Читать книгу Закономерности и метаморфозы этногенеза. Пять очерков о закономерностях взросления народов - Дмитрий Немельштейн - Страница 26

Территориально-хозяйственная экспансия, тесно связанная с социально-экономическим развитием этноса, проявляется в разных формах, часто перетекающих одна в другую. В нашем случае мы видим и мирное освоение незанятых никем земель, как это делали и казаки, и чеченцы в пору мирного соседствования, когда неосвоенных земель было достаточно много, а численность и того и другого этносов была относительно небольшой.

Это может быть и медленное вытеснение одним этносом другого, когда последний из-за частых набегов воинственных соседей и невозможности защититься, не может вести хозяйственную деятельность, и вынужден уходить с обжитых мест – именно таким образом бурно развивающийся чеченский этнос вытеснял казаков на левый берег Терека.

Это может быть и пользование землёй на договорных условиях, когда один этнос арендует землю у другого за плату или за иные услуги – так было, когда казачьи общины сдавали землю между Сунжей и Тереком в аренду чеченским обществам [19, с.315].

Наконец, это может быть и тривиальный захват территории в результате войны – это в большей степени, характерно для действий русских властей, осуществляющих целенаправленный процесс колонизации тех земель на Северном Кавказе, которые становились свободными после истребления и сгона с обжитых мест горских обществ, которые не желали изъявлять покорность Российской короне [22, с.115—118].

(Подобное больше характерно для Черноморского побережья Кавказа и Западного Предкавказья).

При рассмотрении процесса этногенеза, не столь важна точная датировка событий, сколь сам факт взаимодействия этносов, стимулирующий их развитие, факт взаимовлияния этносов друг на друга, определяющий темпы этого развития: либо ускоренного, либо замедленного, либо вовсе пресечённого.

И здесь мы должны признать: да, войны – кульминационные пункты этнического взаимодействия – вполне можно классифицировать как захватнические и оборонительные. Причём, нередко, в ходе войны стороны меняются местами и захватчику приходится испытывать участь жертвы (история знает немало таких примеров), но, так или иначе, военная экспансия есть результат взросления, естественного развития того или иного этноса (или этносов), потребности которого в определённый период резко возрастают.

Удовлетворить же эти потребности, не прибегая к силе оружия, часто бывает невозможно, и этнос, для того чтобы выжить, прибегает к этой силе. И, в конечном счёте, это не зависит от желания или нежелания его отдельных членов.

Такова неизбежность естественного развития, как бы ни горько нам было это осознавать. Полярные же мнения всегда имеются в разных пропорциях в обществе, как проявление внутренних противоречий, за разрешением которых (или параллельно с ними) следует разрешение противоречий внешних.

Таким образом, всё, всегда и везде органически связано и взаимообусловлено, и одно не может существовать, проявлять себя, без другого. Так и этнос может проявить себя только во взаимодействии с другим этносом или этносами.

Возвращаясь к конкретике взаимодействия чеченского и русского этносов, повторим, что в процессе ЕСТЕСТВЕННОЙ территориально-хозяйственной экспансии (в нашем случае, не надо придавать слову «экспансия» негативного политического значения; в контексте понятия «этногенез», экспансия – это естественный вектор движения развивающегося этноса как природного явления, природного объекта) чеченцев на равнину, мы наблюдаем все известные нам формы этой экспансии.

Здесь и освоение никем ранее не занятых земель в начальный период движения на равнину; и вытеснение русских путём частых набегов на их хутора и посёлки, что делало жизнь казачьих семей в этих местах невыносимой; это мирная аренда частью чеченского общества земель, которыми на тот момент владели русские казачьи общины; это череда попыток, даже при осознании заведомой их тщетности, полного военного разгрома русского этноса (вот где в полной мере проявляются непреоборимые закономерности этнического взросления), что открыло бы большой простор для развития этноса чеченского.

Все эти формы постоянно перемежались. Так, наряду с мирной арендой казачьих земель чеченцами – соседями казаков – продолжались непрерывные набеги горских чеченцев на Русскую линию. Причём, горские чеченцы оказывали сильнейшее давление на своих равнинных сородичей, вынужденных, часто против своей воли, но всегда в силу традиции и обычая, оказывать им в этих набегах определённую помощь.

По поводу аренды чеченцами казачьих земель В. А. Потто пишет, что Гребенские казаки владели землями между Тереком и Сунжей до 1783 года [19, с.315].

Причём, «право владения этими угодьями никогда не оспаривалось у них ни кумыками, ни кабардинцами, а тем более чеченцами, которые до конца XVIII-го столетия арендовали у них затеречные земли по особым контрактам или условиям.… …Так продолжалось почти 75 лет, когда чеченцы, жившие в вассальной зависимости от кумыкских князей, сбросили с себя это тяжкое иго и просили позволения /русского/ начальства селиться вольными аулами на плоскости между Сунжей и Тереком» [19, с.315].

Наместник российской императрицы на Кавказе Павел Александрович Потёмкин, руководствуясь общепринятой по отношению к покоряемым народам политикой кнута и пряника, «отвёл для их /чеченцев/ поселения земли, издавна принадлежавшие казакам. … Контракты были нарушены, и там, где прежде дозволялось иметь только кутаны, теперь появились аулы, и мало-помалу все затеречные земли и воды… перешли во владение чеченцев» [19, с.315].

Всё это не могло не ухудшить, и заметно, отношение русских казаков к чеченцам, так как, и без того небогатые казачьи общины потеряли значительную часть своих доходов, не говоря уже об охотничьем, рыбном и иных промыслах. Например, теперь для рыбной ловли казакам отводился только левый берег Терека, а чеченцам – правый. Таким образом, вопреки ожиданиям П. А. Потёмкина, положение всей Кавказской линии не только не улучшилось, но, в связи с нарастанием напряжения между чеченцами и русскими, изрядно ухудшилось.

Однако говорить, что решение Потёмкина было правильным или неправильным, было бы неверно. Наместник наверняка понимал необходимость уменьшения того опасного для русских властей давления, которое исходило со стороны взрослеющего чеченского общества. И, ради сохранения шаткого мира в регионе, он пытался это сделать, даже поступаясь интересами казаков, и, к тому же справедливо полагая мирных чеченцев такими же, как и казаки, подданными российской короны.

Но мог ли он понимать тогда, что на этой стадии этногенеза (о котором он, при всей своей образованности, знать ничего не мог) давление со стороны чеченского этноса в сторону равнины удержать было практически невозможно. И это давление продолжало неуклонно возрастать.