Читать книгу Закономерности и метаморфозы этногенеза. Пять очерков о закономерностях взросления народов - Дмитрий Немельштейн - Страница 24

Таким образом, хозяйственное развитие, будучи в наибольшей степени результатом взаимодействия чеченского этноса с русским, а также с другими соседями, привело чеченское общество к такому периоду военной демократии (значительные рудименты которой мы наблюдаем по сей день), когда возникла настоятельная и вполне естественная необходимость поддержать хозяйственную экспансию экспансией военной. Именно на этом этапе в недрах чеченского общества начинают зарождаться процессы, только-только ведущие разрозненные родовые общины к единению, превращению чеченцев в единый народ. С целью вытеснения русских начинаются и становятся всё более частыми набеги на казачьи поселения. Нападения эти осуществляются вооружёнными отрядами, куда часто входят представители разных чеченских родов; предводитель (баяччи) выбирается из числа лучших воинов, остальные ему подчиняются независимо от тейповой принадлежности. Так появляются кристаллики новых отношений во всё ещё не знающем социального неравенства исключительно патриархальном обществе, добавляются новые штрихи к картине взросления чеченского этноса. Впрочем, нельзя не отметить, что этот чрезвычайно мучительный и длительный процесс мы наблюдаем до сих пор, наверное, в его завершающей стадии. Даже на примерах нашего времени мы видим, как тяжело чеченцу из одного тейпа подчиняться чеченцу из другого тейпа. Вот почему, очень часто, предводителями больших объединённых чеченских отрядов в период Кавказской войны XIX-го века были не чеченцы, а представители соседних горских народов. Большинство наибов, назначаемых Шамилем для военного и гражданского управления в различных областях Чечни, были людьми «со стороны» [7, с.331—332]. Можно понять, насколько легче психологически воинам-чеченцам из разных тейпов было подчиняться чужаку-единоверцу, чем кому-либо из своих земляков, ибо последний, в свою очередь, в ущерб интересам дела, обязан был, в силу родовых обычаев, всегда и во всём отдавать предпочтение сородичам по тейпу. Поступающий по-другому почитался (и даже в наше время почитается) величайшим отступником, заслуживающим сурового порицания, как нарушитель священной родовой морали. Поэтому позволить себе подобное могли считанные единицы, на протяжении жизни словом и делом заслужившие непререкаемый авторитет справедливых и непогрешимых людей. Но и в случаях, когда власть осуществлялась чужаком, чеченцы, как носители неистребимого духа личной свободы и почти абсолютного равенства всех членов общества друг перед другом, с трудом подчинялись назначаемым даже самим Шамилем наибам. Ведь, по сути дела, это были чуждые структуре чеченского общества элементы, разрушающие его первооснову – народное самоуправление.

Уже, будучи в плену, Шамиль сетовал на крайнюю непокорность чеченцев, которые всегда желали сами выбирать своих вождей, и часто с трудом повиновались (а то и не повиновались вовсе) вождям, которых он назначал сам [7, с.332]. Известны случаи, когда чеченцы даже убивали неугодных им наместников Шамиля [7, с.332]. Платить за такое неповиновение им приходилось жизнью населения целых аулов, безжалостно уничтожаемого Шамилем в порядке наказания [7, с.332].

Это – один из многочисленных штрихов, которые показывают, с каким трудом элементы государственности приживались в обществе, не достигшем, с точки зрения науки об этногенезе, необходимой для перемен зрелости. С какими неимоверными усилиями крупицы новых отношений закреплялись в обществе, взлелеянном родовыми устоями и ставящем нормы общинного родового права неизмеримо выше любого другого права, и потому отторгающем внедряемые извне институты государственного регулирования. Полтора столетия прошло со времени той Кавказской войны, а кульминацию распада чеченской родовой общины мы наблюдаем только сейчас. Но этот процесс ещё не завершился, и когда завершится, сказать трудно. Хотя зримые контуры перемен уже налицо. Чечня обрела твёрдые границы, чеченский этнос, пройдя горнило тяжелейших испытаний (которые ещё не завершились), сформировал свою элиту, окончательно осознавшую необходимость приоритета государственного права над правом родовым.