Читать книгу Дело о скелете - Дмитрий Тучин - Страница 5

Глава 2

Симптомы умопомешательства не исчерпывались бессоницей и голосами. У Ивонн начались провалы в памяти…

***

…И сейчас, в лобби-баре отеля "Нуабель Инн", с авторучкой Монблан, застывшей над раскрытым исписанным блокнотом, она (слава богу, что все это записано) не помнит практически ничего, начиная с того злосчастного телефонного разговора. Никаких деталей, только обрывочные фрагменты, подобные вспышкам в сознании…

***

Встречу ей назначили четвертого, вечером. Она положила трубку. Сквозь нарастающий туман в голове, напоминающий дымовую завесу, которая во время концертов вдруг и как-то некстати начинает бить клубами и заволакивать сцену, Ивонн попыталась вспомнить, зачем вообще сюда приехала.

Голос в трубке, сразу после того, как она объяснила суть дела, стал вдруг низким и бархатистым. И звучал он будто внутри головы. Вроде бы начальник нуабельской полиции сразу согласился и вроде бы без промедления указал, когда и куда подъехать и, слава богу, она это тут же начиркала в блокнот. Вроде бы он говорил, что-то еще, а она только слушала и продолжалось это дольше, чем положено при деловом разговоре. Однако Ивонн удивила сама себя, пропустив (что абсолютно непозволительно для журналиста) все, абсолютно все, что он говорил, мимо ушей.

– Вот дура, – сказала она, когда вдруг поняла, что стоит в банном халате посреди номера (не понимая, как тут оказалась) и скользит бессмысленным взглядом по золотым узорам на обоях, позолоченной раме картины над кроватью, позолоченным ручкам дверей, шкафов, тумбочек.

Конечно, ее первым порывом было снова набрать главного городского полицейского и попросить повторить сказанное. Но в первые в жизни реакцией на этот импульс стало то, что Ивонн очень не любила в других, пассивных и слабовольных людях. Она вытащила руку из мягких и теплых недр кармана, медленно поскребла в затылке, и как бы отвечая ленивой и пассивной девчонке, до сих пор никак себя не проявлявшей, сказала:

– Ладно. Ничего страшного.

Где-то в отдаленном уголке ее сознания, словно затухающая спичка, мелькнула мысль, что так могла ответить другая Ивонн, простая и неприхотливая, та, что иной раз не станет мыть голову выходя из дому, или пропустит очередной поход к стоматологу, сочтя визиты раз в пол года слишком частыми. Ивонн Шнайдер, чье имя в новой ипостаси уже не будет звучать так же грозно и внушительно, если она «как и все нормальные люди» будет от зари до зари вкалывать репортершей на каком-нибудь захудалом телеканале. И эта мысль поначалу испугала Ивонн, хотя испуг этот длился долю секунды, а затем растворился, бесследно, как капля йода в стакане воды, потому что:

– Да, верно, – сказала она, сбросив халат и натягивая полупрозрачные, кужевные трусики, – в этом нет ничего страшного.

Можно сказать отчасти Ивонн была права, когда так говорила. Потому что спустя четыре дня, своим помутившимся рассудком, вряд ли она сможет осознать, насколько страшные и жуткие вещи с ней произошли. Ну, а пока что, в первый день своей командировки она сочла внезапную потерю внимания следствием простой усталости от дороги и предшествовавших ей напряженных сборов.

Спустя полчаса Ивонн мчалась в такси по вечернему Нуабелю, экипированная для освежающих прогулок, в джинсах, кроссовках и футболке, смутно осознавая, что назвала таксисту адрес, о существовании которого до сих пор не имела понятия. Это было новое ощущение, словно она действовала под чьим-то незримым руководством, но оно еще не казалось странным и уж тем более страшным (каким станет спустя четыре дня и четыре жутких бессонных ночи). Поскольку кто-то – возможно оставшаяся, здоровая часть прежней Ивонн – все повторяла и повторяла, иногда мысленно, иногда вслух, не слишком быстро и не слишком медленно:

– Ничего страшного. Ничего страшного. Погуляю, посплю и все пройдет. В этом абсолютно нет ничего страшного.