Читать книгу Иерархия Неба и Земли. Том II. Часть II. Новая схема человека во Вселенной - Дуглас Хардинг - Страница 7

Я наблюдаю за быстрыми и едва различимыми движениями моей руки, пока я пишу это предложение, и говорю себе, что двигаю своей рукой. Но я понятия не имею, что на самом деле значит это утверждение. Полчища существ претерпевают всякого рода изменения, но я не ощущаю себя инспектором манежа в цирке. Если они действуют по моей команде, то я не осознаю, что отдавал им какие-то команды; еще меньше я знаю о том, как мои распоряжения передаются дальше и приводятся в действие. Быть может, не далек тот день, когда будет возможным проецировать на экран изображение клетки размером с человека, пока эта клетка все еще находится в моей руке, чтобы я мог изучить то, как ее поведение исходит от моего намерения двигать рукой тем или иным образом. Но подобный опыт мог бы послужить лишь для того, чтобы я осознал загадку того, как я на самом деле «добираюсь» до клетки (и на самом деле, даже становлюсь ею). И существует та же самая загадка наоборот. Как стало ясно из главы II, весь мой чувственный опыт является клеточным прежде, чем он становится человеческим. Как переживание клетки ее ограниченного окружения становится переживанием человека его гораздо более обширного окружения? Каким образом мои клетки «добираются» до меня? Как они становятся мною?

Сэмюэл Батлер (Жизнь и привычка, с. 72) воображает себя кровяным шариком. «С другой стороны, – продолжает он, – если бы я был тем существом, составной частью которого являлся бы такой интроспективный кровяной шарик, я бы счел, что он лучше мне послужит, заботясь о моей крови и стараясь быть успешным кровяным шариком, чем размышляя о моей природе». Однако Батлер не осознал, того, что так как мы – это наши кровяные шарики, и они – это мы, наше осознание их – это их самосознание. Когда мы наклоняемся, чтобы разглядеть наши клетки, мы спускаемся до их уровня; когда они поднимаются, чтобы рассмотреть нас, они поднимаются до нашего уровня. Человек превращается в клетку, клетка – в человека: эта вертикальная метаморфоза не просто не является необычной – это сама суть всего жизненного процесса.

Я живу вертикально, а думаю горизонтально. Так же, как и мои подчиненные всех уровней (в той мере, в какой они вообще живут и думают). Если бы один из них обладал разумом высшего уровня и мог бы лицезреть своих сотоварищей, намеренных жить своей собственной жизнью, не учитывая общее благо, он бы наверняка поинтересовался, каким же образом, тем не менее, этому общему благу кто-то служит. Он мог бы затем размышлять о разуме, который управлял природой, спасая клетки, несмотря на них самих. Это было бы для моей сверхъестественно умной клетки проявлением самой смелой веры – перейти от подобных размышлений к осознанию невидимого человеческого «я», чтобы оно могло сказать о себе и своих сотоварищах: «Мы не одни в этом мире; существует Клетка, которая каким-то образом является и началом, и концом всей этой лихорадочной деятельности. И эта Клетка находится не где-то там далеко, в собственном отдаленном раю, а здесь в нас, она пронизывает нашу жизнь. Мы и есть эта Клетка, и она – это мы. Делая свои маленькие дела, мы делаем ее большое дело. Наши маленькие тела – это ее большое тело; наши маленькие жизни – ее большая жизнь: жизнь, качество которой хотя и происходит от нас, безмерно более совершенно во всем. Это правда, что ни какая клетка, путешествующая по миру, не может найти ничего, кроме других клеток и продуктов ее труда, и что ни одна клетка никогда не может надеяться постичь большую Клетку. Клетка-Лаплас, которая говорит, что она при помощи своего телескопа обыскала все небеса и не нашла ничего, кроме клеток и еще раз клеток, ищет не в том направлении. Ведь большая Клетка здесь, и у нее нет такого бытия, которого бы не было в нас. На самом деле это не я произношу эти слова, а она произносит их через нас. И загадка из загадок состоит в том, что она контролирует нас и вместе с тем зависит от нас, что она – это мы и вместе с тем не мы; что она имманентна в нас и вместе с тем неизмеримо более трансцендентна».

«Кто может сказать, где начинается и где заканчивается индивидуальность, является ли живое существо одним или множеством; это клетки присоединяется к организму, или организм распадается на клетки?». Бергсон, Творческая эволюция. Я считаю, что ответ в том, что единое существует, становясь множеством, а множество – становясь единым.

То, что для такой любопытной клетки было бы теологическим вопросом, для меня является вопросом психофизическим. И хотя наука может выдвинуть много подробных предложений, они проливают мало света на важнейшую проблему, которая является не чем иным, как проблемой моих областных метаморфоз. Мой наблюдатель, который стремится объяснить мое функционирование, вынужден искать причины на других уровнях: он приближается и удаляется, радиально перемещаясь через мои области. На самом деле он наблюдает, как человек становится клетками, а клетки становятся человеком. Когда он видит, как явления на одном уровне происходят от явлений на другом уровне, он отмечает мой распад на множественность (и участвует в этом процессе) и затем вновь мое превращение в единство. Его радиальные движения – не прихоть: он не может двигаться иначе, если он хочет видеть, что происходит. Вместо того чтобы удовлетвориться человеческими или клеточными горизонтальными моделями (которые являются всего-навсего поперечным срезом вертикального процесса), мой наблюдатель сам становится частью того, что их объединяет – чтобы понять процесс, он вынужден принять в нем участие. И он видит, что (используя терминологию главы I), хотя то заклятие, которое я, находясь в центре, напускаю на одну область, весьма отличается от заклятия, которое я напускаю на соседнюю область, обе они полностью взаимозависимы и движение между ними не прекращается. География одной области такая, какая она есть, т. к. она непрерывно связана с географией областей высшего и нижнего уровней. Сказать, что я – человек или что я – клетки, неправильно. Я – «клетки, которые становятся человеком», и «человек, который становится клетками».

Изложить факты – не значит объяснить их. В конце концов, их нужно смиренно принять такими, какие они есть, с их непреодолимой данностью. И любая попытка объяснить их или свести их удивительные качества к тривиальному толкованию будет гораздо хуже просто бесполезной. Кто говорит «Я»? Пятнадцать биллионов идиотов не умнее одного, однако этот ходячий сумасшедший дом безмозглых и слепых глухонемых также является разумом, область мысли которого – вселенная. И, что даже важнее этого парадокса, так это тот факт, что, в его наиболее здравомыслящие минуты, предмет этого парадокса способен этот парадокс осознать.