Читать книгу Простофиля - Ефим Семёнов - Страница 2

Результат.

Они сбились в маленький клубок, который был создан согревать, наполнять тягой к жизни, эмоциям, любви и созерцанию. Рики Сик, Кима Совет, и наш старый знакомый Самри Бара не знали что им предстоит, но они могли мечтать. Да и что это были за мечты, о чем могут мечтать дети созидаемые непомерной тягой к пониманию того, без чего не может быть и понимания ясности.

С тягостной дремотой Рики заметил что в песочных часах используют песок, его приятели то ли заслезились, то ли разозлились, и только Марта Любина во весь голос рассмеялась с выходящего на улицу окна,– “он же мокрый”. От данного смеха Кима и Самри также не могли сдержать подступающего веселья, а только тихонько ускорили шаг.

Рики все также не спеша продолжал рассуждать о том, что ему, неотесанному, но такому взрослому, можно было только догадываться. В детстве ему часто казалось, что он проживает не свою жизнь, и он, такой маленький и деловитый, без стеснения об этом докладывал друзьям.

Рики: Вы заметили что за нами наблюдают.

Кима: За нами наблюдают? Кто?

Рики: Мне кажется Самри тоже это понимает.

Самри же от Малика досталось природное понимание близости, и он просто не мог промолчать

Самри: Мне так не кажется.

Коротко заметил кудрявый малыш, с легкой улыбкой в нежных краешках необветренных губ и отошел в сторону.

“Ты куда”,– всхлипнула Кима и быстро побежала за ним, минуя всякие преграды со стороны Рики.

Рики был не мал для своих лет и мог догадаться, что необходимо двигаться вслед ребятам, но скромность, доставшаяся ему от дяди Бисни заставляла того стоять как вкопанному. Да со временем приходит понимание состояния покоя и как оно заставляет нас подчиняться немым уставам норм поведения.

Марта Любина все это время тихо наблюдала за этой скромной картиной, и ей даже в голову не приходило, что с Рики что-то не так. Затем она в последний раз бросила взгляд на оторопевшего мальчишку и с легкой поволокой в походке направилась через коридор в умывальню, ведь у нее было столько много прекрасных экземпляров флороэкзотики, которую просто нельзя было осталять без должного внимания.

Вода тихо пропитывала землю и она невольно вспомнила как в столь же юные годы, она с мальчишками ходила к лесным обитателям, как не трепыхалось маленькое сердечко от встречи с тем непознанным миром, о котором ей так много раз рассказывала мама.

Жили они в то время недалеко от Сосоловщины, небольшого городка близ пристани огромного мегаполиса. Друзья родителей часто захаживали к ним, чтобы приукрасить будни бытия и придаться страстью, маленькой девочке от этих бесед доставались только горстки необузданной младости, которую можно было запить молоком, заранее припасенным заботливой мамулей. О чем они разговаривали, ей, повзрослевшей, было не понятно до сих пор, она могла только догадываться. Быть может это и послужило началом её знакомства с этим необузданным миром живых людей.

Загадочные друзья Марты часто её дразнили, называя Улыбка Котика, не сказать что это очень заботило ребенка, но материнская любовь после этого воспринималась особенно красочно.

Усталым взглядом смерив немой взор Рики, Самри понял что что-то пошло не так. Кима пробовала озарничать с трубочкой собранной для нее заботливыми руками папы, но у нее выходила очень грустная мелодия понятная только малышам, Рики не в силах был ей помочь, поэтому вся надежда, вся тяжесть нависающей угрозы ложилась в укромные руки Самри. Превозмогая себя и свой детский ручеизм, малыш пошел встретить давно знакомого ему Пожарника.

С Пожарником Самри познакомился когда ему не было и годика. Тихо заскрипела дверь, полилась вода, он пришел. Кто он Малик не называл, но тихо выжидал, чтобы приобнять. Запахи. Какие запахи мог улавливать ребенок в столь нежном возрасте. Укроп, тимьян, дубовые тона, тонкий мезальянс для столь юного носика, однако понимание было, это он. Затем они присаживались за кофейный столик без стульев прямо на полу, кто-то любит играть в чаепитие, малышу и играть не требовалось, он понимал что приобнял того без слов.

Малик: Как дела?

Пожарник: Угу.

Самри: угу

И дальше разговор шел без него. Но ощущение даже не присутствия, а присутствие отсутствия воспринималось как лобызание пола на котором они отдыхали.

Как хорошо что долго его искать не пришлось, он был неподалеку – в пожарной части. Но через частокол похожих форм и размеров трудно было его распознать. Он твердо был уверен, наверное в детстве и приходит данное осознание себя, он Самри, он знает где, он знает кого, он знает как. Разочарование также одна из черт присущих юным дарованиям, сложно и наверное невозможно. В ум приходят слова, которые трудно употреблять зная что тебя кто-то слышит, и зачем, какой от них прок.

Он знал что альтернативы нет, он также помнил о Рике и Киме, сколько времени прошло, зазвучала ли трубочка в необходимом им лейбмотиве, или слышалось жалостное “тру” эхом разносившееся в ушах Самри.

Самри: А дядя Пожарник можно услышать?

Дядя из пожарной части: Пожарника все знают подожди.

Юному максималисту было сложно, все те же вопросы: “он знает где, он знает кого, он знает как”,– но когда?, не подскажут даже песочные часы, и время не остановить. Могут ли такие мысли приходить столь небольшому клубочку, даже не клубочку, составной.

Прерывая рассуждения о самой себе, узнав необузданную усталость, девочка сыграла последний аккорд приближающегося окончания, Кима взяла Рики за руку. Это она, подумал он, и не осознавая происходящего неловко по-детски высвободил четыре из своих пяти пальцев на руке.

Они отдыхали, превозмогая все тягости младенчества, не обращая внимания на веселые взгляды прохожих, и только оно их не могло оставить их в одиночестве. С пониманием жизни приходит понимание любви, но только не всего сущего. Кто и когда придет и высвободит их маленькие рассудки от того неописуемого восторга, что дарит им сама жизнь.

Прозвонил колокол пожарной части

Как встревоженный рой понеслись по улицам красивые плети, как не попасть под их чарующее обаяние.

Грамотей: плети не приносят ничего хорошего.

Кима: а что это такое?

Рики: ничего не могу ответить.

Самри: угу.

И только смышлёный Грамотей неловко просовывал нитку в иголку, как киски ловят своих жертв, показывая всем и даже тем кто сразу не заметит, что в них носить ты ничего не сможешь.

Кима: засунет или нет?

Рики: ты это кому?

Грамотей: наверное Самри.

Самри все также ловко гонялся за тем неуловимым хвостиком, мелькавшим перед ним как невидимая точка и только ему, юному охотнику, был понятен замысел происходящего с ним бурления жизни.

Заводные игрушки все также показывали свое превосходящее по уму и фантазии представление. Малыши неустанно наблюдали как зависают летучие мыши, показывая всем свою неспособность ориентироваться в осветленном проблеске, минуя всякие запреты на чтение книг, из которых выпадают веселые кубики всестороннего развития столь юных зрителей; как смышлёно переставляет свои небольшие лопатки веселый клоун, слегка виляющий своим ключом, неловко выпадающим из скучной реальности серых будней, озаряя всех своей ассистенкой, ловко примастившейся у него на носу и смешно взрывающейся при каждом касании; только она могла потревожить целый клан каланов, маленьких озарных птицеящеров ловко сбрасывающих свои страницы, взлетая перед глазами завороженных в ожидании детей, оголяя при том ту самую маленькую часть самих себя, что увидеть можно только через призму разноцветных витражей, заполняющих нежным светом все пространство норки, в которую всё таки смогла забежать умная, но в меру безрассудная мышка.

Часы на полке все также продолжали напевать мелодию вольных странников: “Билли-билли-Билли-билли-Билли-билли”,– приглушить их мог только вой первого фаворита адмирала Шпица, – мерный Конь по кличке Рай, так ловко маневрирующий на своих огромных, но очень стройных ногах между тонких струек залежалого кожанного сюртука, доверху набитого мятными шариками, так любимых всеми окружающими; сверкающий змей не смог устоять, чтобы не продемонстрировать свое умение выходить из воды, словно грациозная девушка, демонстрирующая подиуму свое прилижание и непомерно ветренный рассудок.

Дети замерли в такт течения жизни, ничто и никто не мог потревожить их в данный момент сокрального единения с самим собой, природой и тех необъяснимых вариантов слов и картинок, что могли видеть только они, даже не закрывая глаз, не смеря дыхание, тихо, по-живому, по-взрослому.

Самри устало зевнул и все они погрузились на мгновение в его мысли, так понятно описываемые движением грудной клетки, которая трепыхнулась, словно Марта Любина до сих пор наблюдала за ними из окна своей светлой неброской экзистенциальной берлоги.

Грамотей: Пока.

Самри: Пока что.

Кима: Пока что-что.

Грамотей: Это.

Рики: Это что, что?

Кима: Самри знает.

Рики: Самри что, что-то знает?

Самри: Знает.

Рики: Кима спроси, он не понимает.

Кима: Грамотей, что, что-то знает Самри?

Грамотей: Точно.

Самри: Не могу.

Рики: Кима спроси, он не понимает.

Грамотей: Я ей помогу.

Кима: Помоги.

Самри: Что, не спрашивать что у самого … (“Мерный храп”)

Грамотей: Ей помог.

Кима: Рики кому он помог?

Рики: … (“Мерный храп”) помог.

Кима: Мне.

Грамотей: Ни ко мне.

Кима: Я сама.

Грамотей: Про хлопья я завтра попробую.

Кима: Попробуй … (“Храп”)

Грамотей: Рассказать. (“Плюх”)

Все немного пробежались по карусели ям, печалей, представлений, но им необъяснимо точно стало ясно и про то, что остальным детям не понять, не усомниться в их устремлениях понимания погони за тем кого не увидеть, не услышать, но так невольно ощутить журчание Самри.