Читать книгу Иерархия Неба и Земли. Том II. Часть II. Новая схема человека во Вселенной - Дуглас Хардинг - Страница 6

Вместе с тем – на что спешит указать здравый смысл – между моими страстями и моими органами нет такого точного соответствия, как пыталась утверждать примитивная психология. Если про какой-то член можно сказать, что он проявляет собственную волю, то эта воля не более автономная и самодостаточная, чем «тело» этого члена. Ни один кусочек ткани, ни один орган или группа органов не могут считаться индивидуальными в том смысле, в котором считаюсь индивидуальностью я, человек. Пока тело здорово, между ними мало четких границ и у них всего небольшая степень независимости.

В Возвращении паломника, с. 188, К. С. Льюис рисует ужасающую картину распутных людей в виде фонтанов паразитов и тел, распадающихся на многочисленных насекомых. Его описание очень напоминает марионетку, чьи конечности – к ужасу и удовольствию публики – одна за другой отсоединяются и удаляются, пританцовывая.

Все это меняется на следующей стадии. Мои клетки – отдельные, самодостаточные существа. Я представляю собой общество из примерно пятнадцати биллионов им подобных[37]. Можно выделить около пятидесяти разных видов, каждый с собственной особой функцией или образом жизни. Например, есть нитеобразные нервные клетки, чью длину можно измерить в футах: их задача уже была достаточно описана. Существует два вида мышц клеток, чья функция – двигать различные части моего тела: они это делают, сокращая свою длину и увеличивая свой объем. Существует множество разновидностей клеток, выполняющих функцию химика – создавать и вливать в мою кровь те вещества, которые соответствуют нуждам настоящего момента, или извлекать избыточные и вредные вещества. Это те клетки, которые служат подкладкой моего дыхательного горла и своими ресничками выгоняют вторгающиеся частицы. Существуют красные кровяные тельца – круглые судна, доставляющие в кровоток кислород. Существуют белые кровяные тельца, которые пожирают вторгающихся микробов. И так далее.

Некоторые виды человеческих клеток:

1, 2, 3 – нейроны или нервные клетки;

4, 5 – неоплодотворенная яйцеклетка и сперматозоид (в том же масштабе);

6 – красные кровяные тельца; 7, 8 – клетки мышц; 9 – реснитчатые клетки эпителия.

Внешность моих клеток такая же разная, как и их функции. Зачастую она фантастическая, т. к. в этом сообществе специализация дошла до своей крайней степени. Некоторые клетки прозрачные как стекло, другие – матовые; некоторые превратили свое вещество в кость или эмаль зуба; другие практически флюидные. Но какими бы ни были ее размер, форма и род действия, живая клетка всегда является отдельным существом, которое само «дышит», питается и избавляется от продуктов отхода, которое отдельно рождается и отдельно умирает, проживая свою жизнь в клеточной мембране, не позволяющей своему веществу (цитоплазме) смешиваться с цитоплазмой других клеток.

Подпись на рис. (сверху вниз):

Частица пищи;

Ядро;

Сокращающаяся вакуоля.

Амеба в движении: две фазы. Существо перемещается, испуская несимметричные проекции своего тела.

Действительно, пища и кислород ей поставляются прямо «к двери» посредством кровотока (который также является сточной трубой клетки), тем самым позволяя ей вести сидячий образ жизни: однако то же самое можно сказать и о среднестатистическом современном человеке. Подобно членам наиболее развитых обществ, мои члены-клетки выросли вместе таким образом, что каждый стал во многом зависеть от других, и по большей части (кроме как во время болезни) они заявляют о своей индивидуальности всего настолько, насколько это угодно большинству. Мера свободы, которая все еще осталась у клетки, зависит от ее функции. Сперматозоид, который плывет при помощи сильных ударов своего «хвоста», свободен, как рыба в реке; один из видов белого кровяного тельца похож на амебу в стоячей воде (и так же движется) – ее очистительная деятельность носит ее по всему телу. Как все знают, раковые клетки, эти недисциплинированные отпрыски здоровых клеток, размножаются, невзирая на общее благополучие (их обильная энергичность – моя болезнь); однако даже самая обычная, благонравная клетка – потенциальный «фрилансер»[38]. Специфическая окружающая среда моего тела обеспечивает, на данный момент, подчиненное положение индивидуальности клетки. Однако, когда – как живой образец в лаборатории или оплодотворенный эмбрион в матке – она выходит из-под власти ограничивающих обстоятельств, клетка размножается с такой скоростью, что (если бы ее можно было поддерживать) численность потомства клетки вскоре переросла бы солнечную систему. Моя клетка также может (как при переливании крови) переносить свою лояльность от одного сообщества клеток к другому. Короче говоря, кажется, что именно взаимное удобство, а не какая-либо безусловная необходимость, удерживает вместе эти пятнадцать биллионов существ, делая тем самым возможным существование меня, человека. Если между ними царит согласие, я живу; если они вконец разругаются друг с другом, то я умру, и они умрут вместе со мной (сохранившись разве что в пробирках лабораторий да в генах моих детей).

«Мы дышим, чтобы они могли дышать, а не чтобы мы могли это делать; нам есть дело до кислорода только настолько, насколько до него есть дело этим бесконечно мелким существам, которые бегают вверх и вниз по нашим венам… Наша воля является постановлением их коллективной мудрости… это они заставляют нас делать то, что мы делаем – это их нужно вознаграждать, если мы что-то сделали хорошо…». Так пишет Сэмюэл Батлер, (Жизнь и привычка, сс. 107, 112). Конечно, он здесь обрисовывает лишь одну сторону ситуации, но это именно та сторона, которую почти всегда игнорируют.

Я писал о своих клетках как о них: было бы столь же истинно, если бы я писал «мы». Ибо именно я и являюсь этими 15 000 000 000 000 существами. Что касается здравого смысла, и в глазах закона, и фактически, то, что делает это сборище примитивных существ, делаю и я; и то, что делаю я, делают и они. Вот я здесь пишу о клетках. Но на самом деле это значит, что посредством неописуемо обширного и сложного коллективного предприятия, мои клетки пишут сами о себе. Во всем этом есть беспорядок, стресс, постановка света, здесь сигналят, тянут и предпринимают еще невесть какие усилия – все так прекрасно рассчитано и скоординировано, что результат – сама простота. Что еще более удивительно, эти существа здесь, в этом параграфе, описывают некоторые из тех действий, благодаря которым и создается данная запись. Какой бы схематичной ни была эта запись, это выдающееся достижение. Я, человек, являюсь организацией, сформированной биллионами существ – для содействия определенным общим целям и для достижения самопознания.

«Более невежественные удивляются поразительным созданиям природы, китам, слонам и верблюдам… но в этих тесных устройствах (тела) гораздо больше любопытной математики; и любезность этих маленьких граждан более четко показывает мудрость их Создателя». Браун, Religio Medici, I.15. Здесь мудрость тела превосходит тело; Ницше, с другой стороны, делает его имманентным. «Больше разума в твоём теле, чем в твоей высшей мудрости» (Так говорил Заратустра, «О презирающих тело», перевод В. Рынкевич). «Тело – это… война и мир, стадо и пастырь», – говорит он в той же главе.

Вместе с тем я – их правитель. Я – принц страны, в тысячи раз более многочисленной, чем все мировое человеческое сообщество, но я так занят делами внешней политики, что мне все равно, есть ли у меня тысяча или миллион или биллион поданных; и как они выглядят, и какие у них профессии, и живут ли они день, или год, или столько же, сколько я. Об их существовании я услышал случайно, и потому я уделяю им, быть может, в общей сложности несколько часов размышлений за всю свою жизнь, однако при слегка других обстоятельствах я бы прожил свои дни в полном неведении об их существовании. Даже сейчас, осознавая, над какими полчищами я властвую, этот предмет представляет собой лишь преходящий интерес: мне редко приходит в голову диковин-ность ситуации, затмевающей даже истории из «Тысяча и одной ночи». Однако это именно они делают для меня все – я не могу пошевелить мизинцем или моргнуть глазом, если только они этому не способствуют. Они меня кормят и транспортируют, чинят и чистят, и все, что мир приписывает мне – это их рук дело. Итак, не является ли весьма любопытным, что я, который, проводя внешнюю политику государства, всегда остаюсь достаточно наблюдательным и любознательным, могу до такой степени игнорировать своих граждан, которые делают возможным и мою внешнюю политику, и меня самого?

Однако мои клетки гораздо ближе ко мне, чем может показаться из этого описания. Нет никакого принца, который существовал бы рядом со своими поданными или над ними. Это само государство ходит и разговаривает, бегает и присаживается отдохнуть, ложится спать и встает утром, и сейчас пишет эту книгу о самом себе. Это город-на-ножках, сообщество живых существ, бегающее по Земле в поисках каких-нибудь развлечений и постоянно игнорирующее само себя!