Читать книгу Безвременье - Дмитрий Барабаш - Страница 7

Герой наш в женщинах искал

ни прелесть глазок или тела,

ни щедрость ласок, ни себя,

а то, что женщина хотела

в себе самой изобразить,

сыграть, напудрить, приукрасить.

Любую мог мой друг уластить,

себя позволив соблазнить.

Любил ли он? Кого любить?!

В нелепом, глупом и дебелом

ребёнке? Всё равно что мелом,

штрихом небрежным по доске,

наметить милую мордашку

с искринкой хитрой на соске

и сохнуть от неё в тоске.

Он был мудрей. И даже в школе,

когда замучили прыщи,

не дал рукам игривым воли.

Сказал себе: «Давай, ищи

решенье суетной тревоги».

И тут же подвернулись ноги

из класса старше, жаркий рот,

и он продвинулся вперёд

в своей практической науке,

что надо делать всё от скуки

и ни дай Бог наоборот…

Бесстрастно теребя за кудри

и глядя в мокрые глаза,

он был как свежая роса

на паутинке. Стрекоза

вокруг себя кружилась в утре,

в него как в зеркало смотрясь.

И паутины липкой вязь,

и паучка весёлый хобот…

Он знал, что даже жалкий хоббит,

земным наукам обучась,

всех аполлонов и сократов

в постельной битве втопчет в грязь.

«Брезгливость? – глупая уловка,

которой прикрывают лень» —

так порешил наш полукровка

и женской плоти пелемень

к пятнадцати годам откушал,

забыв томленье и прыщи.

Ах где они?! Ищи – свищи

тех страстных бабочек порханья,

румянцы, спёртые дыханья,

альбомы с тайнами души,

прекрасных принцев ожиданья,

и ручек нежные дрожанья

под простыней в ночной тиши…

Мне не в чем укорять героя.

Зачем болеть и голодать,

коль можно яблоко сорвать

и съесть, не нахлебавшись горя.

Цинично с глупостью играть?

Ещё циничней – ей поддаться.

Раз дурочки хотят играть,

так почему не поиграться?!

Они играются всерьёз!

Они готовы прыгнуть с крыши!

Принц их на остров не увёз,

на бал их не умчали мыши…

Их жизнь не потому скучна,

вульгарна и как ил кромешна,

что мудрый принц их свёл с ума.

Когда б Офелия безгрешна

была сама…

Она б с ума…

И так смешно и безутешно

всему назначена цена.

Лолита! Тоже мне Лилита…

элита женского ума.

До Беатриче ль Боттичелли?! —

уж лучше посох и сума.

Итак, о жёнах.

Было их штук шесть,

а может быть, и восемь.

Все в романтическом гипнозе,

в быту и как-то между книг,

где оставались промежутки.

А чтоб занять их скорбный ум

наш друг плодился. Детский шум

глушил сомненья и с похмельем

был очень схож. Отцовский нож,

что плотницкий, стругал из плоти

черты знакомого лица.

Они как на автопилоте

стремились повторить отца.

И если первую забаву

я понимаю – ласки баб

смягчают каверзный ухаб

судьбы. То шустрое потомство —

котом, мурлычащим в ногах,

хвост задирает и смеётся:

«Ты скоро обратишься в прах,

и все твоё ко мне вернётся».