Читать книгу Дневник лабуха длиною в жизнь - Эдвард Шик - Страница 15
Часть I
Поймал судьбу
ОглавлениеЛюбовь – как дерево; она вырастает сама собой, пускает глубоко корни во все наше существо и нередко продолжает зеленеть и цвести даже на развалинах нашего сердца.
(Гюго В.)
Октябрь был, как всегда, дождливым. Дни становились все прохладнее. В плаще, с баяном за плечом я торопился на урок к Бурындину, в общежитие, где находились небольшие классы для занятий.
Сначала я услышал, потом увидел ее – громко верещавшую, оседлавшую отполированные временем вившиеся спиралью деревянные перила. Девчонка неслась с четвертого этажа, расставив руки для равновесия. Небольшого росточка, черноволосая, курчавая маленькая бестия. Я находился на первом этаже. Встал на некотором расстоянии от перил, быстро поставил на пол баян и, расставив руки, поймал судьбу свою! Придержал. Она оттолкнула с игривым негодованием, кокетливо блеснув карими глазками:
– Ты чего? – и убежала, громко смеясь. Ей было пятнадцать.
Влюбился я с первого взгляда, с первого прикосновения. Следующим утром меня в училище будить не надо было. Быстро одевшись и на ходу глотая завтрак, я помчался в училище. На первой же перемене увидев ее, я подошел. Она узнала меня и улыбнулась.
– Ну ты даешь! Здорово у тебя получилось! – с восхищением произнес я. – Научи меня.
– Сам научишься, – девчонка бросила озорной взгляд, кокетливо улыбнулась и убежала.
На каждой переменке я подходил к ней, пытался разговорить, рассказывал что-нибудь смешное и чувствовал, что ей становится интересно. Как-то встал так, чтобы меня не видела, наблюдая за стайкой девчат, с которыми она о чем-то щебетала. Я хотел увидеть, будет ли она глазами искать меня. Сердце радостно забилось – она искала!
Я стал провожать ее после занятий. Мы болтали и много смеялись. Я смотрел на ее карие глаза, на красивые, с приятным изгибом чувственные и в то же время по-детски пухленькие губы. Влюблен по уши!
Жила Ира в общежитии. Приехала из небольшого поселка Ходорив, в двух часах езды поездом от Львова. Там она танцевала в кружке народного танца и, соответственно, поступила на хореографический факультет училища.
Каждый день я провожал Иру до общежития. Настал конец декабря. До нового, 1962 года оставалась всего пара дней. Мы еще не целовались и за руки не держались. Нам было хорошо и весело. Мама не понимала, что это со мной происходит. На занятия будить не надо. Я с нетерпением ждал каждого утра. За два дня до Нового года Ира спросила, хотел бы я встречать праздник с ней, у друзей на квартире. Еще бы!
Последний день уходящего года выдался холодным, но не ветреным. Пушистый снежок весело поблескивал, припудрив дороги. Компания собралась большая. Сели провожать старый год. Ирин однокурсник Алик, уже отслуживший в армии, налил нам по полной пузатой рюмке водки.
К алкоголю я был и есть в силу нашей семейной генетики равнодушен, но рюмку выпил. Ира свою рюмашку осушила одним глотком. В двенадцать часов под бой курантов я выпил еще одну, Ира махнула еще одну пузатую. Чуть позже еще две. Немного потанцевали под радиолу и спустились вниз в подъезд. Я был в брюках и белой рубахе. Она в ситцевом розовом коротеньком платьице. Я обнял ее и поцеловал.
– Я люблю тебя! – сказал я страстно.
– И я тебя, – шепнула тихонько Ира.
Постояли немного. Оба дрожали от возбуждения и от холода. Потом поднялись в квартиру. Весь оставшийся вечер мы никого не замечали.
С этого дня все возможное время проводили вместе. Я провожал ее до общежития, бежал домой немного позаниматься и вновь бежал к ней. Мы вдвоем облазили все парки города, благо их во Львове много. Всегда можно найти укромные скамеечки и целоваться до одури. В одиннадцать двери общежития закрывались, и мы вынуждены были возвращаться. С нетерпением я ждал завтра.
Как-то она не пришла на занятия. Девчонки сказали, что ночью ее забрала «скорая помощь», и ей сделали операцию – удалили аппендицит. Мама каждый день давала мне двадцать копеек на обед. Чаще всего я не ел, а собирал денежку на кино, мороженое и сигареты. У меня были в кармане уже два рубля, и мне хватило на коробку конфет, с которой и объявился у нее в больнице. Ира вышла в домашнем халатике, держась за бок. Увидев меня, улыбнулась. Я протянул коробку. Взяла, поблагодарила тихим голосом и, наклонив голову, тепло заглянула мне в глаза.
Характером любовь моя удалась не простым, скорее сложным. В ней переплелись доброта, стыдливость и скандальность, гнев, грубость и смелость, ревность и безразличие. Бесстрашие и веселость могли вдруг обернуться слезами, и через минуту опять смех. Весь набор, чтобы жизнь не превратилась в рутину и скуку. На ее хорошеньком личике блестели кокетливые карие глаза.
Скучно нам не было никогда. Однако ссориться начали довольно рано. Прошли пять месяцев с тех пор, как мы начали встречаться. Как-то, расставшись на несколько часов, я вернулся к ней в общежитие. Иры не было. Девочки доложили, что она с подругой Оксаной пошла в клуб «Сарай» на танцы. «Могла бы мне сказать, – подумалось, – тоже поплясал бы, и вообще – почему она так поступила?!» Я пошел в «Сарай». Танцевальные площадки города всегда были заполнены. Львовяне – народ веселый, потанцевать любят. У клуба толпились люди. Много дружинников – драки были нормальным явлением. В этот вечер было особенно многолюдно. Оказалось, что недавно на Высоком замке повесили чернокожего студента медицинского института. В последний раз его видели на танцах в этом клубе. Говорили, что студент в пылу спора с девушкой по причине отказа танцевать с ним затушил окурок об ее лоб. Львовянам не нравится, когда их девчатам тушат окурки о лоб, и студента повесили. На каждом углу маячили дружинники. После недолгого наблюдения у меня созрел интересный план. Подошел к дружиннику постарше.
– Послушай, тут к вам прошли две четырнадцатилетние девчонки, могут быть неприятности от милиции. Одна из них моя сестра.
– Где? Какие девчонки?! – к моему удовольствию всполошился дружинник.
– Пошли покажу.
Мы подошли к большому окну. Посреди зала среди танцующих пар выплясывали веселые Ира с Оксаной. Я указал на них. Дружинник, что-то проворчав, поспешил в зал. Через окно наблюдал, как девчата возмущались, когда их выводили. Я, чувствуя свою правоту, стоял улыбаясь, держа руки в карманах, не скрываясь, недалеко от входа. Заметив меня и все поняв, девчонки подскочили ближе:
– Ага, так это ты подстроил! – и сердито, с презрением быстро зашагали прочь.
Два дня мы не разговаривали. На третий день я сказал, что без нее на танцы не пошел бы. Она промолчала. Мы помирились.
Девушки, делившие с ней комнату, часто по воскресеньям ездили к себе домой. Все они жили в двух-трех часах езды от города. Ира часто домой не ездила, говорила, что из-за отца. Он пил и иногда поколачивал маму. Она его не любила. Мама была доброй, заботливой и часто приезжала к ней. Привозила котлеты, вареники и разную другую снедь.
Как-то раз, когда девчонки разъехались и приезд Ириной мамы не ожидался, я остался у нее на ночь. Дома сказал, что останусь ночевать у ребят в общежитии.
Я был на седьмом небе. Мечтал, что наконец-то у нас будет то, что у меня было с Наталкой. Я не раз грезил об этом по ночам. Еще я знал, что с Ирой все будет иначе, ведь я люблю!
Но не тут-то было. Она разрешила мне снять только обувь. В брюках и рубашке провел с ней всю ночь. Утром возвращался домой как матрос, широко расставляя ноги, с припухшими от поцелуев губами.
Учебный год подошел к концу, и Ира уехала домой. Папу пригласили поиграть на два месяца в ресторане в Ялту, и, как всегда, он прихватил свою семью. Отдыхать, плавать, загорать, конечно, было здорово, но все же я торопил время. С нами отдыхала вместе со своей мамой одна дальняя родственница. Симпатичная, белявенькая, веселая Лена, младше меня на год. Мы плавали на катере в Воронцовский дворец, вечерами катались на качелях. Пили кумыс на набережной. С ней было весело, хорошо, но чувства мои были сугубо дружеские, и с самого начала я рассказал об Ире. Закончилось лето, и мы вернулись домой за неделю до начала учебного года.