Читать книгу Дневник студента-медика - Дмитрий Березин - Страница 9

Кружок по фармакологии под названием «Convallaria majalis» закончился поздно.

– Пошли покурим? – предложил Родион.

– Пойдем! – ответил я.

Разговорились. Оказалось, что Родион не такой уж и страшный, а вполне себе адекватный и здравомыслящий человек. Он поступил в медучилище ещё в прошлом году, но у него что-то случилось, и он ушёл в «академ», а теперь вот снова пришёл учиться. Живёт он в 313-ой комнате, которая находилась как раз под нашей комнатой. На тот момент ему было двадцать два года. Родом он был из одной знаменитой деревни, которая находилась в районе ВУРСа (Восточно-Уральский радиоактивный след).

– А ты откуда, Березин?

– Из глухой деревни. Даже в соседнем селе не все знают о её существовании.

– Бывает, – просто ответил он и затушил окурок. – Пошли, что ли, в общагу? Жрать хочется! Ты готовить умеешь?

– Не-а…

– Пойдем. Научу тебя суп варить, только сначала надо продуктов найти.

Я принёс картошку, морковку и лук, Родион принес мясо и лапшу, где-то нашли немного растительного масла и каких-то специй.

«Кубовуха» на этаже была одна, имела две с половиной электрических плиты на десять конфорок. После занятий все толпились в кубовухе, пытаясь приготовить покушать или вскипятить кипятка, для того чтобы заварить быструю лапшу или просто попить чаю. Протолкнуться в ней было почти невозможно.

– Режешь мясо кусочками, кидаешь в кастрюлю, заливаешь на две трети водой, ставишь вариться, – говорил Родион, орудуя ножом. – Пока мясо закипает, чистишь картошку и нарезаешь кубиками. Мясо закипело, кидаешь туда картошку, снова ждешь, когда закипит. Морковь прогоняешь через тёрку, обжариваешь её с луком до золотистой корочки на сковороде. За это время мясо с картошкой закипело. Помешивая, на медленном огне варишь мясо с картошкой примерно полчаса, потом кидаешь туда горсть лапши и помешивая доводишь до кипения. Посолить не забудь. Покипело пять-семь минут, лапша разварилась – можно выключать плиту и добавлять нашу обжарку лука с морковкой. Специи по вкусу.

– И как называется такой суп?

– Этот суп называется «Холостяцкий» – сказал Родион, когда мы сели ужинать.

– Почему «Холостяцкий»? – спросил я.

– Подрастешь, поймёшь.

В тот вечер я впервые за весь срок обучения почувствовал себя сытым.

Я думал, почему, проживая с родителями семнадцать лет, я не научился готовить такой простой и вкусный суп, а здесь, в общежитии, я научился за один день? Наверное, потому, что голод – самая эффективная мотивация к действию.

…

В холле общежития мы услышали звуки гитары.

– В общаге гитара есть? – удивился я.

– А ты умеешь играть?

– Ну так, чуть-чуть..

– Пошли!

Если честно, то играл на гитаре я не очень хорошо. Сносно умел сыграть пару-тройку песен, которые подбирались пятью стандартными аккордами шестиструнной гитары. Но одна песня у меня все же получалась нормально. Я по сей день не знаю кто её автор и её настоящее название. Называл я её по первым строчкам первого куплета «На карте в белом платье едешь ты…».

Слезливая такая песня о том, как девушка, бросив парня вышла замуж за другого, и теперь этот парень, страдая, поёт о том, что «рады за тебя все твои друзья, только в этот вечер грустен я… На карете в белом платье едешь ты…»

– Сыграешь? – спросил меня Родион.

Я взял гитару, присел в холле и запел эту песню. Не знаю почему, но так душевно, как в тот раз, я не пел никогда (пятая ступень пирамиды Маслоу?). В холле собралось человек двадцать. Парни молча слушали, некоторые девушки всхлипывали и вытирали слёзы. Когда я закончил играть, мне стали аплодировать.

Обстановка в общежитии стала для меня более или менее сносной.

…

Из четырёх этажей общежития заселены были только третий и четвертый. Второй этаж занимала доклиника, где на манекенах мы учились делать те или иные манипуляции, а на первом этаже находилась библиотека, актовый зал, кастелянша и единственный на всё общежитие туалет, в котором были два места, представленные чашами Генуя. Вечером перед отбоем, в туалет была дикая очередь. В кабинку входили по два однополых студента и делали свои дела. Выглядело это забавно. Сначала, из всей толпы надо было найти себе пару одного с тобой пола, потом выяснить у него цель посещения туалета: «по-большому» он туда собрался или «по-маленькому»?

Если вдруг, в образовавшейся паре поставленные цели не совпадали, то приходилось расставаться и искать себе пару по предстоящему интересу. На деле же всё выглядело до безобразия ужасно.

– Пацаны! Кто ср@ть идёт? – кричал кто-то из парней в толпу, стоящую в коридоре перед туалетом.

– Я! – отвечал ему кто-нибудь из толпы.

– Меня с собой возьмёшь?

– Не. Со мной уже Серёга се́рет!

– Блин! – сокрушался не нашедший себе пару. – Мне что, одному что ли ср@ть идти?

– Да не переживай ты! – успокаивали его. – Пока твоя очередь подойдёт, по-любому ещё кто-нибудь надумает!

Или, чтоб не кричать, кто-то из студентов подходил к другому и молча показывал ему небольшое расстояние между большим и указательным пальцем: «По-маленькому?» – читался вопрос в его глазах.

– Во! – отвечал другой и показывал жест ладонью от пола до живота, обозначая, что он идет в туалет «по-большому».

А потом, мы действительно задаёмся вопросом: «куда девается чувство стыда у медиков?» Да уж. Все проблемы реализации физиологических потребностей нам пришлось испытать на собственной шкуре.

…

Наступил ноябрь. В нашей комнате было очень холодно. Чугунные батареи были чуть тёплыми, окна имели щели, через которые в комнату тянуло холодом. Проклейка щелей скотчем, бумагой или тряпками не помогала – от окна все равно тянуло холодом, поэтому одно окно мы полностью затянули покрывалом. Спать приходилось в одежде. Зато утром, можно было не умываться холодной водой – скинул с себя одеяло и уже бодрый!

…

– 413-я подъём! Услышал я среди ночи знакомый голос и громкий стук в дверь. Били ногой так, что дверь того и гляди могла вылететь.

Я поднялся и открыл дверь. Это был снова Фаза со своими шестёрками. Лицо его было искажено гримасой боли, на лбу проступили мелкие капельки пота, руки тряслись – у Фазы была абстинентный синдром.

– Денег дай! – прошипел он. – Видишь, «кумарит» меня!

– У меня нет.

– Да-ай! – отчаянно крикнул он и махнул рукой, целясь мне в шею.

Я увернулся.

Его рука, не попав по шее, скользнула мне по левой половине грудной клетки. Я почувствовал какую-то резкую, жгучую боль и посмотрел в то место. Моя фланелевая клетчатая рубашка в области левого нагрудного кармана была разрезана и уже окрашивалась темной кровью. Оказалось, что Фаза замахнулся на меня лезвием.

– Алик! Брось лезвие! Ты что, гонишь?! – сказал его дружок Тимур и схватил Фазу за руку, пытаясь отобрать у него лезвие.

Лезвие от бритвенного станка выскочило из руки, звякнуло об пол. Тимур отпустил Фазу и потянулся за лезвием.

– Дай! – снова крикнул Фаза и ударил меня в лицо кулаком.

Удар я пропустил, потому что следил за лезвием. Во рту появился привкус соленой крови от разбитой губы. Я сделал шаг назад. Фаза, надвигаясь на меня, смотрел каким-то звериным взглядом.

Даже сейчас, я не помню, как мне в руку попался керамический заварочный чайник, подаренный мне сестрой, Видимо, он стоял на столе, слева от меня.

Удар этим чайником пришелся в область правого виска Фазы. Чайник разлетелся в дребезги, забрызгав стены и висевший на вешалке медицинский халат остатками заварки. Фаза, как подкошенный, с грохотом упал на пол. Он тут же попытался подняться, но снова упал. Я отступил ещё на шаг, ожидая нападения его шестёрок, но увидел, что в дверях появился кто-то еще.

В дверях стоял Родион.

Увидев мой взгляд, обращённый в сторону двери, шестёрки резко испуганно обернулись. Родион каким-то спокойным, изучающим взглядом осматривал произошедшее. Самый высокий из шестерок-старшекурсников был Родиону ростом по плечу.

– Родя…,тут это…, короче…, Димон Фазу вырубил! – бессовестно, по-шакальи «заблеял» Тимур. – Вот, видишь?

Фаза сидел на полу и стонал, держась за голову. Родион также спокойно посмотрел на Фазу.

– Вы его приберите, куда-нибудь, – уверенным спокойным голосом сказал он.

Шестёрки засуетились, как по команде:

– Алик вставай! Пойдем. Пойдем-пойдем! Тебе холод к голове приложить надо. Пойдем!

Они подхватили Фазу под руки и вывели его из комнаты.

Родион прошёлся взглядом по пятнам заварки на стене и халате, посмотрел на пол, по которому разлетелись куски керамики от чайника, потом посмотрел на меня.

– Снимай рубашку. Надо рану осмотреть. И положи уже ручку.

Я посмотрел на свою левую руку так, как будто она была чужая. В кулаке была зажата ручка от разбитого чайника. Я бросил её на пол.

На груди слева была небольшая резаная рана, с ровными краями и длиной примерно три-четыре сантиметра.

– Он ему шею лезвием хотел порезать! – наперебой начали говорить пацаны, до этого сидевшие молча.

В соседней комнате у девчонок нашлась перекись водорода, зелёнка, лейкопластырь.

Когда Родион обработал и залепил мне рану, то почему-то засмеялся.

– Что, Родя? – спросил я. – Что тебе тут смешным кажется?

– Да так, – улыбаясь, ответил он. – Просто получилось «чайником по чайнику…»