Читать книгу Мужчина, который забыл свою жену - Джон О`Фаррелл - Страница 3

Ногти отросли, заусеницы больше не кровоточили. Я носил на запястье браслет с надписью «НЕИЗВЕСТНЫЙ БЕЛЫЙ МУЖЧИНА», но санитары прозвали меня Джейсон, в честь страдавшего амнезией героя «Идентификации Борна». Между прочим, ничего не знать о себе оказалось вовсе не так увлекательно и не сулило невероятных приключений, как в голливудских блокбастерах. Мой статус эволюционировал от стационарного больного, поступившего в экстренном состоянии, до планового пациента «Больницы короля Эдуарда» в Западном Лондоне. Я вполне созрел, чтобы занять место «Тедди» – помните, милый медвежонок в заплатках, персонаж с открыток, а вовсе не стиляги 50-х и не дамское белье[1].

Болезни как таковой у меня не обнаружили. В первый же день меня тщательно обследовали на предмет возможной черепно-мозговой травмы, но никаких логических объяснений, почему во вторник 22 октября мой мозг решил произвести полную перезагрузку, не нашлось. Каждое утро я просыпался с надеждой, что проснусь. Но то мгновение растерянности и потери ориентации в пространстве, которое переживаешь, открывая глаза в незнакомом месте, растянулось на целую неделю. Я безуспешно пытался дотянуться до своего утраченного прошлого, но все это были иллюзорные ощущения; так бывает, когда вам кажется, будто телефон в кармане жужжит, но оказывается, что никто не звонил.

Меня регулярно осматривали врачи – непрерывному потоку неврологов с ассистентами меня демонстрировали как любопытную диковину. Что касается диагноза, здесь все были единодушны. Никто из специалистов не имел ни малейшего представления, что же со мной произошло. Какой-то студент даже попытался обвинить меня:

– Если вы забыли абсолютно все, то как же сохранили способность говорить?

С другой стороны, один из неврологов всерьез озаботился моим заявлением, что я утратил память отнюдь не обо всех событиях внешнего мира.

– В таком случае вы, возможно, помните книгу доктора Кевина Ходди «Компьютер в черепной коробке»?

– Брось, Кевин, мало кто об этом вообще слышал… – вмешался другой.

– Ладно, а как насчет сериала по Би-би-си-4 «Исследователи мозга» с участием доктора Кевина Ходди?

– Нет, не припомню ничего такого.

– Хм, поразительно… – пробормотал доктор Ходди. – Абсолютно невероятно.

В тот период моим единственным другом оказался Бернард Зануда с соседней койки, и это несколько смягчило мою депрессию. В те первые семь дней помощь Бернарда стала поистине бесценной. Я был практически сломлен чувством страха и беспомощности от непонимания того, что со мной произошло, кто я такой и смогу ли вообще оправиться до конца своих дней. Но увязнуть целиком в мрачных мыслях мне не удалось, поскольку сосед по палате постоянно поддерживал меня в тонусе, вызывая глухое раздражение своими идиотскими поздравлениями с тем, что я помню, чем завтракал.

– Нет, Бернард, мое состояние характеризуется другими симптомами. Ты ведь присутствовал, когда врач это объяснял.

– Прости, забыл! Ох, это, наверное, заразно!

Бернард не имел в виду ничего дурного и был вовсе не противным – просто неизбывно оптимистичным. Немного утомительно находиться двадцать четыре часа в сутки рядом с человеком, который полагает, что неврологическое расстройство можно излечить, повторяя себе «мир прекрасен».

– Вот что я тебе скажу: у меня в прошлом были моменты, о которых я с удовольствием позабыл бы! – хохотнул он. – Новогодняя вечеринка в 1999-м – ну, ты понял, о чем я? – И, закатив глаза, изобразил пьяного. – О да, это я не прочь забыть навеки! И одну девицу из танцевального сальса-клуба… да уж… Не могли бы вы стереть этот эпизод из официальной записи, господин Председатель?

Постепенно мое лечение перешло в ведение одного врача. Доктор Энн Левингтон, лет пятидесяти, на вид немного ненормальная, как все неврологи, появлялась в больнице всего дважды в неделю. Но похоже, мой случай настолько поразил ее, что она стала приходить каждый день. По ее указаниям мне сделали сканирование мозга, утыкав всю голову датчиками, потом я прошел аудиовизуальное тестирование. Но всякий раз активность моего мозга демонстрировала «абсолютную норму». Даже неловко, что во мне не нашлось кнопки, чтобы выключить мозг, а потом включить обратно.

Надо сказать, я отнюдь не сразу сообразил, что восторг доктора Левингтон по поводу моих результатов никоим образом не связан с пониманием того, что со мной случилось.

– Ооо, как интересно!

– Что, что? – оптимистично вопросил я.

– Оба гиппокампа в норме, энторхинальный кортекс и височные доли в норме.

– Верно, и что это объясняет?

– Решительно ничего. Это-то и интересно! Никакого двустороннего повреждения височных долей или диэнцефальной средней линии. Видимо, ваша личная память сосредоточена в неокортексе, независимо от средней височной доли.

– Это хорошо или плохо?

– Ну, никакого явного объяснения или подобных примеров нет. Но тогда получается, что данная картина типична для мозга – просто чудо! Невообразимо!

Она в восторге хлопнула в ладоши, а я обмяк на стуле.

– Как именно функционирует память, где она хранится – это одна из самых запутанных областей. Невероятно захватывающий объект для исследований!

– Угу, отлично…. – потерянно кивнул я. Это все равно как во время операции на открытом сердце услышать: «Ух ты – что это за штука такая постукивает в своем собственном ритме?!»

Через несколько дней доктор Левингтон пришла к определенному заключению и явилась сообщить, что, по ее мнению, произошло. Она говорила так тихо, что Бернарду пришлось даже прикрутить радио у себя за занавеской, чтобы удобнее было подслушивать.

– Случаи, подобные вашему, зафиксированные в Соединенных Штатах и вообще в мире, подтверждают, что вы пережили «психогенную ретроградную амнезию», буквально «вылетели» из прошлой жизни. Это могло быть спровоцировано сильным стрессом или неспособностью справиться с какими-то переживаниями.

– Психогенная амнезия?

– Да. Каждый год несколько человек в мире переживают нечто подобное, хотя нет двух абсолютно идентичных случаев. Утрата личных предметов, таких как телефон и бумажник, была, возможно, обдуманным шагом с вашей стороны в тот момент, когда вы соскользнули в состояние амнезии. Это нормально – не сохранять воспоминаний, когда сознательно уничтожаешь все следы прежней жизни. Вы, безусловно, не утратили память полностью, иначе были бы подобны новорожденному младенцу. Пациенты с ретроградной амнезией обычно помнят, к примеру, кто такая принцесса Диана, но могут не знать, что она погибла.

– Париж, 1998-й, – немного рисуясь, объявил я.

– 1997-й! – донесся из-за занавески голос Бернарда.

– То, что вы помните внеличностные события, создает неплохие предпосылки для восстановления личных воспоминаний и возвращения к прежней жизни.

– Но когда именно?

– Тридцать первого августа, – заявил Бернард. – О ее смерти сообщили около четырех утра.

Доктор Левингтон с самого начала была не слишком оптимистична по части прогнозов, а в итоге вообще признала, что нет никаких гарантий, что я смогу окончательно выздороветь. И я остался один на один с жуткими мыслями. Созерцая зеленые занавески вокруг своей кровати, я прикидывал, вернусь ли к своей прошлой жизни.

– А может, ты серийный убийца? – невозмутимо вопросил Бернард.

– Прости, Бернард, это ты мне?

– Она же сказала, что провал в памяти бывает вызван необходимостью отгородиться от прошлого, так вдруг ты не мог вынести мучений от того, что тебя никак не поймают? Тебя – убийцу несчастных бродяг, чьи тела покоятся в морозильных шкафах в подвале твоего дома.

– Восхитительная идея. Благодарю.

– А что, вполне возможно. Или ты, к примеру, террорист.

– Давай надеяться, что все-таки нет, идет?

– Наркодилер. Скрываешься от китайской Триады!

Я предпочел промолчать – в надежде, что гипотезы иссякнут.

– Сутенер… Маньяк-поджигатель…

Где-то тут должны быть наушники. Я заглянул даже под тумбочку, разыскивая то, что заглушило бы перечисление отвратительных преступлений, которые могли спровоцировать мою амнезию, – центральное место занимали «педофил», «вивисектор» и «банкир».

Предположения Бернарда я отмел как абсолютно смехотворные, но чуть позже жутко перепугался, когда мне сообщили, что в кабинете старшей медсестры меня ожидают два полисмена. Нет, они вовсе не собирались арестовать меня за военные преступления против гражданского населения Боснии, как поспешил объявить Бернард, а просто принесли толстенную папку «Без вести пропавших», которую и принялись неторопливо просматривать, внимательно изучая каждое фото и сравнивая его с моей физиономией.

– Ну это точно ничего общего, – встрял я, отчаянно мечтая обнаружить свои данные на одной из страниц.

– Мы обязаны просмотреть каждый файл, сэр.

– Но я не такой толстый. И не чернокожий. И не женщина.

Они пристально рассматривали меня, словно подозревали, что я пытаюсь скрыть свои африканские или женские характерные признаки, потом нехотя перевернули страницу.

– Хм, что скажете? – Полицейский переводил взгляд с меня на фотографию морщинистого старикана.

– Но ему же лет восемьдесят! – возмутился я.

– Эти люди часто выглядят старше своего возраста, сэр, – они живут на улице, иногда употребляют наркотики. Как давно у вас эта борода?

– Э-э, ну… с того момента, как я вообще что-либо помню.

– Давайте приблизительно. Месяц, год, десять лет?

– Да не знаю я! Вам же сказали, у меня ретроградная амнезия, до событий прошлого вторника в моем сознании – чистое пустое поле.

Они переглянулись, несколько раздраженно качнули головами и продолжили искать сходство между мной и девочкой-подростком, сикхом, джек-рассел-терьером, – последнего, впрочем, все же сочли случайно попавшим не в ту папку.

Тот факт, что никто не объявил меня пропавшим, был весьма красноречив. Никаких срочных сообщений в новостях, слезных просьб о помощи от любящего семейства, полосных объявлений в газетах о пропаже драгоценного мужа, отца или коллеги. Интересно, я и до амнезии был настолько одинок? Может, именно стресс одиночества вызвал ментальное потрясение, очистившее грифельную доску, дабы я начал жизнь заново?

Каково бы ни было мое прошлое, я мечтал, чтобы меня забрали с этого необитаемого острова, затерявшегося в восьмимиллионном городе. Я готов был запалить огромный костер на берегу, отправить письмо в бутылке, выложить гигантские буквы на песке для пролетающих самолетов.

– А мы не можем разместить объявление в газете? – приставал я к медсестре. – Например: «Вы знаете этого человека?» – и рядом моя фотография.

И хотя ей постоянно не хватало ни времени, ни чуткости, в конце концов она все же признала, что идея недурна. Пока она нервно названивала в «Лондон ивнинг стандард», я торчал в ее крохотном кабинетике. Сестра объясняла мою ситуацию, периодически прикрывая трубку рукой, чтобы передать мне вопросы с другого конца провода.

– Они спрашивают, вы выдающийся пианист или что-то в этом роде?

– Ну, не знаю… не помню. Давайте я сам с ними поговорю?

– Он не знает. (Пауза.) Может, вы математический гений или блестящий лингвист?

– Понятия не имею. Но кроссворды и прочие судоку в книжечке Бернарда я в состоянии решить. Не лучше мне самому поговорить?

– Он умеет решать несложные судоку. Это ничем не поможет?

Вероятно, в редакции не нашлось свободных людей, чтобы послать в больницу, но они сказали, что могли бы опубликовать материал, если мы пришлем подробный рассказ, приложив самое свежее фото. На следующий день в газете появился огромный разворот, озаглавленный: «Кто этот таинственный незнакомец?» И фотография ухоженного молодого человека рядом с Пиппой Мидлтон на благотворительном матче в поло. Я дважды пролистал газету, но не нашел ни слова о себе. Оказалось, что они вообще-то собирались разместить мою историю, но потом раскопали новость про загадочного спутника невесты принца Уильяма, и редактор сказал, что в одном номере поставить двух «таинственных незнакомцев» – это слишком. Журналист, который с нами разговаривал, успел уйти в отпуск, поэтому работу над потенциальным материалом поручили другому репортеру «Скажите, – начала она, – вы ведь выдающийся пианист или типа того?»

Меня мучила бессонница, и порой ночью я пробирался в комнату отдыха, откуда открывался роскошный вид на Лондон. На четвертую ночь, любуясь миллионами огоньков огромного города, я внезапно со всей очевидностью осознал: это вовсе не временное помрачение рассудка, это теперь и есть моя жизнь. Кто-то вызвал дежурных проверить, что за странные звуки доносятся с десятого этажа, – очень быстро обнаружили меня, колотящегося головой о прочное стекло.

– Эй, парень, хватит! Окно разобьешь!

Иногда я смотрел телевизор. В один из таких «сеансов» наткнулся на «Мистера и Миссис», которую модифицировали, пригласив туда всяких знаменитостей и их очаровательных супругов. Эта программа стала для меня чем-то вроде наркотика. Я восторгался, сколько всего эти люди помнят друг о друге, хохотал над каждым супружеским faux pas[2] и наслаждался их дружественными отношениями.

– А, вот ты где! – Пронзительно-гнусавый визг Бернарда ни с чем не спутаешь. Явился ровно за секунду до начала второй части программы. – Слушай, я тут прикупил пару книжечек для тебя в киоске внизу. «Как улучшить память всего за пятнадцать минут в день». И почему мы не подумали об этом с самого начала!

– Это очень любезно с твоей стороны, Бернард, но, полагаю, книга полезна скорее страдающим обычной забывчивостью, а у меня ретроградная амнезия.

– Но разница только в степени, разве нет?

– Э-э, нет.

– Поверь, я знаю, каково тебе; я и сам никогда не помню, куда положил ключи.

– А у меня вообще-то нет такой проблемы. Я помню каждый свой шаг с момента появления в больнице. Но не могу восстановить ни одного мига из всей предыдущей жизни.

– Да, да, я понимаю, о чем ты. Тебе, возможно, понадобится больше чем пятнадцать минут в день, – уступил он, раскрывая книгу наугад. – «Когда вы знакомитесь с человеком, постарайтесь произнести его имя вслух, чтобы запечатлеть в памяти. То есть вместо обычного “привет” произнесите: “Привет, Саймон”». Слушай, почему бы не попробовать для начала хотя бы это!

– Да, но, видишь ли, маловероятно, чтобы это помогло разблокировать память о первых сорока годах моей жизни…

– С ножницами та же история. Никогда не знаю, где я их оставил. Иногда кажется, что они специально от меня прячутся! О-о, вот это классно: «Если вам сложно запомнить номер телефона, попробуйте ассоциации. Например, номер 2012 1066 легко запомнить, просто сообразив, что это Олимпиада в Лондоне и битва при Гастингсе».

– Отлично. Если мне придется запоминать именно этот номер, я так и поступлю.

– Вот видишь! – Бернард откровенно ликовал от своей полезности. – И всего пятнадцать минут в день. Что это идет – о, «Все звезды в “Мистере и миссис”»! Не отказался бы попасть в эту программу. Ну, в смысле, будь я знаменитым… и женатым.

Как-то раз, когда мое любимое телешоу закончилось и я объявил, что отправляюсь спать, Бернард подскочил, чтобы «составить мне компанию», при этом триумфально размахивая книжкой, которую купил в вестибюле. Он решил, что спусковым крючком для пробуждения моей памяти может стать произнесение вслух всех мужских имен. Тут-то и пригодится толстенный том под названием «Придумайте имя своему малышу». С одной стороны, мне захотелось в ужасе сбежать, но с другой – Бернард, в своей исключительной бесполезности, был все же единственным, кто пытался мне помочь.

В процессе чтения со всей очевидностью выяснилось, что «Придумайте имя своему малышу» никогда не станет выдающейся аудиокнигой. Великое множество персонажей, но ни один из них не разработан толком. «Аарон», к примеру, появляется в самом начале, но впоследствии мы ничего о нем не слышим. Та же история с «Абдуллой» – никаких ассоциаций, да и с чего бы вдруг родители наградили меня подобным имечком.

– Ты уверен, что полезно просто так лежать? – волновался Бернард. – Это не мешает сосредоточиться, а?

– Никоим образом. Я прикрыл глаза, чтобы меня ничто не отвлекало…

Проснулся я на медитативной декламации: «Фрэнсис? Фрэнк? Фрэнки? Франклин?» Бернард читал, похоже, несколько часов, но произносил каждое имя все с таким же удовольствием и оптимизмом. А мне приснился уже знакомый сон: моментальный кадр – я смеюсь вместе с какой-то женщиной. Лица ее и имени не помню, но она любит меня, а я люблю ее. Ощущение чистого счастья, единственное цветное пятно в черно-белом мире, – и кошмарное пробуждение в абсолютном вакууме моего нынешнего существования. Не знаю, причиной ли тому увлекательное повествование из книжки Бернарда, но я позволил себе погрузиться в депрессию.

– Гэбриэл? Гаэл? Гэлвин? Ганеша?

– Хм, – заинтересовался я. – Вроде бы я не похож на Ганешу. Для начала, у меня нет четырех рук и слоновьей головы.

Видимо, следовало попросить его прерваться; в конце концов, меня ведь могли утомить несколько часов интенсивной концентрации.

– Гаррет? Гарфилд? Гаррисон? (Со стороны поста дежурной медсестры донесся звук зуммера.) Гарт? Гарвин? Гэри?

И тут случилось неожиданное. Услышав слово «Гэри», я пробормотал: «07700…»

– Что это было? – насторожился Бернард.

– Не знаю. – Я сел в кровати. – Это само вырвалось, когда ты сказал «Гэри».

– Это ты? Твое имя? Ты что, Гэри!

– Не думаю… А ну-ка, повтори.

– Гэри!

– 07700… – Там точно было продолжение. – 900…913.

Это напоминало непроизвольный спазм. Никакого контекста, ни малейшего смысла – просто цифры естественным образом ассоциировались с именем.

– Это номер телефона! – воскликнул Бернард, торопливо записывая.

– Да, но чей?

Бернард посмотрел на меня как на полного идиота.

– Полагаю, кого-то по имени Гэри. Интересно, кто он такой?

Мы обнаружили фрагмент ДНК моей предыдущей жизни. Бернарду удалось отыскать путь в самые удаленные районы. Я был настроен скептически, а он доказал, что я ошибаюсь. Следовало, вероятно, поблагодарить его за упорство и предприимчивость, но именно эти качества заставили его потянуться за мобильным телефоном.

– Что ты делаешь? – заорал я, увидев, как он набирает номер.

– Звоню Гэри. Там в конце было 913?

– Не смей! Я не готов! Мы должны поговорить с врачом! Ты не имеешь права использовать…

– Есть соединение, держи! – И он сунул мне трубку.

Очень медленно я поднес телефон к уху.

– Не отвечают. Наверное, просто случайный набор цифр. Как я вообще мог тебя послушаться…

Тихое пощелкивание в трубке. И вот он, первый звук, донесшийся до спасательной команды после целой недели разбора завалов.

– Алло? – Мужской голос, слегка искаженный слабым электронным сигналом.

– Э-э… алло? Это… случайно не Гэри?

– Да. Воган! Это ты? Куда ты, черт побери, пропал? Словно исчез с лица земли!

В приступе паники я нажал на красную кнопку и швырнул телефон обратно Бернарду.

– Ну как, узнал голос?

– Нет. Я… возможно, это случайное совпадение, – пробормотал я, запинаясь.

Но незнакомец перезвонил. И вскоре они с Бернардом оживленно болтали обо мне.

– Уже нет, – заявил Бернард. – Думаю, теперь я его самый близкий друг.