Читать книгу Девушка в горящей «Родине» - Дмитрий Аврорин - Страница 4

Муза стояла перед дверью.

– Попробуем, – она зажмурила глаза и сделала шаг вперед, оказавшись в трехкомнатной квартире. В прошлый раз девушка застряла в двери почти на десять минут и вылезала буквально по миллиметрам.

Молодая семья, проживающая здесь, уже давно видела сны.

Девушка начала напевать себе под нос колыбельную и подошла к детской, посмотрела на спящую четырехлетнюю девочку и, приложив усилие, взмахом руки прикрыла окно, затем села на пол в коридоре и обняла колени. Парень, которого она встретила, кажется, не ждал от нее никакого подвоха. Ей было даже стыдно, что она вела себя так дико, но стоило перестраховаться.

А еще лучше – спокойно поговорить и тихонько уйти. Он бы даже не заметил, что только он видит ее. Можно было продиктовать любой номер телефона, любой адрес и исчезнуть. Хотя она и так исчезла.

Отец молодой семьи, у которой муза находилась, был успешным адвокатом, а главное – совестливым. Мать работала в Министерстве труда и социального развития.

Если бы в этой квартире не было спокойно, то муза-одиночка и не проводила бы достаточно много времени здесь. Помогала ли она этой семье? Конечно, как и все музы. И, как и все музы, она брала энергию из мира идей, доступную для самых разных целей, – и делилась вдохновением, наблюдая за человеческой радостью и грустью, раздражением и восхищением – успешно выполняла свое предназначение. Иногда она не появлялась здесь неделю и даже две, но если ей нужно было где-то переждать, успокоиться, то приходила сюда. Сама муза не могла объяснить всего: она чувствовала больше, чем понимала.

И погрузилась в старые воспоминания, которые были для нее сродни таким же сновидениям, как и всем людям. Воспоминания, в которых тебе что-то дают знать без слов.

«Мы верим, что ты сама найдешь выход», – именно так можно было сформулировать по-человечески то, что ей они дали понять во время урагана.

Они – нечто невидимое, коллективное, вечное, гонимое ветром по миру, частью чего она была в момент, когда еще не было у нее осознания ни времени, ни пространства, давшее дар и проклятье, называемое людьми индивидуальностью.

Муза подняла голову и посмотрела на часы.

Семья, традиционно просыпавшаяся рано, уже завтракала и собиралась куда-то ехать. Девушка мгновенно подскочила и в спешке побежала сквозь дверь по лестнице на улицу: она опаздывала в кафе, могла использовать свои силы, но не хотела так рисковать.

Во дворе дети гоняли, кто-то качался на скрипучих качелях, группа подростков играла в «Казаки-разбойники», старик сидел на лавочке, читая книгу.

Муза внезапно остановилась и посмотрела на себя с мыслями, что нужно переодеться. Через мгновение она бежала уже в летних брюках и футболке к открытию кафе в девять часов.

Это была субботняя традиция.

Ей не были страшны ни машины, ни люди, но она обходила любые препятствия. В своем порыве она потянула ручку двери кафе на себя, вызвав недоумение персонала, в целом, привыкшего к чему-то необычному в этом месте, и удивилась.

На столик, за который она села, поставили стакан моккачино, пока она смотрела на свою руку уже несколько минут. Этот кофейный напиток обозначал лишь одно: надо было освобождать занятое место.

Высокий блондин с ярко выраженными скулами поблагодарил официантку и сел. Муза оперлась локтями на столик прямо напротив мужчины и легко дунула ему в лицо во время первого глотка. Мужчина был уверен, что это место и моккачино в субботнее утро дарят ему вдохновение на написание «очень важной и очень секретной работы». Именно так он называл свою кандидатскую диссертацию по формированию переходных металлов при воздействии электричества при любопытной официантке, для сохранения интриги. Такой напиток для такой скукотищи! В ином случае блондин бы давно бросил.

Муза сразу покинула это место и направилась дальше, ближе к метро «Семеновская», делая крюк через сквер. Остановилась далеко напротив кинотеатра на том же самом месте, где видела прошлой ночью молодого человека без ботинок, а оттуда пошла в подземку, в которой на синей ветке было традиционно много людей.

Девушка начала себя чувствовать не очень хорошо:

– О, нет, только не это, – в груди появилось ощущение сжатия.

Но действительно держала себя в руках.

Она аккуратно смотрела по сторонам, стараясь не пройти сквозь кого-то и не встать на то место, которое будет кем-то занято.

– «Я справлюсь, я справлюсь, я справлюсь» – повторяла она по кругу, затем увидела троицу, похмеляющуюся пивом, в приподнятом настроении. Они бычились между собой и смеялись, то и дело задевая кого-нибудь из окружающих. Бабка, сидевшая рядом, начала их крыть отборным матом.

Муза перешла в соседний вагон.

Человека, который стоял у нее на пути, словно чем-то стукнуло. Он засунул руки в карманы, а затем внезапно засмеялся.

В другом вагоне одну половину заняла группа детей, направляющаяся на экскурсию. Их сопровождающая уставилась в маленький дисплей Siemens C55 и по буквам набирала эмоциональную смс-ку, понимая, что отправить ее сможет только тогда, когда выйдет в город. Другая половина вагона была не забита, поэтому муза осторожно прошла туда.

Так она спокойно проехала еще две остановки, пока в этот поезд не хлынул поток людей с кольцевой линии. Нужно было продержаться до Арбатской, сделать пересадку на Александровский Сад и поехать дальше до Багратионовской. Но некоторые вещи от нее не зависели – в груди вновь что-то сжалось.

Муза снова начала искать, куда переместиться.

Слишком много человеческих эмоций, слишком много эмоций противоречивых.

Надо было как-то перебить этот поток – и она запела одну из известных песен, изначально в оригинальном исполнении Остина Робертса, – «Скуби-Ду, где ты?». Девушка пела громко. И, хотя ее никто не видел и не слышал, группа детей, продолжавшая ехать в другом конце вагона, один за другим, неожиданно вспомнили эту песню и начали исполнять ее друг другу исковерканными английскими словами, также громко смеясь.

Шатенке с яркими янтарными глазами стало чуть легче. Она улыбнулась, услышав радостный смех ребят, и выдохнула. Жаль только, что сейчас не было возможности аккуратно скрыться в каком-нибудь углу, как в «Русиче», который еще не успели ввести в эксплуатацию.

Через станцию девушка вышла из вагона и повернула налево. У эскалатора на Филёвскую линию традиционно скопилось много людей, поэтому муза сразу пошла с левой стороны, обгоняя насквозь редких пассажиров, справляясь после каждого с легким головокружением, и встала по правой стороне на незанятую ступеньку. Человек, стоявший чуть ниже, проявлял паранойю, развернувшись лицом на спуск, и придерживал рюкзак, висевший на одной лямке, в районе молнии. И проявлял он паранойю не только своими действиями.

Девушка закатила глаза и пошла дальше, но при сходе с эскалатора налетела на оступившуюся женщину с двумя пакетами какой-то мелочевки. От внезапного испуга сама муза прониклась этим ощущением, переросшим внутри нее в страх. Она тут же прижалась к стене.

– Что-то сегодня труднее, чем обычно, – сказала она – и в этот момент в груди ее не только что-то сжалось, но и повернулось на 180 градусов, глаза стали видеть контрастно и насыщенно. – Нет, пожалуйста, только не сейчас.

Она села на плитку и сжалась настолько сильно, что со стороны превратилась в несчастный трясущийся комочек.

Её глаза почернели.

Из них полились слезы, мгновенно высыхающее у подбородка. Слух стал настолько острым, что она могла слышать всё происходящее разом и отдельно чей-то шепот – и полностью все воспринять.

– Пожалуйста, пожалуйста, успокойся, – говорила она себе. – Лишь бы меня никто не увидел, лишь бы меня никто не увидел прошу. Я не хочу сотворить беду.

Она ощущала, как ей становится безумно приятно. Растекающаяся теплота по всему телу, ощущаемая даже в мизинцах ног. Она широко раскрыла рот и сжала черные глаза, в которых царствовало небытие.

– Нет, нет, не надо! – крикнула она.

Ощущения резко сменились дикой болью, словно ей по телу очень быстро полоснули ржавым двуручным мечом.

«Нельзя кричать», – подумала она и зашептала. – Тихо, тихо. Сейчас все пройдет.

Муза пыталась вспомнить что-то хорошее. Не приятное, а хорошее. И натолкнулась, не сразу, на молодого человека, удивленно смотрящего на нее в кинотеатре. Возможно, что это было совпадение, но ей становилось легче, хотя чувствовала, что глаза остаются черными. Она медленно встала и вдоль стены пошла по лестнице на станцию Александровский сад. Самое трудное заключалось в том, что ей нужно было как-то пройти к противоположной стене, никого не задев.

Но не вышло.

Спешащий мужчина средних лет прошел сквозь нее. Недовольство, скопившееся внутри него в субботу утром, приобрело форму агрессии, словно наказать за действия какого-то неадекватного начальника с большими амбициями обратно пропорциональными всему остальному можно все человечество. Мужчина увидел еще одного офисного работника, стоящего близко к краю платформы, и толкнул его.

Мимо шедший юноша среагировал быстро: он удержал офисного работника за рубашку, только вот офисный работник не понял, кто это сделал, и не стал разбираться в произошедшем. Поднятый кулак был и остается символом бессмысленного насилия.

Между тремя началась драка.

– Остановитесь! Я не хотела! – муза зажмурилась с сожалением. – Перестаньте!

***

– Может, ты машину поведешь? – Денис нажал на газ при зеленом сигнале светофора. – У меня палец болит, давить неприятно.

Пётр выбирал диск-самописку с музыкой, перелистывая вкладыши футляра:

– Если в машине есть кто-то кроме меня и у него есть права, то ведет машину он. Или я тебя учил водить с 14 лет для чего? – Пётр вставил случайный диск в магнитолу: проблема была в том, что ни один диск подписан не был. Когда заиграла «Трасса Е-95» группы «АлисА», диск тут же был вынут. – Не хочу сейчас.

Денис чуть поправил зеркало заднего вида:

– Я тебе каждый год в один и тот же день, пап, маркер дарю. Оставь хоть один около компьютера и подписывай, что записал, сразу.

Пётр продолжил выбор.

– Я давно хочу выдвинуть предложение в Госдуму сделать 17 марта выходным, – мужчина крякнул. – Нашел, блин, подарок. Маркер.

– Это плохой подарок в День фломастера? Ты вообще мне на каждый Новый год даришь чехол на руль. Для машины, которой у меня нет.

– Это намек, – интонация сменилась на снисходительную, будто ребенок у него давно имеет проблемы с умственными способностями.

– И у меня намек. Нет бы, хоть раз подарил мне карандаши или билетик в кино какой-нибудь.

Пётр с отвращением поджал нос:

– Ох, это так слащаво звучит. Билетик в кино. Будто эту песню поют какие-нибудь Иванушки Peadernational! – под конец он повысил тон и захрипел.

– International! Это и есть их песня! – ответил ему сын так же.

– Не приведи Господь, ты сейчас серьезно, – Пётр пожал плечами. – И вообще, если об этом, тебе мать карандаши дарила. Вся твоя комната графитом воняла.

– Графит. Не. Пахнет, – Денис представил, как выгоняет отца из машины.

– Что ж ты в химики не пошел?

– Потому что ты меня в переводчики отправил. На итальянский язык. Buona sera.

– Но ведь ты же любит тогда Федерико Феллини, – протянул отец издевательски.

– Все. Жди в следующем году маркер.

– А я вот не скажу, что тебе круглое подарю.

Денис свернул:

– Какой ты интриган.

Отец и сын не знали, что встанут в пробку, и без лишних разговоров доберутся до загородного дома лишь через пару часов, а не через час, как предполагалось изначально.

Пётр подошел к калитке, дернул ручку, а уже затем достал из кармана связку ключей. Ворота были слишком узкими, поэтому Денис все время опасался задеть их при заезде задом. Молодой человек закрыл окна, прокручивая ручки, пока его отец открывал дом.

Еще через пару часов прямо под открытым небом был поставлен мангал и сооружен традиционный стол из двух пней и старой двери, хранящейся в сарае. Друзья отца постепенно добирались через ту же самую пробку, бросали машины прямо на сельской дороге у участка.

После полудня у Дениса появилась мечта: проветрить свою голову от постоянных вопросов «за жизнь, работу, женщину». Все эти еженедельные посиделки по какому-либо поводу, серьезному или надуманному, давно уже превратились в рутину. Никакой радости, как 3 года назад, когда отец впервые позвал его.

Шашлык, гитара, грустно брянькающая под большой рукой накаченного черноволосого мужчины в возрасте.

– Ну что, братцы, начинаем? – его голос раздался первым.

Денис посмотрел на Кирилла Григорьевича, который стал для Петра в свое время кем-то вроде отца, а Петр для него не то сыном, не то пасынком.

– А как же! – Максим, самый новый член их дружеской компании, присоединившийся только в 1999 году, незадолго до нового года, отчего Денис знал его хуже всех, сразу начал разливать коньяк по рюмкам. – Такой повод! Килограмм, брякните «Happy Birthday»!

Кирилл Григорьевич сразу забренчал популярную мелодию и забубнил под нос про чертову американщину.

– Да встань ты! – Антон стукнул Ваню локтем в бок.

Ваня тут же подскочил и посмотрел на Петра, слегка засмущался, но испытывал гордость:

– Спасибо.

Не было ощущения, что всем собравшимся, кроме Дениса, уже больше сорока.

Пётр поднял рюмку:

– Ну что ж, Иван, мы все поздравляем тебя с рождением сына. Пускай он растет большим, сильным и видит мир более полно, чем остальные. Ура!

Денис сначала радовался, потому что для него это был сюрприз. Ваня был хорошим человеком, по его мнению. В нем имелось что-то искреннее, в отличие от остальных, поэтому он единственный и был сейчас человеком с семьей, пусть и не всегда семейным.

Празднование продолжалось до самых сумерек.

В один момент Денис немного перепил и стал грустнее.

Внутри происходил какой-то ураган, все стало казаться каким-то нереальным. Молодой человек переместился на диван в доме, представляя, что сейчас вновь увидит девушку из кинотеатра и улыбнется. Какой же хороший рисунок получился! Спасение в искусстве.

Кирилл Григорьевич подошел к нему с граненым стаканом.

– Неспокойно? – он сел рядом.

– Просто пить не умею, – Денис схватился за голову, язык слегка заплетался.

Пожилой мужчина протянул стакан.

– Ну, что Вы, Кирилл Григорьевич? – молодой человек отмахнулся.

– Да ладно, хлебни со старым Килограммом. Утром проснешься как огурчик.

– Да я и не хочу спать, если честно.

– Чего так?

Денис посмотрел ему в глаза, размышляя, говорить ли обо всех этих своих творческих порывах, любви к искусству, но представил, как будет нелепо, и резко отвел голову в сторону.

– Ты там ни в кого не влюбился, не полюбил?

– Нет, что Вы, с ума сошли? Никого я не люблю, – Денис усмехнулся и, одумавшись, ойкнул. Он не желал обидеть пожилого человека.

– Тогда лучше поспи, пока можешь, а то потом не до сна будет, – Килограмм тоже засмеялся, подмигнул и настойчиво протянул стакан.

Денис махнул рукой и выпил залпом.

Кирилл Григорьевич не смотрел на него.

Молодого человека тут же повело:

– Вот так рисуешь-рисуешь, а она чего-то все бегает, – он упал головой на подушку. – Дура какая-то.

И выключился.

Килограмм взял стакан из руки и закинул ноги в ботинках на диван:

– Хах, не любит он никого. Дрыхни.

Затем сел на заднее сиденье джипа Антона, где все уже собрались, рядом с Петром. Все перешли на шепот:

– Неужели стоило это делать? – Пётр был недоволен.

Машина тронулась.

– А ты предлагал сказать ему, что после 3 бутылок поедешь в лес, или хотел взять его с собой, державшего из дерева в руке лишь карандаши до кисточки? – Пётр в ответ на это промолчал. – Или собрался ему рассказать?

Мужчина отвернул голову точно так же резко, как и его спящий в доме сын.

– Действительно, такое не высрать, – Кирилл Григорьевич бросил взгляд в багажник, набитый оружием: пистолетами, газовыми огнеметами и огнетушителями. – Ты мне скажи, он не видел никого?

– Мне он ничего не говорил, я ничего не замечал, – Пётр соврал в докладной форме.

Килограмм вздохнул:

– Значит, ветер.

– То есть?

– Глаза у него какие-то горящие. Надуло где-то, не обращай внимания. Он не рисовал в последнее время?

– Нет, я думаю, что работа в нем убивает любое желание, – ответ Петра навел Кирилла Григорьевича на определенные выводы.

– Тем и лучше, – Кирилл Григорьевич слегка улыбнулся. – Но если ты ему не расскажешь, то я ему расскажу.

– Не. Надо, – разозлился мужчина.

– Я не понимаю, Петь, – Килограмм перешел на полный голос, привлекая внимание остальных. – Ты знаешь, что в этом деле нам всегда нужны люди.

– В данный момент мы и без него прекрасно справляемся, – Пётр ответил также громко.

Остальные тут же их заткнули.

Во время таких мероприятий важно было хранить тишину, следовать плану и не выяснять отношения, но остальные трое понимали, что эти двое и пяти минут не могут друг с другом поговорить спокойно, потому что пожилой видел в пасынке максимализм, а пасынок в такие моменты вообще ничего не видел.

– Думаешь, мы найдем ее? – Кирилл Григорьевич вновь улыбнулся.

– Я знаю, что найдем, если сегодня с этой все удастся. А если что, то мы весь город прочистим, а тебя отправим куда-нибудь в Битцевский парк, чтоб скучно было, а то сейчас больно весело.

Килограмм продолжал издеваться над пасынком:

– Мы это и так постоянно делаем, однако же мы ее даже не видели ни разу. Ладно, я верю тебе.

– Но я помню ее, – Пётр показал пальцем на себя.

– Видела бы тебя твоя мать.

Пётр закатил глаза.

Через полчаса по ночным пустым дорогам еще дальше от Москвы пятерка приехала на место, к лесной чаще.

– Антон, лучше внутрь немного заехать, чтоб машина не оставалась на дороге, – Пётр передал Ивану прибор ночного видения. Антон кивнул и аккуратно съехал в кювет. – Сначала – провокация. Вань, мы с тобой и Килограммом сейчас пойдем в сторону леса на возвышение. А Максим и Антон, готовьтесь и идите за нами, на некотором расстоянии. Соблюдает три основные задачи: первая – не поджигаем лес. Вторая – не стреляем в животных. Вообще, даже если они нападают на нас, а они будут на нас нападать, если это та муза. Третья – не ликвидировать музу, а захватить. Поэтому боли сколько угодно, но не сжигаем ее. А если подожгли, то тушим. В остальном все как обычно. Если фокусируется на ком-то из нас, то переключаем ее внимание и не обращаем внимания на все странное, что происходит.

Максим отстегнул ремень безопасности:

– Каждый наш план звучит красиво, а в результате начинаются сюрпризы.

И открыл дверь машины.

Иван надел прибор ночного видения на голову:

– Кто маску ей прижмет?

– Я, – откликнулся тихо Кирилл Григорьевич. – Могу дать тебе, конечно, если сразу разберешься с моим изобретением.

Максим вышел, открыл багажник и надел на себя большой огнемет:

– Антон. Ты стреляешь. В прошлый раз я много мазал.

– Вся эта затея – говно, – Килограмм бросил взгляд на Петра. – Ладно-ладно, ты главный.

Главный демонстративно сделал вид, что прикладывает телефон к уху:

– Отдел статистики, что там со статистикой? Ага, понял, – мужчина убрал телефон и растопырил пальцы обеих рук. – Десять. С начала года. Пару лет назад мы делали одну-две вылазки в год, порой неудачно.

– Тебе для этого нужно звонить в отдел статистики?

– Да ты вообще все про…

Максим громко захлопнул багажник, заглушив конец слова.

– Ладно, – Ваня вздохнул. – Действуем.

Все вооружились и отправились в лес. Блуждание не приносило результата.

– Ничего подозрительного. – Иван почесал затылок. – Животных никаких. Может, она нас уже заметила и скрылась?

– В том-то и суть, что она не будет скрываться, – Кирилл Григорьевич светил на пни в поисках каких-нибудь грибов, исключительно ради эстетического удовольствия. – Ты видел хоть одну музу, которая, в безумстве своем, скрывается, а не нападает? По крайней мере, пока не напитается эмоциями. Потом уже попытается сбежать.

Ваня вновь вздохнул:

– Ни одной не видел, – и посмотрел на небо.

– Вот и я о том же. Музы эти, по сути своей, лишь неразумные животные, управляемые инстинктами, а по факту, помимо этого, еще и склонные к заболеванию бешенством. А нас не врачами называют, – Кирилл Григорьевич рявкал. – И чего ты все вздыхаешь?

– Килограмм, не нападай на него, – Пётр понимал причину вздохов. – Пускай он своим делом занимается.

Иван не опускал голову. Его заинтересовала птица, кружившая прямо над ними:

– А это что за покемон? – Ване верно показалось, что он чувствует на себе тяжелый взгляд друзей. – Что вы от меня хотите? Я готовился стать отцом.

Килограмм снял с друга прибор ночного видения и посмотрел в него сам, не надевая на голову:

– Да, Вань, ты прав, какая-то птица, – он заметил, что фигура словно замерла, а затем резко начала приближаться. – И она пикирует на нас.

Кирилл Григорьевич сказал это так спокойно, что Пётр не сразу понял смысл сказанного, а когда осознал, птица уже налетела на идущего позади Антона, одной лапой схватившись за шею, а другой за закрепленный на спине огнетушитель. Мужчина тут же повалился и попытался закрыть затылок руками. Максим ударил по острому клюву своим огнетушителем, одной рукой свернул крыло, а другой потянул за когтистую лапу, сжимавшую шею. У Антона потекла кровь. Максим достал пистолет и нарушил одну из поставленных задач: он выстрелил в птицу в тот момент, когда Петр, Килограмм и Иван подбежали к ним.

Но птица лишь отпустила Антона и отлетела.

Антон встал, обнаруживая, что у него нет никакой раны:

– Это её штучки, – сказал он Максиму, показывая шею.

Все пятеро направили фонарики в сторону птицы, летевшей к своей хозяйке, сидевшей на толстой ветке дерева.

– А вот и мастер покемонов, – сказал Иван, взглянув на музу.

– Здравствуйте, мальчики. Вы, как всегда, с огнеметами? – шатенка в запахнутой на голое тело шубе вытянула руку, на которую тут же сел целый и невредимый беркут, и спрыгнула с ветки на землю, не убирая руку. – Как вам моя птичка?

– Удивительный тандем, – Максим с интересом рассмотрел музу.

– Вы действительно одно целое.

Муза направила палец на Антона и подмигнула ему:

– Ты здорово напугался, мне понравилось, – в это время беркут спустился вниз и трансформировался в волка. – Но… маловато. Я очень надеюсь, что вы все тут такие пугливые. Особенно ты, – она взглянула на Петра, будто он был ей знаком.

И начала отсчитывать:

– Раз.

Волк приготовился к атаке.

– Два.

Из-за его спины вышел еще один.

– Три.

Максим прошептал: «На каждого».

– Четыре.

Пётр взялся за газовый огнемет. План нужно было полностью перестраивать.

– Пять.

Муза превратилась в волка.

Началось столкновение.

Пётр сразу же сжег набросившегося на него зверя, поджигая стоящее позади дерево. Он точно знал, что сама муза не станет нападать на человека, которого выделила отдельно.

Кирилл Григорьевич, наоборот, схватился за пистолет и начал стрелять по зверю, дезориентируя его. Он опасался убивать волка, потому что именно этот и мог быть музой. Лес его не заботил вовсе. Да, это была бы мгновенная победа, но не пленение:

– Она знает, что мы хотим поймать ее! – крикнул он и достал массивную железную маску с неким механизмом.

Огонь начал распространяться на соседнее дерево.

– Прочь! – крикнул Антон, выстрелив в волка и увидев, с какой скоростью сгорают листья, разносимые ветром, попытался побежать в обратную сторону, но зверь вцепился ему в ногу. Мужчина громко выругался, развернулся, еще раз выстрелил в животное, затем нажал на огнемет, поджигая вместе с иллюзией траву.

Килограмм упал на землю, защищаясь от волка, и хотел прижать к морде зверя маску, но Антон еще одним залпом избавился от проблемы.

Лес начал разгораться со страшной силой.

Кирилла Григорьевича Иван и Пётр буквально оттащили от разбушевавшегося пожара. Мужчина поспешил встать.

Два волка продолжали преследовать их.

– Ну, кто из двух? – спросил он.

Пятеро охотников мчались в сторону дороги, где оставили автомобиль.

Иван резко остановился, развернулся и выстрелил в одного из них. Другой тут же повернул к нему морду, но побежал дальше.

– Она бежит за вами! – крикнул он.

Волк-спутник вгрызся в молодого отца.

Боль находится в голове.

– Отвлеките ее! – пожилой охотник начал запускать механизм маски. Трое охотников делали одиночные поочередные выстрелы, стараясь целиться в самое слабое место любой музы – в голову зверя. – Готово!

Через несколько минут Кирилл Григорьевич закинул музу в человеческой форме, легкую как пушинка, в багажник. Иван шарахался от каждого шороха:

– Все нормально, я отойду от произошедшего. И не такое случалось, – сказал он и сел в машину.

Как только Килограмм смог прижать маску к волку, зверь, терзавший Ивана, исчез, оставив в молодом отце лишь потрясение.

Остальные забрались внутрь.

Антон нажал на газ.

– Грязно получилось, – сказал Петр, глядя на обездвиженное создание в багажном отделении. Из-за раскаленной маски муза потеряла контроль над своим телом, находясь в нескольких градусах между жизнью и смертью. Горело её лицо. И лес горел. Отдаляющееся огненное зарево было отлично видно в зеркало заднего вида. – Надо было как-то иначе.

– У нас не было времени. Я же говорил. План – говно, – Кирилл Григорьевич никогда не менял своей точки зрения.

***

Муза, которую Денис встретил в кинотеатре, в итоге добралась до станции метро Багратионовская. Там располагалось одно из ее любимых мест в столице.

В конце восьмидесятых, в девяностые годы, совсем до недавнего времени, пока рынок «Горбушка», «Горбушкин двор», еще не переехал под крышу здания бывшего завода «Рубин», превратившись в торговый центр, а находился рядом с Дворцом культуры имени Горбунова в своем первоначальном виде, под открытым небом Филевского парка, где-нибудь неподалеку или в самой гуще событий часто можно было увидеть какую-нибудь музу, на концерте или среди торговых рядов.

Но в 2003 году здесь обычно можно было встретить лишь одну музу, которая приезжала сюда посмотреть киноновинки на прилавках. Но даже если ее и видел какой-нибудь охотник, то принимал за обычного человека. И так было не единожды, и скрывалась она потом удачно, пока никто не успел опомниться и что-то заподозрить.

В любое другое время года маскироваться под человека было еще легче: муза обматывала нижнюю часть лица шарфом – летом же это, наоборот, могло привлечь внимание, особенно в помещении.

В десять утра весь торговый центр уже был открыт, но люди еще не подтянулись.

Продавцы наслаждались общением между собой, некоторые сверяли ассортимент по каталогу, охранники уже завершили обход и записали в блокнотик тех, кто не открылся вовремя. На некоторых рядах достаточно громко играла популярная попса из хит-листа «Русского парада», которую все будут слушать и перед новым годом в рамках премии «Золотой граммофон»

Расстроенная муза ходила неторопливо среди видеокассет и дисков, среди компьютерных игр и музыки, иногда залипала на какой-нибудь старенький телевизор, крутивший что-нибудь в одноголосом переводе, и не догадывалась о том, что судьба подкинет ей сегодня встречу не очень приятную.

В этот день на «Горбушке» муз было две.

– Так очевидно было встретить тебя в субботу в этих краях. Мне сообщили, что видели тебя здесь год назад, – сказала рыжая голубоглазая муза, встав рядом. – До сих пор не понимаю, как тебя до сих пор не вычислил ни один охотник.

Муза-киноман посмотрела по сторонам:

– Может быть, это моя способность, ведь я бываю здесь часто.

– Вполне возможно, – рыжая муза говорила медленно и тихо, – еще одна, но не совсем твоя.

– На половинку, как всегда, – шатенка медленно пошла между торговых рядов, также медленно преследуемая. – Честно говоря, я не очень-то удивлена тому, что ты здесь. Последнюю неделю в Москве очень скорбно.

– Я тут не причем, – другая продолжила говорить в той же манере. – Не думай обо мне так глобально. Меня вообще до 1998 года в России не было. Здесь и без меня муз хватает.

– Зачем ты меня искала?

– Мне нужен союзник.

Шатенка натянула улыбку и развернулась к сестре:

– Пожалуй, нет. Я одиночка. Никаких союзов, никаких сотрудничеств. В этом и заключается мой секрет выживания, ты знаешь.

– От тебя не потребуется ничего особенного, – рыжая муза незаметно сделала несколько шагов назад и встала к ней чуть сбоку.

Муза, посещающая кинотеатр «Родина», заметила это:

– Ты хочешь сказать, что я тебя не видела много лет, пока ты находила себе подружек по миру, чтобы нести в этот мир хаос и разрушение, а теперь ты пришла ко мне в поисках союзника. Пыталась меня до этого пару раз убить…

– Неудачно, – подметила рыжая муза, перебивая. – И я за тобой с 1973 года не гонялась.

– Пожалуйста, не нужно портить мне жизнь, – шатенка сразу подвела итог и завела руки за спину.

Рыжая муза удивилась:

– Ты теперь стала называть все происходящее жизнью. Очень по-человечески, – и задумалась, провела рукой по своему идеально гладкому лбу. – Помнится даже, когда-то имя себе взяла. Не помню. Диана? Эмили?

Муза-шатенка закатила глаза:

– Не помнишь – и не нужно. Я и тебе имя придумала.

Муза с голубыми глазами фыркнула:

– Знаешь, мне даже немножко мерзко, что у тебя может быть имя. К тому же, тебя никто по нему не называет. А ведь ты муза, возвышенное создание, не требующее имени, а взывающее к именам.

– Вот именно, – она кивнула. – Созданное служить людям и двигать их к чему-то хорошему. Не впутывай меня в свою мизантропию.

Рыжая муза разозлилась:

– Послушай, ты впутала меня 60 лет назад в свою филантропию…

Теперь перебили ее:

– 58 лет назад.

– А я восстанавливаю баланс, – рыжая муза тоже подвела итог. – Ты впутала меня в филантропию, а я хочу впутать тебя в мизантропию. Чувствуешь, как мы связаны?

– Мы связаны не поэтому. И баланса не было именно тогда, – сестра отстаивала свою правоту.

Рената захотела поджать губы, но сдержалась: в том, что произошло у них в прошлом, не было правых и виноватых. Не было баланса, но было безумие. И рыжая муза стала частью этого безумия, стала нести это безумие, сама того сначала не ведая, затем не желая. Смирилась:

– Посмотри на меня еще раз. Ты виновата в том, что я стала такой.

– Мне очень жаль, – шатенка сохраняла хладнокровие, хотя сама испытывала чувство вины. А события прошлого выбивали из-под ног умиротворение. – Но и мне порой непросто.

– Сравнила, – усмехнулась голубоглазая муза, поджимая нос. – Ты бы была во стократ хуже, чем я сейчас, окажись в моей ситуации.

Муза с янтарными глазами приподняла подбородок:

– А ты бы проиграла, окажись в моей ситуации.

Глаза рыжей музы резко почернели. Она взмахнула рукой в сторону своей сестры, направляя невидимый поток разрушительной кинетической энергии, но муза с янтарными глазами подняла ладонь и сжала всю эту энергию в кулаке:

– А ты бы проиграла, – повторила она медленнее. – Не зли меня, я не хочу идти против тебя.

– Почему же? – ответ уже был известен.

– Потому что я тебя люблю. Но некоторых родственников нужно любить на расстоянии. Не знать ничего об их деяниях и не давать вмешиваться в свои дела.

Шатенка собиралась уходить со сжатым кулаком, но сестра вновь обратилась к ней:

– То, о чем я хочу попросить тебя, не повредит людям напрямую. Ты у меня в долгу. Пусть я бы и проиграла, но и ты бы без меня не справилась. Мне всего лишь нужно найти охотника. Мои сообщницы… у нас с ними нет такой связи.

Сестра поразилась:

– Ты издеваешься? Я их обхожу всеми путями, а ты хочешь, чтоб я искала…

– Я не прошу искать тебя.

– …какого-то охотника, – она вытянула кулак в сторону рыжей музы, которая знала, что сестра не станет разжимать его в ее сторону.

– Позволь мне показать тебе его. И если ты его где-то увидишь, то я узнаю об этом. Я не прошу искать тебя. Такая связь есть только у нас.

– Кто он?

– Один из лидеров группы, которая слишком успешно ведет свою деятельность в городе. Я мельком видела его, когда вернулась в страну. Я потеряла много своих последовательниц в последнее время, поэтому мне нужно разобраться с ним. Остались самые послушные, молчаливые.

Шатенка откинула руку назад и разжала кулак.

Сконцентрированный поток энергии, не ощутимый для людей, рассеялся в разные стороны, свалив все шаткие стеллажи, выставленные в проход этого коридора,.

– Я не буду его искать. Если я случайно увижу его, то ты сразу об этом узнаешь. Для этого не нужна моя встреча с тобой. Я не буду для этого причинить вред человеку или охотнику.

– Договорились, – голубоглазая муза широко улыбнулась. – Пусть все будет именно так. Дай клятву.

Муза на мгновение задумалась, все ли она учла, потому что ни одна муза не способна нарушить данную клятву, пока ей не позволит обратное тот, кому она её дала:

– Клянусь.

Рыжая муза подошла к сестре и положила ладонь на лоб, передавая образ темноволосого мужчины лет сорока на вид с плавными чертами лица. Шатенке он на мгновение показался знакомым. Может, что-то в глазах. Или в чертах лица в целом. Но не могла припомнить морщины, форму носа.

Две музы взглянули друг другу в глаза и молча разошлись в разные стороны, словно и не было между ними никакого разговора. Шатенке не нравилось все происходящее в последние сутки. Она вновь задумалась о переезде куда-нибудь в Японию.

Хотя проживание в России столько десятилетий накладывало свой отпечаток, да и саму Москву она считала своим домом, сразу бежать куда-то – это были лишь мысли. Если бы она действительно хотела, если бы она действительно боялась и не была готова к трудностям, то так и оставалась бы ветром.

Продавцы тем временем подняли свои стеллажи, поправили все, как было, и продолжили торговлю. Нужно выполнять месячный план.