Читать книгу Будешь спасен и ты - Эдуард Рубинович Мустафин - Страница 14

В обязанности дежурного анестезиолога родильного домика вообще-то входит и ведение послеоперационных мамашек в первые сутки. А значит – вечерний обход:

– Та-а-ак, сударыни!.. Что-то сильно, подчеркиваю – сильно, беспокоит?.. Что?.. Нет совсем без боли не получается. Даже в обществе потребления. Поэтому вас обезболили, катетер из мочевого пузыря убрали, ноги работают. И чего лежим пластом как смертельно раненые татарской стрелой на Куликовом поле?.. Ой, какие тапочки красивые… Ваши?.. Дадите сфотографироваться?

А потом я перебрался в соседнюю комнату к операционным, поскольку у них письменный стол большой и заниматься своим основным делом – писаниной – за ним гораздо удобнее. Параллельно с писаниной я еще и болтал с оперсестрой:

– Алексей Романович, а вы знаете, что Ирина Мефодиевна пробегала? Вроде оперировать собирается. У нее опять руки чешутся… – Вдруг порадовала дежурная операционная сестра Фира.

– У нее не только руки чешутся. Она вся зудит. Особенно в нескромных местах. Подскажи лучше медицинское слово на «А».

– Анальгин, – сказала, практически не думая Фира, а потом поинтересовалась – Кроссворд что ли отгадываете?

– Почти, – ответил я, продолжая свою писанину в истории болезни. – О!.. Аналгезия!

Все, как всегда. До операции я проявил некоторое напряжение остатков серого вещества: – Рост сто пятьдесят восемь… Маркаин32изобарический, всплывет вверх… десяти миллиграммов хватит… И двести микрограмм мезатона в банку. А во время операции – периодически подавал голос из-за наркозного аппарата, унижая человеческое достоинство смежников акушорского происхождения.

– Все веселитесь, Алексей Романович? – Злобно поинтересовались операторы.

Ответилось само. Двусмысленно. Фразой из когда-то модных псевдобелогвардейских стихов Владимира Раменского:

– Не надо грустить, господа офицеры,

Что мы потеряли – уже не вернуть…

Пусть нету отечества, нету уж веры,

И кровью отмечен нелёгкий наш путь.

Уже в конце операции, при зашивании кожи:

– Ну что, сударыни, наконец-то кончаете?

– Заканчиваем…

– Для меня разницы никакой. В обоих случаях – чувство опустошенности и выполненного долга!

А писал я в истории болезни дневник, иногда растягивая, иногда сжимая буквы, чтобы каждое предложение выходило в одну строчку. Думаю, что все равно никто читать не будет, но если прочтут, то не жалко. Кстати, вряд ли кто-то догадается в чем сама мораль, не подозревая о существовании термина «акростих», точнее в нашем случае «акропроза». Запись-то вот:

За время наблюдения состояние отн. удовлетворительное.

Адинамична, малоактивна.

Естественные отправления в норме.

Болевой синдром не выражен.

Аналгезии не требует.

Лапаротомная рана сухая.

Особых жалоб не предъявляет.