Читать книгу Быть Богом: нерушимая радость. Оглядываясь назад: два автобиографических эссе - Дуглас Хардинг - Страница 4

Кто я?

От имени религии человеку приписываются некоторые качества, которые, по меньшей мере, не обоснованы. Возьмём, к примеру, неизбежный факт смерти. Почему человек – включая однодневных младенцев и полных идиотов – должен быть бессмертным, а высшие приматы, свиньи, блохи и цветы – смертными? Или вопрос свободы воли. Не выдаём ли мы желаемое за действительное, предполагая, что только человек среди всех созданий может вырваться из наследственных ограничений и среды и обрести способность совершать по-настоящему независимые и спонтанные деяния?

Все такие заявления касательно человека сводятся к убеждению, что он – не то, чем кажется, не просто человек, но то, чем не кажется – сверхчеловек или бог. Доктрина гласит, что он как Бог, или содержит в себе Бога, или является сыном Бога, или даже есть Сам Бог, который путешествует инкогнито. Маскировка определённо тщательная. И не требуется утруждаться, сравнивая себя с эмбрионом, или скелетом, или мозгом обезьяны или лягушки, чтобы увидеть, что эта претензия на божественность не обоснована. Достаточно просто посмотреть на него. Выглядит ли человек так же, как Творец вселенной? Ведёт ли себя так, как Он вёл бы себя? Чувствует ли так же, как Он чувствовал бы? Достаточно ли он велик, могуществен, постоянен, знающ, мудр, свободен, независим, спокоен, чтобы сойти хотя бы за мелкое божество или божка, не вызывая насмешек?

Нет. Давайте признаем: человек – это человек. Он то, чем очевидно является: он маленький, ограниченный, смертный, обусловленный, слабый, нервный и неустойчивый, короче говоря, точная противоположность любого Бога, заслуживающего этот титул. Даже удивительно, что между ними вообще могла возникнуть такая путаница. Чем, если не эскапизмом, фантазией в громадном масштабе, можно объяснить такую слепоту к очевидным фактам?

Из-за того, что эта божественно-человеческая путаница заразила наш религиозный опыт и мышление с древних времён до современности, необходимо начать с чистого листа, начать снова, с чистым открытым умом, настроенным не опираться на какие-либо традиции, писания, учителей или устоявшиеся мнения, но встретить лицом к лицу факты как они есть, независимо от того, насколько странными они могут показаться. Когда все голоса умолкают, факты говорят сами за себя.

Что есть истинное Просветление, если не приятие фактов со всей честностью и простотой? Это то, что ты видишь сам, а не то, что тебе говорят другие или что ты воображаешь. Это смелость привести мир в соответствие со своим восприятием, а не своё восприятие – в соответствии с миром. Это приятие с полной серьёзностью всего, что представлено, без суждений или улучшения этого каким бы то ни было образом.

Это сильно отличается от другого, более известного определения Просветления как полной реализации того, что (в противоположность любой кажимости) человек – не что иное как Будда, или Брахман, или Абсолютный Разум, или Целое, или Сам Бог – Одна Реальность, которая единственно существует, без второго.

На первый взгляд эти два определения Просветления решительно противоречат друг другу. Кажется, что я должен выбрать либо первое (которое призывает меня быть честным), либо второе (которое призывает меня быть Богом), и что сочетать их невозможно. Ведь если я приму их оба как действительные, это будет означать, что когда я смотрю на себя со всей честностью, я вижу Бога – что, конечно же, абсурдно.

Но действительно ли это абсурдно? В конце концов, возможно, что моя человеческая суть, а не божественная – иллюзия. В таком случае я должен ясно увидеть, Кто я: я должен выглядеть как Бог, а не как человек, ведь Бог и человек – на противоположных полюсах, и вряд ли Он выглядит как кто-то другой, а не Он Сам. Также маловероятно, что Он видит Себя как в тумане, или с трудом обнаруживает собственную природу; и если я – не кто иной, как Он, тогда беспристрастный осмотр должен мгновенно раскрыть сей факт, с лёгкостью и безоблачной ясностью, и он должен показать, что я во всех отношениях – противоположность человеку.

Что же открывает моё само-исследование – Бога или человека? Когда я отбрасываю все концепции и осмеливаюсь посмотреть сам, как будто в первый раз, что я обнаруживаю? Бог и человек настолько несовместимы, настолько различны, что я не могу быть ими обоими. Что же я тогда?

В каждой главе последующего само-исследования я рассматриваю один из аспектов себя, сравнивая, каким я вижу себя, с тем, какими я вижу других. Чтобы можно было ясно различать эти «два вида» – Бога и человека, местоимения, относящиеся к Богу, написаны с больших букв – Он, Его, Ему, Я, Меня, Мой и т.  д., и ни в какой момент они не принадлежат никакому человеку. И уж тем более не принадлежат человеку по имени Дуглас Хардинг, чьим свидетельством о рождении я владею, кого я ежедневно вижу в зеркале как слишком человека, и кто вскорости станет грудой разлагающейся материи. Из всех людей, которых я знаю достаточно хорошо, он, возможно, меньше всех заслуживает божественных почестей, и больше всех стремится отречься от них.