Читать книгу Пряный аромат Востока - Джулия Грегсон - Страница 15

Когда Вива вернулась на пароход, мистер Рамсботтом, знакомый родителей Гая, стоял на трапе. На лбу у него выступили бисеринки пота; он был так зол, что даже не мог смотреть на нее.

У Вивы пересохли губы.

– Что случилось? Где Гай?

– Вы лучше ступайте вниз и поговорите с ним, – буркнул он. – А потом я выскажу все, что думаю о вашем поведении.

Она проследовала за его квадратными плечами и скрипучими ботинками вверх по трапу, затем они спустились на три пролета вниз по сужавшейся лестнице и оказались в чреве парохода, где на них с удивлением глядели чумазые матросы.

– Вы не имели права подсовывать его нам, – бубнил он через плечо. – Мы немного знаем его родителей, но совсем не знали его. Немыслимое бесстыдство! – Его ботинки продолжали скрипеть. – Где вы были весь день? Я не обязан смотреть за ним, а моя жена – тем более, у нее больное сердце.

– Послушайте, – сказала Вива. – Скажите же скорее – с ним все в порядке?

– Ну, через минуту вы увидите этого паршивого мальчишку – его держат в корабельном карцере, бриге или как там называется эта чертова каморка. – Он бурлил от злости.

Мужчина в морском кителе привел их в небольшой отсек, где слегка пахло мочой и антисептиком.

– А! Мисс Холлоуэй, компаньонка, как хорошо, что вы пришли. – Дежурный офицер, рыжеволосый и смуглый, ждал их за конторкой. – Моя фамилия Бенсон. – Мужчины обменялись понимающими взглядами – мол, нельзя полагаться на женщин. – Мистер Гловер много чего натворил в ваше отсутствие.

– Я могу немного поговорить с ним? – спросила она.

Рамсботтом прикрыл глаза и выставил перед собой ладони, словно говоря – меня это не касается. Офицер отпер дверь.

Когда она вошла в карцер, Гай лежал на узкой койке лицом к стене. В помещении было жарко, за 105 градусов[26], но он кутался в серое одеяло. Пальто висело на стене. Еще в дверях она почувствовала его запах: алкоголя и пота.

– Гай, – сказала она, – что случилось?

Когда он повернулся, его лицо выглядело так, словно кто-то ударил по нему ногой: вокруг глаз багровые гематомы, губы вдвое больше обычного. В уголке рта сочилась сукровица.

– Почему вы не в лазарете? – спросила она.

Он смотрел мимо нее на офицера, который стоял в дверях.

– Зачем вы ее позвали? – закричал он заплетающимся языком. – Она не виновата. Старый дурак Рамсботтом катит на нее бочки.

– Гай, Гай, тише, пожалуйста. – Когда Вива присела на край койки, дверь тихонько закрылась. – Смотри, он ушел, – прошептала она. – Скажи мне скорее, что случилось.

– Ничего, – пробормотал он. – Это все, что вам надо знать. – Он сморщил лицо, словно ребенок перед плачем, потом закрыл глаза и, казалось, заснул.

– Мисс Холлоуэй, – Бенсон снова появился в дверях, – ему сделали инъекцию с седативным препаратом, так что я не думаю, что вы сегодня от него много услышите. Если вы не возражаете, – добавил он, – мы зададим вам парочку вопросов.

– Конечно. – Она дотронулась до ноги подопечного. – Вы уверены, Гай, что я ничем не могу вам помочь?

– Можете принести мне бутылочку хлорки, – буркнул он, – и я выпью ее. – Он снова повернулся к стене. – Шутка.

Даже в экстремальной ситуации он не желал с ней общаться.

– Его надо показать доктору, – сказала Вива дежурному офицеру.

Они сидели в его закутке. Пот лился по лицу Бенсона, капал на промокашку, а тонкие рыжие волосы прилипли к голове. Он включил вентилятор.

– Жарче стало, правда? – учтиво заметил он. – Кажется, вчера в Баб-эль-Мандебском проливе было 110 градусов[27].

– Что с ним случилось? – спросила она. – Почему он не в лазарете?

– Мадам. – Вошел стюард с чашкой чая. Ей показалось, что пароход снова плывет. – Вы оставили ваши покупки на палубе, мисс Холлоуэй. – Когда стюард протянул ей сумочку с новым блокнотом и душистой бумагой, ее залила новая волна стыда. Во всем виновата она: не надо было оставлять его одного.

– Что же произошло? – спросила она в третий раз офицера, когда они снова остались вдвоем. Он по-прежнему не отвечал. – У него заплыли глаза, – сказала она. – Его надо показать доктору.

– Абсолютно верно. – Он поскреб мокрый лоб. – Сейчас я это организую, но важнее всего перевести мальчишку снова в его каюту.

– Не лучше ли поместить его в лазарет?

Бенсон принялся рыться в каких-то бумагах. Когда он снял колпачок с ручки и нашел бланк, который искал, она поймала себя на мысли о том, сможет ли она полюбить мужчину с рыжими волосами на коленях.

– Ну, это немного сложнее. – Повернув стул, он сел лицом к ней. – Пока вы ездили за покупками, или смотрели достопримечательности, или что-то там еще, мистер Гловер напал на одного из пассажиров и оскорбил его. – Его бледные глаза следили за ее реакцией. – На индийского пассажира по фамилии Азим. Он с севера, из известной мусульманской семьи. Мистер Азим задержал Гловера в своей каюте с парой запонок для манжет и маленькой серебряной шпагой с инкрустацией, которые Гловер сунул в карман пальто. Возникла потасовка, поначалу ничего серьезного, но потом, по словам Азима, после короткого разговора мистер Гловер размахнулся и сильно ударил мистера Азима в лицо, потом в ухо. Азим пробыл в лазарете пять часов, потом его отпустили. Тогда он сказал, что не хочет возбуждать дело. Но все может измениться.

Ее прошиб пот; она чувствовала, как он капал ей на платье.

– Кто же избил Гая? – спросила она.

– Ну, в том-то и дело, что никто. Вашего мальчика видели приблизительно через полчаса два стюарда на корме – там он бился головой о релинг.

– Господи! – Она недоверчиво уставилась на Бенсона. – Зачем?

– Мы не знаем, но теперь нам надо подумать, что с ним делать. Вы понимаете, что у нас на борту двести пятьдесят пассажиров первого класса, поэтому мы должны что-то предпринять. Но абсолютный факт в том, – Бенсон надел колпачок на ручку и снова посмотрел на Виву, – что он сделал это, по его утверждению, ради вас. Он что-то бормотал насчет того, что любит вас и что голоса приказали ему так поступить.

Большая труба заурчала над ее головой, словно гигантский желудок. К ней приблизились запахи мочи и антисептика.

Лицо Бенсона оставалось бесстрастным.

– Какое-то безумие, – сказала она.

– Возможно, – согласился Бенсон, – но даже если допустить, что Азим не выдвинет обвинение – а вашему молодому человеку необычайно повезет, если он этого не сделает, – у нас остается следующий выбор: мы обращаемся в полицию, а, значит, вы покидаете пароход и на неопределенное время застреваете в Суэце; или мы держим его тут взаперти и нарываемся на скандал, но допускаем возможность, что этого больше не повторится. Как вы думаете? Вы его знаете лучше. А технически, полагаю, он в надежных руках, хотя, честно признаться, меня удивляет, что его родители возложили такую ответственность на такую молодую девушку.

Она поглядела на него, пытаясь что-то сообразить. У нее заболела голова, а во рту пересохло после гренадина, который она пила, как ей теперь казалось, много дней назад.

– Вы знаете Фрэнка Стедмана? – сказала она наконец. – Он у вас тут один из докторов. Я не очень хорошо его знаю, но хотела бы поговорить с ним, прежде чем приму решение; одновременно он осмотрит мистера Гловера.

– Это очень хорошая мысль, – с облегчением проговорил дежурный офицер и даже улыбнулся. – На море случаются вещи и хуже. Что, если мы переведем сегодня вечером мистера Гловера в его каюту? Я распоряжусь, чтобы доктор Стедман встретился там с вами.

– Спасибо, – поблагодарила она. Головная боль усиливалась, и Вива боялась, что начнется мигрень.

– Вот еще что, – сказал он, когда она забирала свои пакеты. – На вашем месте я бы не стал никому говорить об этом инциденте. Пароход – интересное место: слухи, паника распространяются на нем с быстротой лесного пожара. То же самое я сказал мистеру Рамсботтому, и он со мной согласился.

– Я никому не скажу, – пообещала Вива.

– Да и для вас это было бы невыгодно, – усмехнулся он. – С вашей стороны было не очень умно оставлять его одного. Могло бы произойти и что-нибудь более серьезное.

– Да, – согласилась она. В правой стороне ее лица покалывали иголки; фигура офицера исказилась волнистыми линиями.

Они настороженно взглянули друг на друга. Она направилась к двери и закрыла ее за собой.

Два матроса приволокли Гая, все еще сонного, и уложили на койку в его собственной каюте. Когда они ушли, Вива заперла на щеколду дверь и рухнула на стул. Гай заснул почти мгновенно; его багровые веки дергались во сне, на губах застыла кровь.

Глядя на спящего мальчишку, она почувствовала презрение к себе. Он был ей неприятен, это верно, но все равно ужасно, что она оставила его одного.

Напоследок Бенсон еще раз предостерег Виву, что в случае, если все-таки будет выдвинуто обвинение, ее могут признать виновной. Когда она спросила у него, что это означает, он ответил, что «не его дело» объяснять ей все юридические последствия, но намекнул, что они могут быть серьезными.

Она слегка задремала, и осторожный стук в дверь заставил ее вскочить на ноги.

– Можно войти? Это доктор Стедман. Фрэнк.

По ее телу пронеслась волна облегчения.

– Заходите и закройте за собой дверь, – прошептала она.

Он был снова в своем белом кителе и казался совсем другим человеком: сосредоточенным, бесстрастным профессионалом. Она порадовалась этому: в ее нынешнем состоянии шутки или фамильярность были бы невыносимы. Он сел на стул возле койки Гая и поставил у ног маленькую кожаную сумку.

– Пока не будите его, – сказал он. – Расскажите, в чем дело.

Не успела она открыть рот, как заплывшие глаза мальчишки мигнули.

– Ах, доктор, – сказал он распухшими губами. – Как хорошо, что вы зашли. – Он попытался сесть; от него пахло перегаром, потом и рвотой.

– Не вставайте, подождите секундочку. – Фрэнк подошел к нему ближе и осторожно дотронулся до уголка его глаза. – Я хочу взглянуть вот на это.

Вива заметила, как смягчилось лицо мальчишки, а на разбитых губах появилась слабая усмешка. Казалось, он наслаждался вниманием.

Фрэнк закатал повыше свой рукав, открыв загорелую руку. Стал рассматривать лицо парня.

– Вам повезло. Еще немного – и потеряли бы глаз, – сказал он. – Кстати, что это было?

– Удар грома.

– Какой еще удар грома?

– Обычный.

– Я не смогу вам помочь, если вы будете морочить мне голову, – мягко сказал Фрэнк. – Похоже, кто-то вас сильно ударил. Так?

– Это мое дело, не ваше. – Мальчишка повернулся лицом к стене.

– Слушайте, – ровным голосом сказал Фрэнк, словно мальчишка ничего и не говорил, – прежде чем вы заснете, мне надо обработать вашу губу и положить что-нибудь на глаз, чтобы убрать гематому… Пожалуй, – он взглянул на Виву, прося разрешения, – я мог бы сам поговорить с Гаем. По-мужски.

– Конечно, – согласилась Вива. Она подняла окровавленную рубашку парня и сказала: – Я отдам ее стюарду Гая. И скажу ему, – она со значением посмотрела на Фрэнка, – чтобы нас не беспокоили какое-то время. Бенсон сказал, что мне, уходя, надо будет запирать за собой дверь каюты.

– Возвращайтесь примерно через полчаса, – сказал Фрэнк, – а потом, пожалуй, вы пройдете со мной в операционную и возьмете что-нибудь, что поможет Гаю выспаться.

Онемев и ошалев от головной боли, Вива быстро шла по коридору, надеясь, что не увидит Розу и Тори, когда будет проходить мимо их каюты.

Из одной каюты появился густо накрашенный мужчина в женском платье. Засеменил на цыпочках, наткнулся на нее и сказал «пардон» глупым голосом. Следом за ним выскочили другие люди, смеющиеся и довольные собой, в боа из перьев и в клоунских костюмах.

– Роттерс! – закричала дама средних лет, одетая как кроссворд. – Подожди меня.

– Ох, бедняжка! – закричал в ответ клоун и улыбнулся Виве, обнажив желтые клыки, которые выделялись на фоне красной помады.

Несколько секунд они казались Виве частью нараставшей мигрени, но потом она вспомнила, что в тот вечер устраивали вечеринку эксцентриков. Она еще обещала Тори и Розе, что пойдет с ними. Теперь хотя бы на несколько часов их коридор опустеет – все пассажиры переберутся в бальный зал на палубе А.

Она подошла к конторе старшего стюарда. На часах было восемь тридцать пять; в окне горел свет. Чтобы скоротать время и скрыться от весельчаков, визжащих и смеющихся в коридорах, она решила пойти и узнать, нет ли для нее почты.

Клерк вручил ей желтоватый конверт с телеграммой внутри.

Он был из редакции «Пайонер Мэйл энд Индиан Уикли». «К сожалению, – говорилось в телеграмме, – из-за нехватки средств в этом месяце мы не можем принять еще одного корреспондента в наш офис в Бомбее, но зайдите к нам, если будете проходить мимо». Подпись: Гарольд Уорнер. Это был давний приятель миссис Драйвер, которая была уверена, что он подыщет для Вивы «какую-нибудь работенку».

– Как провели день, мисс Холлоуэй? – Старший стюард, плотный шотландец с постоянной улыбкой на лице, запирал свою стеклянную клетку. – Вам понравилась поездка в Каир?

– О, было замечательно, – ответила она. Ей не хотелось объяснять, как все было плохо. …Вот, не оправдалась еще одна надежда…

– Вы хотите это выбросить?

– Да, спасибо. – Она швырнула скомканную телеграмму в корзину.

– Вы пойдете на нынешнюю вечеринку?

– Нет, – ответила она. – сегодня я уже никуда не пойду. Хватит с меня восторгов – и так слишком много для одного дня.

Она взглянула на часы и с трудом разглядела стрелки. От Гая она ушла десять минут назад. Возвращаться пока рано.

Самое плохое на пароходе то, что здесь нигде не спрячешься, если что-то идет не так. Если она вернется в свою каюту, там будет мисс Сноу со своими советами и фразами «я-ведь-говорила-вам-что». Если пойдет на ужин, то столкнется с Рамсботтомами. Единственным, с кем она пока что чувствовала себя в безопасности, был Фрэнк.

Она думала о нем, когда медленно брела назад, в каюту Гая. Он, со своими сонными зелеными глазами и неизменной улыбкой, казался таким беззаботным, даже чуточку кокетливым.

Но если Роза не ошибается и у него погиб брат в Ипре, он много страдал и теперь слишком ловко скрывал свою боль. Интересно, погиб ли его брат сразу или умирал в одном из полевых лазаретов, среди крови и грязи? Если последнее – тогда Фрэнка должна раздражать роскошь на «Императрице». Тут он пару раз пошутил насчет очереди из пассажиров, собирающейся по утрам возле его хирургической, чтобы взять новую порцию нюхательной соли или промыть уши.

С ума сойдешь, если думать об этом. Интересно, рассказывал ли он когда-нибудь про брата? Вряд ли.

Когда она вошла, он по-прежнему сидел на стуле возле Гая. На бра, горевшее на стене, он накинул рубашку, и в каюте было полутемно, а в углах залегли тени.

– Как он? – спросила Вива.

– Все еще немного возбужден, – шепнул он. – Но скоро заснет и проспит до утра.

– Мы можем поговорить тут?

– Ну, это не идеальное место, – ответил он, – но в данный момент я не знаю другого.

Они немного помолчали.

– Сколько вам лет? – внезапно спросил он.

– Двадцать восемь.

– Не похоже.

– В самом деле? – Ей не хотелось ему лгать, но важно было поддержать свой миф.

– Вы что-нибудь знаете о его родителях?

– Я один раз встретилась с его теткой во время собеседования. Она сказала что-то насчет того, что у его отца чайный бизнес под Ассамом. Первоначально они наняли немолодую компаньонку, но она их подвела.

– Они не должны были ставить вас в такую ситуацию. – Он провел ладонью по волосам и покачал головой.

– Какую ситуацию?

– Вы не возражаете, если мы пройдем в ванную? – предложил он. – Не хочу, чтобы он слышал наш разговор.

Они тихонько вошли в санузел и неловко уселись на краю ванны.

На двери висел пестрый шелковый халат Гая. В раковине валялась непромытая кисточка для бритья, к мылу прилипли волоски. Стюард тут не убирался.

– Слушайте, – сказал Фрэнк, – прежде всего вы должны понять, что это конфиденциальный разговор и что у меня нет ответов на некоторые вопросы.

– Понимаю.

– Я могу говорить откровенно?

– Конечно.

Казалось, Фрэнк не знал, с чего начать.

– Прежде всего, хочу вас спросить, как вы относитесь к Гаю.

– Честно?

– Да. – Он бросил на нее быстрый взгляд и улыбнулся. – Как всегда.

– Я не переношу его.

– Что ж, ответ четкий и однозначный.

– Видите ли, я знаю, что у мальчишек его возраста проблемы с вербальным общением, – сказала она, – но за последние две недели он не сказал мне почти ни слова, а когда что-то и говорил, у меня возникало ощущение, что он меня ненавидит.

Фрэнк обдумал ее слова.

– Нет, о ненависти к вам нет и речи, – сказал он, наконец. – Он ненавидит себя.

– Но почему?

– Пока я не знаю точно. Вы видели его в привычной обстановке, например в школе?

– Ну, я приехала туда на такси, чтобы забрать его, но, когда он покидал школу, другие мальчишки играли на спортплощадке. В его дормитории никого не было.

– Это весьма необычно, не так ли? Он сказал мне, что больше не вернется в эту школу.

– Да, это так.

– Вы знаете почему?

– Да, знаю. Слушайте, это я во всем виновата. Мне надо было сказать об этом раньше. Он брал у других ребят вещи. Но я не отнеслась к этому всерьез.

– Что же он брал?

– Какие-то мелочи, обычное мелкое воровство.

– Не казните себя слишком сильно, – сказал Фрэнк. – Это может быть составляющей гораздо более серьезной проблемы.

– Какой?

– Пока я еще не уверен до конца. Когда вы ушли, он сообщил мне, что слышит иногда голоса. Что они звучат из его радиоприемника.

– Но это абсолютно…

– Я знаю. Еще он сказал мне что-то насчет того, что вас он выбрал в свои матери. Что теперь он ненавидит свою настоящую мать.

У Вивы побежали мурашки по спине.

– Что же мне делать? – Она не стала ждать ответа. – Мне нельзя было уезжать от него. Вы думаете, что он опасен? Это может повториться еще раз?

Фрэнк положил руку ей на плечо.

– В том-то и дело, что я не знаю. Его реакция может быть самой экстремальной. Мне надо поговорить об этом со своим начальством, доктором Маккензи, но интуиция мне подсказывает, что надо хорошенько присматривать за ним пару дней. Я попробую убедить его пойти в лазарет; еще надо держать все в тайне. До Бомбея остается всего десять дней, погода будет слишком жаркая, и охотников любоваться на Индийский океан найдется немного.

– Есть ли какая-нибудь альтернатива?

– Ссадить его с парохода в Суэце, но тогда ему придется ждать приезда родителей, и это не улучшит его состояние.

– А если он не захочет пойти в лазарет?

– Ну, другая альтернатива – держать его в каюте как бы под домашним арестом. На его дверь приладят дополнительный запор. Но каково будет вам?

Она содрогнулась и покачала головой.

– Честно говоря, не знаю. Вам известно, что здесь, на корабле, Тори и Роза – его соседки?

– Нет, – ответил он. – Я не знал.

– Надо ли мне что-то им говорить?

– Пока не надо. Не стоит их пугать.

– Что бы вы сделали на моем месте? – спросила она.

– Я бы подумал над этой ситуацией завтра утром. Со своей стороны, обещаю, что поговорю с доктором Маккензи. Не волнуйтесь, вы не останетесь без помощи. А сейчас уже, – он встал и взглянул на часы, – десять тридцать, так что я поднимусь наверх и найду кого-нибудь, с кем можно выпить. Вы тоже отдохните. – Он снова пристально посмотрел на нее. – Как вы себя чувствуете?

– Нормально. Почему вы спросили?

– Вы очень бледная.

– Все в порядке, спасибо.

– День для вас выдался тяжелый, даже ужасный.

– Нет. Нет. Все хорошо. – Она отступила от него на шаг. Для нее было так естественно – не просить о помощи, и эту привычку она не могла преодолеть. Она вежливо пожала его руку. – Спасибо. Вы мне очень помогли.

Он улыбнулся ей; у других девушек слабели и подгибались коленки от такой улыбки.

– Это входит в условия сервиса «P&O», мадам. – Он снова вернулся к своей шутливой манере.

Фрэнк оставил в каюте только слабый свет и поправил одеяло, которым был укрыт Гай. Вива забрала свои пакеты.

– Не беспокойтесь особенно сильно, хорошо? – сказал он. – Я уверен, что все наладится. – Он погладил ее по плечу, когда запирал за ними дверь каюты. Она попятилась и наткнулась на проходившую мимо девушку. Это была Тори, одетая в черный плащ с капюшоном. На ее шее висела веревка, на веревке бутылка с надписью «Последняя капля» на наклейке. Увидев их вдвоем, она остолбенела, и с ее лица сползла улыбка.