Читать книгу Мужчина, который забыл свою жену - Джон О`Фаррелл - Страница 2
Глава 1
ОглавлениеМальчишкой я часто смотрел «Мистера и Миссис». Да мы все смотрели; это было единственным доступным развлечением, так что приходилось терпеть. Сейчас, когда я и сам немного похож на героев той передачи, мне она кажется гораздо более любопытной. Разумеется, программа «Мистер и Миссис» не являлась культурным событием недели, мы не мчались на следующее утро в школу, дабы поделиться своим негодованием по поводу того, что «Джефф из Ковентри не знал, что любимое заграничное блюдо Джулии – “спагетти”». Мы лишь с интересом наблюдали, как обычные супружеские пары смущаются и теряются, обнаружив нечто, чего они друг о друге не знали. Или хуже того – осознав, что знали абсолютно все.
Для увеличения рейтинга канал ITV должен был бы проводить секретное расследование про всякие обстоятельства, о которых супруги и в самом деле не подозревают. «Итак, Джефф, последний вопрос – и вы можете стать обладателем главного приза. Как, по-вашему, Джулия предпочла бы провести субботний вечер: а) посмотреть телевизор? б) сходить в кино? или в) тайком встретиться со своим любовником Джеральдом, который хотя бы изредка интересуется ее делами и настроением?»
Но в «Мистере и Миссис» подстрочником звучала лишь одна мысль: доскональное знание своей половины – это и есть брак. Привычность и предсказуемость. Текст на огромной открытке в форме сердечка ко Дню святого Валентина должен гласить: Я и вправду привык к тебе… или Любовь – это… когда в точности знаешь, что ты скажешь, еще до того, как ты, на хрен, рот успеешь открыть. Как соседи по камере пожизненного заключения – столько времени провели вместе, что не в силах удивить друг друга хоть чем-нибудь.
Мой брак был совсем иным.
Большинство мужей постоянно о чем-то забывают: что у жены сегодня утром важная встреча, что нужно забрать вещи из химчистки, а о подарке ко дню рождения они вспоминают, лишь проезжая мимо мини-маркета «Тексако» накануне вечером. Женщин с ума сводит озабоченность мужчин собственной персоной – столь глубокая, что плевать им и на эпохальные события в жизни супруги, и на красные даты в семейном календаре.
Меня не коснулась эта банальная каждодневная забывчивость. Просто я начисто позабыл, кто моя жена. Ее имя, лицо, наша общая история, все, что она говорила мне, все, что я говорил ей, – стерлось без следа, и теперь мне неведом даже сам факт ее существования. Да уж, в «Мистере и Миссис» я бы не блеснул. Представляю, как моя жена появляется в сопровождении красотки-ведущей и я мигом теряю драгоценные баллы, оптимистично вопрошая, на которой из них я женат. Дамы, конечно, тут же начинают бесноваться. В свою защиту могу лишь сказать, что я забыл не только жену, но и вообще все. Заявление «я помню, как смотрел “Мистера и Миссис”» на самом деле очень значимо для меня. Поскольку оборот «Я помню» не всегда присутствовал в моем лексиконе. Был в моей жизни период, когда я имел представление о существовании, например, некоторого телешоу, но никаких личных воспоминаний, связанных с ним, восстановить не мог. В самый мрачный период своей амнезии я понятия не имел, кто я вообще такой. Никаких воспоминаний о друзьях, семье, собственной биографии и личности; да я даже не знал, как меня зовут. Когда стряслась вся эта история, я сначала попытался было поискать, не сохранилось ли бирки с моим именем на подкладке пиджака. Все, что обнаружил, – «Gap».
Мое чудесное пробуждение произошло в вагоне лондонского метро, когда поезд выехал из тоннеля и вяло затормозил где-то в предместье Лондона или окрестностях аэропорта Хитроу.
Моросил мелкий дождик – из чего я заключил, что сейчас осень. Никаких ослепительных вспышек или всплесков эйфории – лишь смутное подозрение, где я нахожусь. Вагон снова дернулся, тут-то до меня и дошло, что понятия не имею, как тут оказался. Поезд остановился, надпись за мутным стеклом гласила: «Хаунслоу-Ист», но никто не вошел в вагон и не вышел. Может, это просто случайная отключка, а может, каждый, кто подъезжает к «Хаунслоу-Ист», проваливается в эту черную дыру.
Но потом я сообразил, что не только не знаю, куда направляюсь, но и не могу вспомнить откуда, собственно. Я что, еду на работу? А кем я работаю? Неизвестно. И тогда я запаниковал. Со мной что-то не в порядке, надо вернуться домой и лечь в постель. Но где мой дом? Я не помню, где я живу. Думай! Думай – ты обязан вспомнить!
– Итак… – начал я вслух, собираясь обратиться к себе по имени. Но в конце фразы повисла пауза, как недостающая ступенька на лестнице. Я принялся шарить по карманам в поисках бумажника, записной книжки, телефона – чего угодно, что могло бы привести мир в порядок. Карманы оказались пусты – только билет и немного денег. Да еще маленькое красное пятно на джинсах. Откуда бы, интересно? Мозг перезагрузился, но все старые файлы оказались стерты.
По полу вагона были разбросаны листы каких-то газет. Обивка сиденья напротив вспорота. Сознание с сумасшедшей скоростью фиксировало новую информацию, жадно поглощая рекламные слоганы и объявления, призывающие людей быть внимательными к подозрительным предметам. Но, уставившись на карту метрополитена, я понял, что новые линии сознания не связаны с остальной глобальной сетью. Синапсы в моем мозгу были закрыты для аварийного восстановления данных, нейроны оказались заперты на Кингс-Кросс из-за проблем с сигналом.
От ужаса хотелось удрать куда подальше, но куда уж денешься от своих несчастий. Я метался по вагону, мучительно прикидывая, что же делать дальше. Выйти на следующей пустынной станции и попытаться обратиться за помощью? Дернуть стоп-кран в надежде, что внезапная остановка разбудит мою память? «Это просто временное затмение», – твердил я сам себе. Я сел, крепко зажмурился, стиснул ладонями виски, пытаясь заставить мозг работать.
А потом, к моему глубокому облегчению, одиночество мое было нарушено. Привлекательная женщина вошла в вагон и села наискось от меня, стараясь не встречаться со мной взглядом.
– Простите, – торопливо начал я, – по-моему, я немножко схожу с ума. – И слегка истерично хихикнул.
Двери еще были открыты, и она резво подскочила и выбежала из вагона.
Судя по схеме, в Хитроу поезд разворачивался в обратном направлении. Если я поеду в ту сторону, откуда приехал, может, какие-нибудь станции или визуальные подсказки помогут мне определиться в пространстве? К тому же в аэропорту в поезд сядет много людей, и тогда я уж точно найду того, кто мне поможет. Но в «Хитроу Терминал 2» в вагон ввалилась толпа пассажиров, пихающихся чемоданами и говорящих на сотне языков, ни один из которых не показался мне знакомым. Я видел каждую пуговицу на каждой рубашке, слышал все голоса разом – звуки были громкие, цвета насыщенные, запахи слишком резкие. Я сидел в вагоне метро, залепленном схемами с четким указанием маршрутов, меня окружали десятки людей, но я чувствовал себя заблудившимся и очень одиноким.
Прошло полчаса, а я все так же неподвижно стоял в битком набитом людьми терминале, разглядывая табло и плакаты в поисках пути к моей прежней жизни. Стрелки указывали на платформы и пронумерованные зоны, дюжины указателей подсказывали спешащим пассажирам, куда им следует направляться, информация потоком лилась с многочисленных экранов, в ушах гремели малоразборчивые объявления. К стойке «Информация» стояла небольшая очередь, но что-то подсказывало, что там мне не смогут помочь. Я побрел в туалет, просто чтобы взглянуть на себя, и был потрясен возрастом бородатого незнакомца, мрачно уставившегося на меня из зеркала. Похоже, мне около сорока или чуть больше, виски тронуты сединой, а на макушке намечается лысина. Я-то предполагал, что мне двадцать с небольшим, а теперь оказалось, что я на пару десятилетий старше. Позже я узнал, что это не было связано с моим особым неврологическим состоянием – подобное несоответствие реальности и ощущений характерно для всех людей среднего возраста.
– Простите, не могли бы вы мне помочь? Я потерялся… – обратился я к молодому человеку в дорогом костюме.
– А куда вам нужно?
– Не помню.
– А, понятно, я знаю, где это. Вам нужно на Северную линию, пересадка на «Уэнкер-Стрит».
Остальные просто игнорировали просьбы о помощи; глаза они отводили, а уши, заткнутые наушниками, оставались глухи к моим мольбам.
– Простите… я не знаю, кто я такой! – взмолился я, бросаясь к симпатичному на вид священнику, волочившему чемодан на колесиках.
– О да… что ж, полагаю, никто из нас этого не знает, верно?
– Да нет же, я в буквальном смысле! Я все забыл!
Если верить «языку тела», святой отец уже полностью погрузился в собственные проблемы.
– Все мы порой начинаем сомневаться, а есть ли во всем этом смысл, но на самом деле каждый из нас по-своему важен… А вот теперь я забыл, что опаздываю на поезд!
Появление священнослужителя породило странные мысли – а может, я вообще умер и уже в пути на небеса? Впрочем, маловероятно, чтобы у Господа было настолько извращенное чувство юмора – осуществлять переход в мир иной лондонской подземкой в час пик. «Компания “Рай” приносит свои извинения за задержку отправления на тот свет. Пассажиры, следующие в Преисподнюю, приглашаются на вечные муки на станцию “ Бостон-Мэнор где их ожидает специальный автобус». Вообще-то на смерть это совсем не похоже. В своем странном призрачном состоянии я понял, что никому нет дела, жив я или умер. У меня не было никаких очевидных доказательств, чтобы подтвердить собственное существование. Наверное, тогда-то я и догадался, что это самая главная базовая человеческая потребность – обрести подтверждение, что ты жив и принят другими человеческими существами. «Я существую!» – провозглашают рисунки первобытных людей на стенах пещер. «Я существую!» – вопиют граффити в метро. В этом основной смысл Интернета – он дает шанс каждому объявить миру о своем существовании. Одноклассники: «А вот и я! Глядите-ка! Ага, вы обо мне забыли, но сейчас опять вспомните!» Фейсбук: «Это я. Смотрите, у меня есть фотки, френды и лайки. Никто не скажет, что меня нет, – вот доказательства, на всеобщее обозрение». Основной догмат западной философии двадцать первого века: «Я в Твиттере, следовательно, я существую».
Но со мной приключилось нечто худшее, чем изоляция от мира. Даже одинокие пассажиры вокруг меня, находящиеся в тысячах миль от своих домов, все же имели друзей и близких, пускай и сокрытых в глубинах их памяти. Мой ментальный вакуум обрел физические симптомы: я дрожал и задыхался. Хотелось вернуться в метро и броситься под первый же поезд. Я заметил, как пассажирка поставила стаканчик из-под кофе на стойку, но заторопилась, видимо опаздывая, – она побежала дальше, а стаканчик упал. Я наклонился, поднял и добавил его к остальному мусору, что меланхолично собирал пожилой азиат в мешковатой, ядовитого цвета униформе.
– Спасибо, – улыбнулся он.
– Э-э, простите, у меня, кажется, инсульт или вроде того… – забормотал я, пытаясь объяснить свое затруднительное положение. История звучала настолько невероятно, что я сам с трудом в нее верил и потому был несказанно благодарен этому парню, который вдруг проявил искреннее участие.
– Вам срочно нужно в больницу! «Больница короля Эдуарда» в миле отсюда. – Он махнул рукой в нужном направлении. – Я бы вас отвел туда, но… потеряю работу.
Но все равно это было первое сочувствие, я едва не расплакался. «Ну конечно! Медицинская помощь! – подумал я. – Вот что мне необходимо».
– Спасибо! Огромное спасибо! – Меня переполняло чувство благодарности этому человеку, моему самому близкому другу в целом мире.
Схема на автобусной остановке подтвердила наличие и расположение больницы: прямо по улице и повернуть налево в том месте, где прилип большой комок жвачки. Наконец я куда-то шел, и осмысленное действие наполнило меня смутной надеждой. Я решительно шагал по шумной улице, подобно изумленному чужестранцу или даже пришельцу с другой планеты: стараясь принимать все, отчасти казавшееся знакомым, а отчасти – абсолютно диким. Лучик надежды засиял ярче, когда я заметил на фонарном столбе объявление с надписью большими буквами: ПОТЕРЯЛСЯ. Но под ним красовалось фото перекормленного кота. Бетонное здание впереди, по-видимому, было больницей, и я ускорил шаг, точно люди внутри этого ангара мигом меня починят.
– Простите… мне действительно очень нужен врач, – лепетал я перед стойкой «Травмы и Неотложная помощь». – У меня как будто мозг застыл или что-то в этом роде. Не могу вспомнить, кто я такой. Вообще ничего о себе не помню. Как будто память стерли.
– Понятно. Будьте добры, ваше имя.
Я едва не начал отвечать на этот банальный вопрос – так же непринужденно, как он был задан.
– Я же об этом и толкую, я не могу вспомнить даже собственное имя! Словно всю личную информацию стерли одним махом…
– Ясно. Тогда не могли бы вы сообщить свой адрес?
– Э-э… простите… кажется, я недостаточно ясно объяснил. У меня полная амнезия – ничего не помню о себе.
Девица за стойкой умудрялась выглядеть одновременно раздраженной и равнодушной.
– Ну хорошо. А кто ваш лечащий врач?
– Поймите, я не знаю! Я ехал в метро, а потом внезапно осознал, что не понимаю, что я там делаю, куда еду Я не могу вспомнить, где живу, кем работаю, как меня зовут и что вообще было со мной раньше.
Она смотрела на меня так, словно я проявлял крайнее недружелюбие и отказывался сотрудничать.
– Номер страховки? – Судя по злобному тону, до нее дошло, что разговор предстоит долгий.
Телефонный звонок на некоторое время оставил меня в чистилище одного, пока она занималась кем-то более вменяемым. Я тем временем изучал плакат, вопрошавший, не забыл ли я вовремя обследовать свои тестикулы. На этот счет я тоже не мог сказать ничего определенного, но все же решил, что сейчас все равно не самый подходящий момент для данной процедуры.
– Простите, но мы не можем начать лечение, не получив ответа на следующие вопросы. – На меня вновь обратили внимание. – Вы принимаете какие-либо препараты в настоящее время?
– Не знаю!
– У вас есть аллергия, соблюдаете ли вы диету?
– Понятия не имею.
– Не могли бы вы назвать имя и контактные телефоны ваших родственников или близких?
Вот тогда-то я впервые его заметил. Светлая полоска на безымянном пальце. Призрачный шрам обручального кольца. Ногти, кстати, очень неаккуратные – криво остриженные, с воспаленной кутикулой.
– Ну конечно, близкие! Похоже, у меня есть жена! – радостно воскликнул я. Кольцо, должно быть, просто украли. Меня, наверное, стукнули по голове и ограбили, а моя дорогая жена сейчас разыскивает меня повсюду. След обручального кольца воодушевлял. – Может, моя жена как раз сейчас обзванивает больницы, пытаясь найти меня, – самонадеянно заявил я.
Неделю спустя я все еще пребывал в больнице и все еще ждал ее звонка.