Читать книгу Дни Великой Пустоши. Часть 1 - Дмитрий Трофимов @m_vzglyad - Страница 6

В последнее мгновение, перед тем как Алена с отцом и полицией скрылись за поворотом, Олег смог оторвать измазанное кровью лицо от холодного пола и разлепить опухающие веки. Он увидел ее тонкий стан и испуганные плачущие глаза, кашемир, прижатый к груди.

«Я ее увидел» – улыбнулся разбитыми губами Олег.

Затем он перевел взгляд на блестящий возле него предмет, присмотрелся. Зажигалка. Рука потянулась к ней и ослабевшие пальцы сомкнулись. Теперь он точно должен увидеть ее снова.

Олег вернулся к себе под лестницу только спустя два часа. Слабо переставлял ноги, медленно приходя в себя.

– Ну и жаркий день, – взмахнул руками Трот, когда увидел побитое практически до неузнаваемости лицо Олега, – А, что я тебе говорил? Очень жаркий.

Нос-картофелина двигался и вздувал ноздри, будто принюхиваясь к запаху крови. Теплый взгляд сочувствующих глаз бездомного смотрели прямо на Олега.

– Очень жарко?

Олег повернул заплывшее лицо.

– Терпимо.

– Какой жаркий день, – запричитал бездомный.

Олег подошел к кровати, сложенной из досок разной длины и ватного одеяла. Рухнул на нее обмякший. Сон пришел быстро.

Проснулся он, как всегда раньше всех. Ушибы заживали на нем быстрее, чем у остальных, Олег это замечал, но держал знание при себе, да и некому было рассказывать. Ребра больше не кололи, но бока и живот еще покрывали бледно-алые подтеки, на лице оставались синюшные пятна. Зато отеки прошли, боль из тела ушла.

Сегодня знаменательная дата – день обмена, на него сгоняли все убежище, поэтому Олег увидит Алену там, пусть даже издалека, но увидит. А там можно и глазами и жестами что-нибудь намекнуть, он обязан отдать ей зажигалку и хотя бы еще раз ощутить ее объятия.

От внезапно нахлынувших воспоминаний внутри груди снова что-то сдавило, а к щекам прилила кровь. Он вспомнил ее мягкое упругое тело, цепкие руки на шее. Локоны непослушных волос, касающиеся его щеки. Такие ароматные и прохладные. Олег тряхнул головой, сунул в карман зажигалку и, поправив воротник, вышел из-под лестницы.

– Сегодня будет очень жаркий день, – пробормотал в след уходящему Олегу, бездомный.

В этот раз голос Трота прозвучал как-то глубоко и осмысленно, было в нем что-то совершенно новое. Олег на мгновение задержался у выхода, но, не сказав ни слова, вышел. Конечно, он не обратил особого внимания на слова полоумного бездомного, но что-то отозвалось в груди. Словно предупреждение. Описать это чувство Олег бы не смог, если бы кто-то спросил у него, но слово «тревога» было где-то близко.

Центральный зал – самая внушительная часть убежища. У дальней стены расположены огромные металлические ворота с большими цифрами триста девяносто один. Тяжелые электрические запоры на них скрывали от жителей длинный коридор, вырубленный в каменной породе до самого внешнего мира. Слева и справа от ворот широкими полукругами расходились белоснежные колонны. На них, через одну, висели громкоговорители и боевые турели с опущенными к низу стволами. Боеприпасов давно не было, поэтому их без зазрения совести отключили. Сейчас они – декорация, а когда-то главный сдерживающий фактор для любого неприятеля.

За колоннами начинались два уровня зрительных площадок. Верхняя – широкий балкон, на котором помещалось несколько сотен зрителей. Нижняя – представляла собой площадь, где размещалось основное население. Зал хорошо освещался, даже очень. Тридцать четыре лампы создавали праздничную иллюминацию до того неуместную, учитывая плачевное состояние городского генератора, что Олег с трудом сдерживал грустную усмешку.

Во внутренней части зала перед колоннами выстроился отряд полиции. С полуметровыми дубинками. Оружие совершенно бесполезное против пустынников. К счастью властей, оно для них и не предназначалось. Удары дубинами доставались толпе. Людям, обманутым и униженным по результатам обмена.

На полу красовалась пятиконечная звезда красного цвета и обычно в центре ее стояли те, кто приходил за данью.

Олег прибыл в центральный зал одним из последних. Когда он вошел в городские ворота к нему были обращены десятки спин. Узких и широких, худых и полных. Были среди них и женские и детские и даже спины дряхлых стариков сворачивающихся вперед и тянущиеся к земле. Отсюда рассмотреть Алену, которая всегда располагалась на балконе по правую сторону от городских ворот, было невозможно. Какая жалость. Раньше Олег никогда не пробовал пробираться сквозь толпу. Для него это нарушение субординации, за которое он мог попрощаться если не со свободой, то уж точно с парой тройкой зубов.

В любой другой день мысль пробираться сквозь толпу умерла бы в зародыше. Но не сегодня.

Пока ему везло: пустынники еще не приехали. С их приходом гул стихал, он становился давяще тяжелым и переходил в шепот, лишь изредка усиливаясь стоном разочарования, если на обмен выдвигалось что-то твое от еды до ремесленных изделий и одежды, которая могла быть даже на тебе.

Пустынники отнимали не только одежду, шкуру животных, еду, металл находки Олега, но и молодых девушек. По три девушки, каждый год.

До скорбного восстания, семь лет назад, такого требования у пустынников не было, а день обмена больше походил на честную торговлю. Хотя, относительно честную, поэтому-то и вспыхнуло восстание, которым руководил отец Олега. Кто знает, как повернулась бы жизнь мальчика и его отца выиграй они-то сражение на поверхности с пустынниками, но убежище в этой битве потерпело сокрушительное поражение, после которого отец бежал, оставив сына на растерзание озлобленным горожанам. Хотя надо отдать должное жители убежища не казнили и не разодрали мальчишку, а просто сделали желтоглазым изгоем.

Этот недуг был у Олега с рождения. Сам он его не замечал и сжился с ним сразу же, как понял, что он отличается от других цветом глаз. Не то что бы у всех других были одинаковые, нет, там были серые, зеленые, голубые, карие, но желтых не было ни у кого.

Когда отец был магистром, никто как будто этого не замечал, но стоило тому бежать, на Олега сразу же вперемешку с обвинениями в том, что он сын труса и предателя посыпались обвинения в желтоглазости. Трудно вспомнить, кто первым произнес эту фразу вслух. Олег мало запомнил из того времени, все происходило быстро словно ураган. Много слов испуганный ребенок ни разобрать, ни понять так и не смог, но предложение отправить мальчишку работать в подземелье Олег осознал в ту же секунду. Услышал его четко и ясно, словно написанное огненными буквами где-то в мозгу. От этих звуков сразу заболело все тело, и сердце оборвалось. Он взмолился неведомым Богам, о которых читал в библиотеке отца, что бы никто больше не повторил этого ужасающего предложения и уж тем более не поддержал. Все знали, вернее, думали, так же думал и Олег, что в катакомбах нижних ярусов водятся призраки, если не призраки, то точно какие-нибудь отвратительные монстры, поедающие сначала детей, а потом за неимением пищи – взрослых, а когда кончаются и те не брезгуют железом, камнями и бетоном. А когда кончается и оно, просто воют долго и протяжно.

Олег боялся нижнего яруса, как только вообще способен бояться человек. Ему, как и любому ребенку казалось, что нижний ярус ждет его и жаждет сожрать в ту же секунду, стоит мальчику ступить хотя бы одной ногой в неизвестность.

Молился Олег недолго. Сумасшедшую инициативу с радостью поддержали. Олег до сих пор ясно видит те перекошенные злобой лица, сверкающие желанием мести глаза, когда они стали орать единым голосом, приговор обжалованию не подлежал.

Причем сначала это не должно было быть работой Олега, его хотели отправить туда навсегда, не пускать и не разрешать подниматься наверх, что бы он нашел свой неминуемый конец там, в царстве тьмы и страшного воя.

Олег помнит, как зашевелилась толпа. Этот крик поддержали двое, трое, четверо. Затем вся левая сторона и немного правой толпы окружившей перепуганного мальчика, но держащегося молча и гордо, как учил его отец. Лишь округленные блестящие глаза и зажатая между зубов нижняя губа выдавали напряжение и страх. Последний подал голос первый помощник его отца дядя Леша, до того дня часто бывавший у них с отцом в гостях.

– В подземелье мальчишку.

Только после этих слов угрожающе гудящая толпа тронулась с места. В тот день царила паника. Убежище потеряло основные силы в открытом бою на поверхности. Попытка восстания провалилась. Многие говорили, будто она изначально была обречена на провал: обороняться под землей в узком коридоре, совсем не то же самое, как грудью встретить орду пустынников. Олег слышал много разговоров о восстании, можно сказать он присутствовал при ее рождении. В силу возраста мало понимал, но заражался тем жаром, которым воспылал отец и все его ближайшее окружение. «Запасов еды не хватит надолго, Леха», – говорил отец. «Естественно, как и электричества, фильтры для воды, да и много чего еще. Слишком не справедливая выходит у нас торговля с пустынниками. Что же, ждать, когда они еще сильнее затянут гайки?», – поддерживал его дядя Леша.

О событиях после того злополучного разговора, Олег узнавал по крупицам все последующие одиннадцать лет.

Восстание, поднятое против тирании пустынников, должно было принести в убежище свободы подниматься на поверхность, торговать по реальным, а не грабительским ценам, исследовать новый мир таким, какой он есть. Сначала, боевых действий не планировалось, но войска убежища поднялись наружу вооруженными до зубов и готовые постоять за собственную независимость. Отец Олега должен был первым встретить пустынников, попытаться уговорить их вождя и если попытка решить вопрос миром не увенчается успехом, дать бой. Войска дяди Леши, при силовом исходе переговоров, должны были прийти на помощь основным силам тяжеловооруженным отрядом самых подготовленных бойцов и ударить в тыл пустынникам. Так запомнил план Олег.

Но все обернулось иначе. Отец Олега оказался предателем и, переметнувшись к пустынникам, оставил войска на истребление. Когда дядя Леша увидел сражение, он ринулся на помощь, но было уже слишком поздно. Пустынники наголову разбили основные силы. Бежал только один боец, он то и рассказал о произошедшем, но от полученных ран скончался, не протянув и десяти минут. Дядя Леша дал команду отступать к убежищу, в попытке сохранить от бессмысленной смерти оставшиеся силы. Тяжеловооруженное подкрепление отступило за главный шлюз.

Пустынники, подавив восстание, объявили блокаду убежища.

Какое-то время связь между враждующими сторонами не поддерживалась, но так не могло продолжаться вечно. Дядя Леша пошел на вынужденные уступки. Он, как избранный новый магистр убежища, заключил мир. На тяжелых условия, но всё же мир.

И теперь дядя Леша, смотря на Олега холодным немигающим взглядом, дал команду бросить перепуганного ребенка в темноту. Годами позже Олег узнает, что альтернативным исходом его изгнания была казнь, от чего где-то глубоко в душе в нем поселилась благодарность.

Но это потом, сейчас десятки крепких обезумевших рук схватили мальчика. Горло Олега разодрал крик ужаса. Он начинался где-то внизу в груди, там, где спрятаны самые первобытные инстинкты. Крик мальчишки вышел исполненным отчаянья и боли, он не просил остановиться и не делать этого, он просто выл. Из перекошенных губ летели брызги слюны и будто предсмертные хрипы. На какое-то мгновение толпа дрогнула, не решаясь оторвать мальчишку от земли. Могло показаться, она испугалась этого безумного крика и решила передумать, но это не так. Толпа смаковала месть, за тысячи смертей и унижение, которое им пришлось испытать и предстоит испытать в будущем. Она вслушивалась в крик боли, как в ноты скрипача или фортепиано, играющего избавление. Затем лица, озлобленные и жестокие, разорвались улыбками. Олег видел их. Одна маска на всех – разорванный улыбкой оскал.

Крепкие взрослые руки оторвали его от земли. Когда ноги в серых шортах до колен и красных сандалиях оторвались от земли, Олег закричал по-настоящему громко и отчаянно, но в этот раз никто не остановился.

Ворота нижнего яруса были распахнуты, словно пасть ревущего животного. Мальчика швырнули за шлюз. Что-то кричали вслед. Даже что-то кидали. Предметы ударялись в его спину. Приземлившись на пыльный пол и, больно ударившись головой, Олег замер и перестал кричать. Он обернулся и напоследок бросил взгляд широко раскрытых глаз за закрывающийся шлюз. В свете последних лучей электрического света Олег увидел одно лицо, не перекошенное яростью и негодованием. Одно грязное и спокойное лицо, глядевшее воспаленными и усталыми глазами на мальчика.

Старший подземельщик.

Профессия эта уже была заведена в убежище. Подземельщики не ходили далеко. Отчасти из-за страха, от части – по неопытности, но постепенно день за днем углублялись. Первоначальной целью подземельщиков была разведка. Людям на верхних ярусах надоело жить в ощущении постоянного давления опасности из-под ног. Им хватало опасности исходившей за пределами главного шлюза.

Первые разведчики вернулись, целыми и невредимыми. Принесли с собой поразительные находки: электроприборы, аккумуляторы, оружие и многое другое. Естественно рассказывать об этом не стали, по чуть-чуть носили на рынок и продавали, неплохо наживаясь, а властям сдавали только карты. Вскоре секрет вскрыли и обложили штрафом. Так появилась новая миссия подземельщиков. Все, что находили на нижних ярусах, они приносили и сдавали в приемные кассы. Отправиться на нижние ярусы захотели все поголовно, но их пыл быстро сбила новость о том, что подземельщики стали исчезать. Ажиотаж спал, а к моменту восстания, подземельщик остался один. Седой старик, которого так и звали, по его профессии, ужа давно забыв настоящее имя.

В тот день старый подземельщик смотрел на шестилетнего мальчика, выброшенного в темный тоннель подземелья, с какой-то тяжелой тоской. Только он один знал истинную цену одиночества в кромешной тьме для любого человека. А уж для ребенка.

Он никогда не признавался в этом, но старик в тот миг содрогнулся. Его смена была закончена, он шел сдавать находки, сложенные в огромный рюкзак за спиной, когда за круглой дверью шлюза взревела толпа, несущая кричащего мальчика. Подземельщик не пытался ничего понять, что ему какой-то мальчик, если старик даже в восстании не участвовал. Не интересовался ничем кроме тишины дальних тоннелей, находок и далекого стона впереди. Словно истукан смотрел на человеческую многоножку с трофеем в руках.

Мальца выкинули, словно мусор и собирались закрыть за ним шлюз. Подземельщик не мог себе вообразить, что придется испытать юнцу там за металлической дверью. Одному. За целую ночь.

Да, на них никто никогда там не нападал и кроме безобидных ленивых кротов в лабиринте тоннелей не встречал никого, да и пропадать больше было некому, но что-то зловещее внизу обитало. Оно не трогало твоего тела, не ломало твоих костей, просто запускало ледяные пальцы в мозг, пыталось все там перемешать и изуродовать. А затем приходил вой подземелья, достаточно было услышать его пару раз в давящей бетоном и тишиной пустоте, как разум покидал большинство людей навечно.

Скорее всего, мальчика ожидал именно такой конец. Поэтому подземельщик сунул руку в карман и метнул бедняге фонарь, затем поразмыслил еще немного, кинул следом тушенку и складной нож. В тот самый момент, когда в спину мальчика ударился нож, тот обернулся и последнее, что видели оба перед тем, как ворота шлюза с грохотом захлопнулись, это глаза друг друга.

Утром старик пришел на смену немного раньше. Ему не спалось всю ночь, посещали странные мысли и тревожные предположения. Как знать, может, мальчик уже мертв? Вот только от чего? Собственным горем убит? Все эти вопросы остались без ответа.

Когда шлюз открылся, Олега видно не было, от чего чувство тревоги лишь усилилось. Но долго искать мальчика не пришлось. За первым же поворотом тот стоял лицом к идущему и держал в руке нож. У ног валялась пустая банка тушенки, фонарь.

– Ты чего фонарь бросил?

– Тут светло он мне не нужен, – мальчик ответил сухо и спокойно, хоть по щекам пролегали две длинные борозды от слез.

Старик удивлялся всему. Тому, что мальчик спокоен, тому, что встречает идущего с ножом, способный постоять за себя. Но больше всего удивили слова о бесполезности фонаря.

– Ты видишь в такой кромешной темноте?

Олег кивнул, покусывая губу и до боли в детской ладошке, сжимая нож. Мальчику нравилась та приятная тяжесть и уверенность, которую дарит холодное оружие.

– Надо же, тогда ты создан для этой работы.

– Работы?

– Да, вчера вечером мне сказали, что ты мой помощник. Хоть и оказался тут в наказание за грехи, которых не совершал, но обязан приносить пользу жителям.

– Скажите, это правда?

Старик с трудом сдержал слезы. Мальчик больше не походил на ребенка. За ночь он будто повзрослел на десятки лет. Он не рыдал и не спрашивал, когда его выпустят, он не спрашивал за что оказался здесь, хотя даже подземельщику пришлось услышать историю дважды, что бы понять причину наказания мальчишки. Перед ним стоял спокойный, крепкий малый, в глазах которого не было и капли ненависти.

– Что именно?

– Мой папа предатель?

– Не знаю, говорят, он вывел наружу всех наших бойцов и дал себя окружить, а потом сбежал к пустынникам.

– Дядя Леша спас оставшихся солдат?

– Да, магистр Алексей Анатольевич, отвел горстку солдат в оборону. Говорят, скоро будет заключен мир с пустынниками. Чувствую, он нам дорого обойдется.

– Ясно, – Олег опустил голову.

– Ты не должен винить себя, приятель. Тебя могли казнить, поверь, история знает такие примеры. Но тебе дали работу.

Старика поразила реакция мальчика. Крошечный, еще совсем ребенок, тот кивнул со скорбью целого мира в глазах, развернулся и пошел вглубь тоннеля. Без фонаря. Сжимая нож в неокрепшей ладони.

Отец Олега проиграл битву с пустынниками и жертвой его проигрыша стал не только брошенный в подземелье Олег, жертвами стали и девушки, которых убежище обязано было отдавать раз в год, по условиям мира. Торговля перестала называться торговлей, теперь это был день обмена, на который приходили все без исключения и несли все, что может заинтересовать пустынников, что бы взамен получить то, без чего убежище не выживет.

Олег скинул пелену воспоминаний. День обмена обязан был посещать даже он.

Толпа продолжала гудеть. Подземельщик принялся аккуратно пробираться сквозь толпу. Он двигался незаметно, просачиваясь словно вода. Никого не задевал и не тревожил присутствием. В противном случае его могли выгнать, а может и побить. Одно из условий, по которому Олегу разрешили выходить обратно на верхние ярусы, когда назначали младшим подземельщиком, было не прикасаться ни к одному честному жителю, пока тот сам его не попросит. Он не будет подавать жалоб и никогда не попросит помощи. За нарушение правил грозило наказание от избиения до смертной казни.

Поэтому Олег незаметен.

Чем ближе он пробирался к центру зала, тем плотнее становились ряды. Приходилось пробираться так близко между людьми, что ощущал запахи пота и духов. От кисло-мускусных, до горько-сладких. Олега стали замечать и возмущенно пихать локтями и животами.

– Желтоглазый приперся.

– Что бы тебя забрали пустынники сегодня.

– Еще раз толкнешь, я скажу полиции, что бы тебя высекли мерзавец.

– Предательский ублюдок, куда ползешь?

И многое другое, кто-то даже плюнул, а один раз крепко приложились в челюсть. Не смотря, на сопротивление толпы и на подымающийся градус возле его персоны, Олег добрался-таки до центра зала. Толпа вокруг него немного расступилась. Его всегда сторонились. Если в городе это незаметно, то в толпе бросалось в глаза. Никаких неудобств это не доставляло, а в день обмена даже помогало встретиться глазами с Аленой. Она быстро замечала брешь в толпе и улыбалась Олегу. Вот и сейчас девушка коротко улыбнулась и в следующее мгновение, вид ее стал холоден и обращен к отцу.

Советник тоже увидел Олега, и лицо старика потемнело. Его челюсти задвигались так, что из-под щек стали выступать острые скулы. Их бессловесный диалог мог продолжаться еще некоторое время, если бы не раздался тяжелый металлический гул и тонны железа центрального шлюза не поползли в стороны.

В центре зала стоял с распростертыми руками сам магистр. Олег со спины видел пухлые щеки и миниатюрную шляпу с цветным орнаментом. Необъятное тело дяди Леши скрывала мешковатая мантия из плотного бархата, на ногах посыпанные жемчугом остроносые сандалии. Лица не видно, но подземельщик помнил его крупные черты и вечно хмурые брови. А рот всегда улыбался. Некогда такой знакомый дядя Леша сильно разжирел и потерял былую форму за каких-то одиннадцать лет и стал совершенно чужим. Удивляться этому даже не приходило в голову, за годы изгнания они не разговаривали ни разу и ни разу магистр не взглянул в лицо сына лучшего друга, а ныне сына предателя. Олег не размышлял на этот счет, судьбу свою он принял безропотно, поэтому изменения в дяде Леше не вызывали в нем никаких эмоций.

Створки шлюза ушли в стороны. По толпе пронесся тяжелый вздох восхищения и страха. Были и другие вздохи десятки с различными оттенками человеческих чувств, но основными были эти два.

Пустынников пятеро. Одеты, как и всегда. За плечами висели звериные шкуры, необъятные крепкие тела окутаны в кожаные и тряпичные куртки. У каждого бронежилет. На поясах мечи. В руках автоматы и винтовки, на головах противогазы и боевые шлемы.

Казалось воздух вокруг пустынников искриться от напряжения. От них исходила тьма. По крайней мере, так казалось Олегу, который сам у многих вызывал подобные чувства. Только пустынниками никто не брезговал, их откровенно боялись.

Они поочередно сняли противогазы, закрепив их на крюки возле груди. Все пятеро были очень похожи. Огромные челюсти, кривые носы и звериные оскалы – вот что их объединяло. Но тот, что стоял в центре нагонял ужаса больше остальных. Он смачно сплюнул и, скривив правый угол губ, со свистом втянул воздух через зубы. Лицо пересекало множество мелких шрамов, верхняя губа вывернута практически наизнанку. В теле он был крупнее остальных.

– Приветствую тебя достопочтимый предводитель пустынников и наш благодетель, – начал обыкновенное завывание магистр.

– К черту все это, – коротко отрезал крупный, – я Пустой, сто раз повторял уже.

Четверо рассмеялись.

– Уважаемый, Пустой, рады видеть тебя в наших стенах.

– Ага, – он втянул воздух уголком губ и с улыбкой обернулся, бросил незнакомое слово и снова повернулся к магистру, – дань на месте?

– Хотелось бы отметить, это обмен, а не дань. У меня за плечами гордый народ.

Пустой чуть не подавился слюной, затем нервно хохотнул и снова сплюнул под ноги дядя Леше.

– Я принес двадцать кассет для воды, десять ящиков тушенки, семена растений и мешок аккумуляторов. Три туши черных коров. Где твоя дань?

Голос предводителя пустынников был низок, словно звериный рык. Глаза смотрели прямо немигающим взглядом. Олегу сделалось не по себе. В те минуты, когда он смотрел на пустынников, все сразу в его голове становилось понятно. Почему убежище проиграло в войне, и почему те с легкостью выживают на поверхности.

– Семьдесят шкур, древние вещи по твоему выбору, свинина, грибы, злаки, – с поклоном ответил магистр, не прекращая улыбаться и буквально источать радушие.

Пустынники переглянулись.

– А как же девки?

В зале царило молчание.

– И это тоже, на ваш выбор, – по взмаху руки магистра из толпы шагнули вперед двенадцать девушек.

Трех из них ждет участь уйти наверх с пустынниками. Что с ними делали там, Олег не знал и вряд ли знал хоть кто-то в убежище. Жители могли только догадываться, и эти догадки были омерзительны.

Девушки дрожали. На побледневших лицах сжаты в тонкую полоску бескровные губы, а над ними красовались воспаленные заплаканные глаза. Девушки жались друг к другу, стараясь спрятать хотя бы одно плечо, хотя бы на несколько сантиметров быть дальше от злой судьбы, чем остальные девушки. Невинные жертвы искали глазами родителей, не веря в происходящее и умоляя прекратить эту жестокую торговлю людьми, но родители отводили взгляды.

Пустынники разошлись, ковыряться в корзинах с представленным товаром. Они грубо раскидывали содержимое ящиков, некоторые переворачивали, что-то сразу совали в карман, что-то откладывали.

Пустой подошел к девушкам.

Он стал напротив первой и сразу перешел ко второй. Оглядел с ног до головы, дотронулся до груди и довольно цокнул, втянув воздух уголком губ.

– Не трогайте их, пока не выбрали, – все так же растекался в улыбке дядя Леша.

Пустой ничего не ответил и даже не повел бровью, но руку убрал.

Остановившись возле третьей, он плотоядно улыбнулся. Девушку не спас мешковатый свитер, как не спали стянутые в тугой хвост роскошные волосы и измазанное копотью лицо. Она была красива: ноги крепки и стройны, грудь выпячивала далеко вперед, бархатная совсем юная кожа была матовой.

– Ты, – сухо произнес Пустой.

В зале раздался плач. Сердце девушки оборвалось, но она не показала виду. Шагнула вперед и только когда встала и повернулась лицом к толпе, по щеке покатилась крошечная слеза.

Таким же образом была выбрана седьмая по счету, после чего предводитель пустынников встал, широко расставив ноги.

– Выбирай третью, или в этот раз две? – спросил дядя Леша.

– Погоди, – глаза Пустого скользнули трижды по ряду выставленных девушек, затем к всеобщему удивлению взгляд его перешел на балкон, расположившийся за белоснежными колоннами.

Пустынники никогда не выбирали девушек из благородных семей. Но в этот раз его взгляд заскользил по балкону.

– Вот она, – мясистый палец в перчатке указал на правую часть балкона.

Там ахнуло.

Пустой указывал на Алену.

Олег не успел ничего подумать, не успел сообразить, как с его губ сорвался затравленный стон.

– Нет.

В толпе родился и стал нарастать гул. Гул возрастал. Балкон зашевелился.

– Я забираю ее.

Хищная улыбка коснулась губ пустынника.

– Только не благородных дам, – встрял магистр, услужливо поклонившись.

– Я сказал ее.

Пустынники замерли у ящиков.

– При всем нашем уважении, благородных дам отдать не можем, – послышался голос советника.

– А что, благородные чем-то отличаются от остальных?

Толпа молчала. Молчал советник, молчал дядя Леша. Пустынники взялись за оружие. Все смотрели на Пустого.

– Таковы правила, – снова заговорил магистр, – берите из предложенного.

– Вы это слышали, крысы? – обратился пустынник к выставленным в ряд девушкам, – вы – это предложенное, вас не жалко.

Магистр хмурился. Смотрел то на толпу, то на Пустого, то на оружие в руках пришельцев. У полиции оружия нет, только дубинки. Пустынники выглядели лисами в курятнике.

Толпа зароптала.

Советник смотрел на дочь, та замерла и побледнела. Не издавала ни звука.

Олег замер словно пружина, не разбирая ощущений, он смотрел на разыгрывающуюся сцену, как и все.

– Я вам ее не отдам, – заговорил советник.

– Чем твоя дочь лучше моей? – крикнула женщина из толпы, та, чью дочь выбрали первой.

– Это не по правилам, – ответил старик.

В толпе гул усилился.

– Отдайте мне ее или, – Пустой не договорил и снял автомат с плеча.

Черное дуло уставилось в толпу. Та будто сжалась. Кто-то вскрикнул.

– Не смейте угрожать, – нижняя губа старика задрожала.

– Помолчите, советник, – прервал его магистр.

– Папа, – одними губами прошептала Алена.

Олег видел, как ее аккуратно вырезанные алые губы стали блекнуть. Кулаки подземельщика сжались.

– Наши гости, ясно дали понять чего они хотят. Мы все равны, в этом они правы.

– Что вы такое говорите, магистр? – взревел старик.

– Я говорю, что уважаемый Пустой получит девушку, которую он выбрал, – дядя Леша не без удовольствия заметил, что после этих слов толпа немного притихла, кто-то и вовсе одобрительно закивал.

– Не позволю.

– Хватит, советник, еще одно слово и вас лишат сана. Тогда очаровательная Алена станет обычной девушкой и перестанет быть благородной леди, тогда вы будете согласны ее отдать?

Кто-то в толпе даже улыбнулся. Пустой оскалился в ответ.

Плечи советника опустились, а из лица ушли последние капли краски. В зале повис спокойный гул и непринужденность, но в этот раз не на балконе, как бывало обычно, а внизу. Пустынники с улыбками смотрели друг на друга, Пустой жадно раздевал глазами Алену, замершую в ужасе и не способную ни плакать, ни двигаться.

– Привести ее, – отдал короткий приказ магистр.

Кто-то снова вскрикнул, и двое полицейских направились к Алене.

Дальше все происходило словно в тумане. От полного непонимания Олег постепенно возвращался в этот мир, но краски еще смазывались, а голоса раздавались откуда-то издалека.

В мир Олега вернул отчаянный крик Алены.

– Нет! Уберите руки!

Пустынники смеялись. Советник не шевелился. Дядя Леша одобрительно наблюдал за ликующей толпой. В глазах пустынников читалось убийство.

– Прочь, – зарычал Олег не своим голосом и ринулся вперед.

С зажатой в ладони зажигалкой он с неимоверной скоростью выкинул руку вперед на того пустынника, который держал руки Алены. Кулак упал смачно на широкий и крепкий, словно наковальня, подбородок. Кулак пронзило болью. Огромные лапы отпустили Алену. Пустынник дико вращал глазами, из которых на мгновение пропал фокус. В следующую секунду зрачки поползли наверх и им на смену показались белки. В поисках равновесия громила расставил руки и переступил с ноги на ногу, борясь с нокаутом. Пустынник устоял.

Миг, когда он взял ее за руки ледяные, словно у мертвеца, и взглянул в ее невидящие глаза, длился целую вечность, хотя на самом деле не прошло и секунды. Олег увидел все: выбившийся локон, волнистый и не послушный, глубокие карие глаза и белеющие пятна на запястьях от крепких рук пустынника. Он не сказал ни слова и только хотел ее обнять в этот раз сам, когда что-то сзади рвануло, а голос разразился грохотом, который оказался смехом пустынников. Те с улыбками наблюдали, как чуть не нокаутированный собрат с ревом бросился на наглого мальчишку. Довольно широкого в плечах, но худого в теле.

Стальные тиски жестких, словно камни ладоней сомкнулись на шее. Стрельнула боль.

«Отпустите ее» – хотел крикнуть Олег, но раздался только хрип, слюна пузырилась, брызнув на подбородок.

Мир заполнила боль, в глазах потемнело. Олег мотал ногами, но чем больше он шевелился, тем сильнее сдавливали руки в надежном захвате.

– Как он тебя уделал, – послышались голоса пустынников.

– Бодрый мальчишка

Смех.

– Я его не заметил просто, исподтишка.

– Да-да конечно, сдаешь позиции.

И снова смех.

Олег замечал, когда начинался смех, в эти моменты рука сдавливала еще сильнее.

Тиски разжались. Олег рухнул, со свистом втянув воздух. Где-то визжала Алена, ревела толпа, замер в ужасе магистр. Ошарашенный советник стоял парализованный. Без эмоций, потеряно, но очень пристально разглядывал мальчишку. Олег всего этого не видел и не слышал, он вдыхал кислый запах зараженной земли с берцев пустынника и запах мрамора. Холод проникал в легкие, но не мог унять жжения в груди. Олег открыл глаза, но видел только темные круги. Он потряс головой, круги уменьшились, но не ушли.

– Алена, – в этот раз удалось просипеть, – я не дам ее обижать, она добрая.

– Олег, папа, – только и смогла вымолвить девушка.

– Подземельщик, это всего лишь подземельщик, – встрял дядя Леша, – прошу простить нас.

Пустой жестом остановил речь магистра. Он не отрывал глаз от мальчика.

– Крыса, переросшая в кусачего пса.

Пустынники снова рассмеялись.

– Ну и крепкий удар, для такого-то рахита.

Снова взрыв хохота.

Смех немного успокоил магистра. Ему не хотелось ощутить силу мести пустынников за выходку подземельщика.

– Тебе нужна эта девушка мальчик? – сказал Пустой и сел на корточки, наклонившись к Олегу.

Олег оторвал голову от холодного пола и взглянул в глаза Пустого.

– Да, я вам ее не отдам.

– Ба, да ты мутант. Смелый безрассудный мутант. Ребята посмотрите это желтоглазый.

Крепкие руки рванули Олега и поставили на ноги. Он не понимал, о чем они говорят.

– Я вам ее не отдам.

Пустынники смотрели на Олега.

– Откуда он тут под землей? У них же тут радиации тю-тю.

– Эта мразь, радиация в смысле, проникает везде. Может быть не сразу, но как видишь.

– Вот почему он такой крепкий, – дотронулся до челюсти обиженный Олегом пустынник.

– Когда станешь достаточно сильным, – обратился к Олегу Пустой, – можешь прийти ко мне и заявить права на эту женщину. А до тех пор она моя.

Пустой обернулся к толпе и посмотрел в испуганные глаза магистра.

– Следующего, кто поднимет руку на нас, я лично выпотрошу и наложу новую дань. А может и вовсе перестану приезжать и буду наблюдать, как вы сожрете друг друга в этом подземелье.

Резкий удар прилетел в лицо Олега и заполнил мир болью. Казалось череп раскололся пополам, а после разлетелся в дребезги. Перед тем как упасть в беспамятство Олег напоследок почувствовал запах мыла, крик Алены, чьи-то слезы.

– Я хочу, что бы завтра, его казнили за измену, сын достоин отца, – послышался голос магистра.

Потом Олега куда-то тащили, что-то звенело. Но подземельщика уже тут не было.