Читать книгу Дни Великой Пустоши. Часть 1 - Дмитрий Трофимов @m_vzglyad - Страница 3

Нижние ярусы убежища заполняла вязкая, непроницаемая тишина. Полукруглые своды, тоннели и бесконечные коридоры источали беззвучие, которое отравляло все вокруг на многие километры. Парализующий покой заползал по углам, изучая их, клубился там и оставался навечно. Путник, в чьи легкие проникал затхлый чад этих мест, ощущал, как тяжелели ноги, пульсировали виски, и колотилось сердце у самого горла. Тут сходили с ума. Замирали на месте, словно зайцы в свете фар, только вместо того, чтобы быть раздавленными бамперами автомобилей, иссыхали без движения подобно египетским мумиям в золоченых саркофагах.

Многие пробовали убежать. Без оглядки. Неслись, не разбирая дороги, заворачивали в ответвления, забегали в тупики, крутились на триста шестьдесят и бежали снова. Никто не остановил, не убедил в тщетности этих попыток, потому что ужас, родившийся запахом тления и гулом ветра в ушах, мчался вслед, и становилось только хуже.

Кто-то поступал умнее: впускал молчащую темноту и пытаться ее приручить, словно умелый жонглер или дрессировщик, не противопоставляя себя звериной природе безжизненного бетона, а двигаясь и живя с ним в унисон. Так вели себя подземельщики: слушали, но не прислушивались; разговаривали, но не кричали; блуждали, но не бежали. Нарушение простых правил кормило страхи, а страх под землей убивал.

Какой бы могущественной не казалась власть тишины, абсолютной ее мог назвать бы только глухой. То, что оставалось скрыто при первых ощущениях выплывало чуть позже, когда стук сердца стихал настолько чтобы услышать скрежет обветшавших балок, далекое журчание воды, приглушенные стуки, цокот в дальних коридорах, обрывки голосов, невесть откуда доносившихся – все это существовало вне человеческого понимания, пространства и времени. Их неизвестная природа гармонировала с местным колоритом, не бликуя и не отсвечивая. Звуки сопровождали каждый шаг гостей, прошенных едва уловимо, непрошенных громче.

Наступил на крошево битого кирпича – по тоннелю разнесся хохот, пнул консервную банку – вдали заиграла музыка, ты устало вздохнул, кто-то вздохнул рядом с тобой. Сможете не сойти с ума? А не спугаться?

Подземелье странное место, гадкое, но не все подземельщики бы с этим согласились. Законы нижних ярусов, установленные кем-то незримым, непреложны и обязательны, соблюдающий их способен прожить среди плесени и развалин достаточно долго. Поначалу всем приходится часами бороться с приближающейся паникой – детищем пустынного мира. Но рано или поздно паника проходит. Это свойство человеческого мозга: информацию способную выбить его из равновесия рано или поздно перестает воспринимать. Пусть не сразу, каждому нужно на это разное время, но в итоге наступает момент, когда человека больше не тревожит раздражавшее мгновение назад. Минуту, час или сутки не имеет значение, главное помнить: испуг, растерянность, дезориентация – мимолетны. Только дайте время это понять. Адаптироваться человек умеет так же хорошо, как разрушать. Одинаково быстро, вопреки расхожему заблуждению, он привыкает и к хорошему и к плохому. Ведь привыкли же подземельщики к дикому грохоту, на первых парах разрывающему душу надвое, а после первых десяти, двадцати раз ничего. Страх уходит, остается только благоговейный трепет.

Все, кто слышал этот звук, называли его по-разному, неизменным оставалось лишь чувство ужаса и холода, несущиеся вслед за ним. Он выворачивал внутренности и лишал возможности двигаться. Рождаясь в недрах металла и бетона, со скоростью хищника в атаке разлетался в стороны, достигал дальних тоннелей и, отразившись от сырых, заплесневелых стен, настигал жертву, где бы она от него не пряталась. Нещадно бил ее по ушам. Тогда оказавшийся здесь, по обыкновению, сжимал фонарь и оружие, если таковые имелись, но ни то, ни другое помочь ему не могли. Талисманы, обереги и нательные кресты справлялись лучше, благо в новом такие были почти у каждого.

Люди не только называли вой подземелья по-разному (кстати, это самое распространенное его название), но и реагировали на него по-разному. Одни замирали и молились, другие бросались бежать, не разбирая дороги, причин и последствий. Хотя бежать от воя подземелья так же бессмысленно, как и от тишины. Кто-то начинал рыдать и покрывался липкой пеленой пота. А кто-то седел. Знала ли история подземельщиков без проседи?

Ни к одному из этих типов Олег не относился. Вернее не относился теперь, когда-то он успел побывать в каждой из этих шкур. Олег – подземельщик. Его работа – составлять карту нижних ярусов и тащить на поверхность все мало-мальски полезное и ценное.

В первые годы подземного существования мальчик отдал страха и слез вдоволь, возможно, сейчас их в нем просто не оставалось. Он был лучшим, а еще, по злой усмешке судьбы, единственным подземельщиком всего убежища.

За одиннадцать лет прогулок по нижним ярусам вой подземелья не сделал Олег у ничего плохого. Не свел с ума, не сбил с пути, не убил, даже не ранил. Только изредка напоминал о своем существовании, что бы юный гость из «прошенных» не забывал хозяина этих мест. Уважал и считался с силой неподвластной и непонятной никому.

Несмотря на зловещую природу, вой подземелья мог быть и некой путеводной звездой в царстве непроглядной тьмы. Не сам, своим дыханием.

Тот, кто не ступал в главный шлюз нижнего яруса, так всю жизнь и считает, будто бы вой есть только звук, но это не так.

Дыханьем подземелья Олег называл теплый поток смрадного воздуха из глубин коридоров, сквозь сотни поворотов, спусков и подъемов, шлюзов и потайных ходов, вслед за леденящим душу ревом. Только подземельщик мог ориентироваться по этим дуновениям и делать точные пометки на карте засаленным карандашом.

Свое умение Олег получил от наставника, настолько древнего и так много времени проводившего на нижних ярусах, что имени старика никто не знал, а сам он привыкший к тишине его не называл. Говорили просто подземельщик, а Олег называл – наставником. Старик не питал нежности к юноше, во всяком случае никогда этого не показывал, поэтому разговоры вел исключительно по делу. Учил ощущать коридоры и понимать их структуру, научил вести карты и доверять ощущениям.

– В мире темноты и хаоса есть только ты, – после этих слов наставник касался пальцем лба мальчика, – и только ты здесь реален. Твое сознание и его покой выведут в нужную сторону. Когда тобой завладеет паника, ничего не поможет, тогда реальным становиться подземелье, а ты плод его воображения, – палец со лба соскальзывал на правую сторону груди, – только это неподвластно ему, но сам я никогда сердцем не пользовался и обучить не смогу. У каждого оно свое и помогает, когда разум потерян. Поступай, как чувствуешь. Этот путь может оказаться не самым приятным, но точно самым правильным.

Олег был уверен, что запомнил большинство советов наставника. Руководствовался ими с благоговейным трепетом, но всегда находилось то, чего он еще не знал, именно тогда юноша вспоминал разговор и поступал так, как ощущал.

Вот уже два года, как Олег остался один.

Наставник умер беззвучно среди битого камня, арматур и хлама. Тихо и мрачно. Он просто обернулся к ученику и, хмурясь, коротко сказал:

– Я, кажется, дошел, приятель – прохрипел спокойный голос, в котором впервые мелькнула доброта, – Дальше сам.

Лицо его расслабилось и на мгновение приобрело блаженный вид, губ коснулась легкая улыбка, чего не случалось на памяти Олега никогда. Затем ноги наставника подогнулись, он рухнул словно подкошенный. Олег бросился на помощь и впопыхах прильнул ухом к потрепанной рубашке. Рванул края, пуговицы с хрустом разлетелись в стороны. Олег долго вслушивался, но сердце старика не билось.

Следуя негласному закону, мальчик заложил тело наставника камнями. В середине какого-то коридора под номером семнадцать, на карте появился черный крест. Первый черный крест, поставленным Олег ом собственноручно. Ничем не примечательный и фактически никуда не ведущий тоннель стал склепом для человека, бывшего изгоем при жизни и оставшегося таким после смерти.

Сначала Олег пробовал обойтись без слез и у него почти получилось. Он оставался нем и сосредоточен, когда не услышал биения сердца, когда стаскивал камни, когда закладывал ими остывающее тело. Но стоило ему сесть на холодный пол и прислониться спиной к образовавшемуся холму, как слезы пробились сквозь покрытые грязью веки. Олег сорвал с себя перчатки и бросил их под ноги, склонил голову между колен, сжимая виски. По коридору, отражаясь от стен, раздавались короткие всхлипывания. Казалось, в этот момент во всем мире стало тише, и только тихий плач заполнил мир сузившийся до одной могилы.

Старый подземельщик говорил с Олегом без надменности и желания унизить. Он чуть ли не единственный не называвший Олега сыном труса и предателя, не пытавшийся ударить, хотя у него, как у наставника, были такие полномочия.

А теперь подземельщик – Олег. Скоро все забудут его настоящее имя, останется только прозвище. Не велика потеря, по имени его не называли уже целых одиннадцать лет. Может быть, имени у него уже давно не было. Остались только молчаливая покорность законам убежища, законам подземелья и работа, выполнять которую для многих хуже мучительной смерти.