочное заключение: это скорее манекены, нежели люди. И он понял, в чем причина: смерть здесь не являлась чем-то из ряда вон выходящим. Она была настолько частой и зримой, что фактически стала просто банальностью.

Спустя некоторое время Бельво поднял голову и выпрямился.

– Кончено, – сказал он.

Бельво и Кендалл встали. Оба настолько вспотели, что их насквозь мокрая одежда прилипла к телу. Одна штанина у Бельво была разодрана, и через образовавшуюся прореху виднелась свежая ссадина на ноге. Он очистил рот и руки обеззараживающим гелем, а затем передал бутылку Кендаллу. Никто уже не смотрел ни на них, ни на женщину; большинство людей сосредоточились на более важных делах: на прохладительных напитках, на приближающемся времени обеда. И снова Геррин понял, в чем причина. Их вины в этом нет. Таков уклад здешней жизни. Он слышал, как его телефон, о котором он уже позабыл, все еще посылал безответные вызовы по линии. Геррин прервал соединение и сунул аппарат в карман.

– Но кто-то ведь должен что-то предпринять, – сказал Кендалл, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. – Я хочу сказать, кто-то ведь должен прийти к ней, а как же иначе?

Их гид, выросший в Дакке, рассказывал, что, будучи ребенком, выжил благодаря тому, что ел кошек, собак и крыс. А теперь даже эти животные встречались здесь редко.

– Кто-нибудь придет за ней, когда стемнеет. В этом городе живет пятнадцать миллионов человек. Половина из них голодает.

Спустя два часа мужчины стояли на балконе своего номера, расположенного на двенадцатом этаже.

Вечерний свет угасал, и Дакка сквозь висящую дымку казалась городом, погруженным в грязную мутную воду. Гнилостный запах поднимался даже на такую высоту. Насколько хватало глаз, можно было заметить хвосты красных автомобильных огней, запрудивших каждую улицу и каждую дорогу.

– Созерцайте будущее, – шутливо-напыщенным тоном произнес Геррин.

– Лондон через полстолетия плюс-минус несколько лет, – сказал Кендалл.

Это был мужчина могучего телосложения, с лицом боксера и аристократической манерой говорить. Своей внешностью, характерной деталью которой было ухо, напоминавшее смятый гамбургер, он был обязан не карьере призового боксера, а четырехлетним занятиям регби в Оксфорде. Кендалл был генетиком, настолько пожилым и талантливым, чтобы удостоиться чести работать под началом самого Френсиса Крика, но он был еще и истинным английским джентльменом, чтобы хвастать этим.

– Да и Париж тоже. Вся Франция в таком же положении, – подал голос Бельво.

Жан-Клод каким-то образом умудрился остаться сухощавым, несмотря на сверхсытое и обеспеченное во всех отношениях детство. У него была бледная кожа. После добрых, взирающих на все с любопытством глаз главным украшением его внешности являлись блестящие курчавые черные волосы. Выходец из богатой семьи, Жан-Клод получил ученую степень по медицине в Сорбонне, а вместе с ней и возможность практиковаться в акушерстве и гинекологии в первоклассно оборудованной клинике в 16-м округе Парижа. Однако вместо этого он предпочел работать в Нью-Дели, пытаясь помочь всем и каждому, принимая оплату, но не требуя ее. Он по большей части принимал роды, но нередко ему доводилось и прерывать беременности. Как и Кендалл, Бельво пришел на последнюю встречу с Геррином перед запуском «Триажа». После этого запуска процесс невозможно будет остановить, значит, не будет необходимости встречаться.

– За «Триаж». – Геррин поднял свой бокал «Лафройга», и все чокнулись.

Мужчины выпили, наблюдая, как тьма спускается на город. Временами они молчали, словно чего-то ожидая. Вдруг запиликал телефон Геррина. Он ответил, выслушал сообщение и отключился. Затем из сейфа, вделанного в стену номера, Геррин достал спутниковый телефон «Глобалстар». Выйдя на балкон, приладил к аппарату длинную антенну, ввел последовательность цифр номера и стал ждать. Снова что-то прослушал и, не сказав ни слова, положил трубку.

– Смена прибыла, – сообщил Дэвид, обращаясь к коллегам.

– Слава богу, – промолвил Кендалл голосом человека, только что вынырнувшего из воды после долгого пребывания на глубине. Он допил свой бокал, потряс головой и посмотрел куда-то в сторону, мимо Геррина и Бельво. – Мы всегда были честными по отношению друг к другу, верно? Поэтому я должен признаться вам, что боюсь, правда, не сильно, но боюсь того, что мы уже почти там.

– В этом нет ничего постыдного, Йэн, если принять во внимание то, что мы затеяли, – сказал Геррин. – Галилею повезло избежать сожжения на костре.

– Но тут уж стоит вспомнить, скольким другим пришлось сгореть, – покачал головой Кендалл.

– Вашего соотечественника Эдварда Дженнера, – со вздохом произнес Бельво, – обвинили в служении Сатане. В том, что он наносит порезы детям, включая собственного сына, и мажет их раны гноем, собранным из ран животных. По счастью, ему удалось отвертеться от виселицы.

– Была бы возможность, немало нашлось бы таких, кто с радостью вздернул бы или четвертовал несчастного старика Дарвина, – усмехнулся Кендалл.

– Ну все, успокоились, – скомандовал Геррин, и его коллеги улыбнулись.

– Я, например, рад, что высшая мера наказания уже не применяется, – заметил Бельво.

– Скажите об этом Саддаму Хусейну. И бен Ладену, – посоветовал Кендалл.

– Но ведь мы же – не они, – возразил Геррин.

В этом трио он был подстрекателем, Бельво – главной фигурой, Кендалл – дипломатом.

– Разумеется, нет. Такое сравнение даже звучит странно, – согласился Бельво. – Но ведь дело еще и в том, что их действия можно считать легкими шалостями по сравнению с «Триажем».

– Без «Триажа» эта планета превратится в сумасшедший дом. – Повернувшись, Геррин посмотрел в упор на коллег.

– Мы все согласны с этим, Дэвид, – заверил его Кендалл, положив ладонь на плечо Геррина. – Иначе нас бы здесь не было, верно?

– Разумеется, нас бы здесь не было. – Геррин допил виски, выражение его лица смягчилось. – Простите меня. Кажется, мы все как на иголках.

– Интересно, так ли чувствовали себя люди, летевшие на Хиросиму? Перед тем, как сбросить бомбу? – неожиданно спросил Бельво.

Наступила короткая пауза, которую нарушил Геррин:

– Ничего похожего, друзья мои. Ничего похожего.

– А мы можем быть уверены в том, что угрозы «Триажу» больше не существует? – поинтересовался Кендалл.

– Не уверены, а абсолютно уверены. – Геррин вообще-то был скуп на улыбки, однако сейчас широко улыбнулся, желая этим придать весомость своим словам.

«Триаж» прошел через долгие этапы планирования; занимаясь этим, они знали друг друга уже много лет. Услышь Геррин этот тревожный вопрос от кого-нибудь другого, он мог бы ответить сухо и даже резко, а вот сейчас понимал: в этом вопросе сконцентрировано все, что волнует душу коллеги.

– Но ведь угрозы могут быть самого разного толка?

– Это исключено. Тот, кто отвечает за нашу безопасность, следит за этим.

– А если он обнаружит что-то ранее неизвестное?

– Тогда он усилит свою активность, чтобы отработать те значительные суммы, что мы ему платим.

Все ненадолго замолчали. Бельво, смотревший в свой бокал, поднял глаза. Геррин, как врач, больше других сомневался в допустимости подобных вещей. Необходимость, неизбежность – все это он, безусловно, осознавал. И все-таки… данная им клятва.

– Так это будет несчастный случай или самоубийство? – уточнил Бельво.

– Слишком много несчастных случаев может привлечь к делу нежелательное внимание, – предположил Кендалл.

– Их будет всего несколько, – ответил Геррин. – Смерть там не является чем-то странным и необычным. Позвольте вам напомнить, что именно это было одной из причин, почему мы выбрали то место.

– Да, а также еще и потому, что из этой лаборатории ничего не просочится, – добавил Бельво.

– Вы правы, – поддержал его Геррин. – Южный полюс – именно то, что нужно.