Читать книгу Простофиля - Ефим Семёнов - Страница 6

Стражник.

Не встречая никого на своем пути, молекулы и атомы составных частиц существования, окрашенные в прозрачные, невидимые цвета надвигались на головы прохожих, не оставляя никого наедине с собой и молча втягивая в бездонную атмосфреру сумрака все ветхие остатки человека.

Марта неспешно прогуливалась по двору, нарезая по ходу дела недавно созревший, спелый апельсин на мелкие дольки, что ароматом своим разносили по округе невидимые ощущения слепой дороги, которая может привести контраргумент неуступчивой тьме. На данный аромат вышел из соседнего закоулка сторожевой пес по кличке Перо, и быстро, стремглав оказался у ног покорительницы невидимых дорог.

Марта: Кто здесь.

Перо: Аф-аф.

Марта: Лонесс.

Лонесс был смотрителем сторожевой будки, что охраняла обитателей по ночам, и по-совместительству, хозяином Перо.

Лонесс: Кто здесь?

Перо: Аф-аф.

Лонесс: Марта.

Как маленькие дети, взрослые люди переводили известный им язык в собачий лай, чтобы услышать и понять собеседника в кромешной темноте что их сковывала. Словно эхо памяти в их сердцах раздавались знакомые мелодии так быстро пробежавшей юности, не оставляющей на своем пути не крупицы сомнений в верности принимаемых решений.

Лонесс неспешно подошел к изваянию из темных жемчугов, что с каждым шагом приближения уменьшались в размерах, превращая хозяйку того ожерелья в живой памятник архитектуры, который для них воял архитектор по имени Полночь.

– Привет.– подойдя ближе пропел Сторожевой.

– Взаймы нет.– не сходя с места ответила хозяйка дивного аромата только что нарезанного апельсина.

– А что если найду?– задал немой вопрос самому себе слегка стушевавшийся Лонесс.

– Отдашь!– громким и веселым голосом пропела Марта в унисон разносившему по листьям и стволам деревьев ветру.

Громкое шипение может встревожить кого угодно только не Перо, умело примостившемуся невдалеке от неведомых теней цитрусовых деревьев, случайно или нет, выросших посреди пустынного анклава, в который он часто прибегал на зов сердца или по запаху. Хозяин Перо неодинокий Лонесс, нашел его ещё щенком, когда тот, не различая света, утыкался всей своей волосатой мордой во что бы то ни стало и следом приятное лабызание того, что может придать тебе сил и энергии для нового во что бы то ни стало, но на этот раз уже осторожнее, словно большая собака, что решила проверить шкуру новоиспеченному щенку, ведя его за собой в мир неведомой природы незнакомых запахов, которые одурманивают и заставляют сбиться с намеченного не тобой пути. Человеческие голоса он мог различать только по высоте ступеней от “К до С”, и как часто он слышал в детстве знакомые звуки своего первого хозяина,– “даф-даф”,– уже тогда понимая, что затевается что-то интересное и он просто не может пропутить это, оставив на растерзание другим участникам призывного представления. Затем были долгие будни позиционного возлежания и провокационного восстояния, что приносили неистовое удовольствие его соплеменникам по масти или по рангу составления конкуренции.

Всю эту ночную идилию, со своего гранитно-заламинированного постамента наблюдал сосед Марты, расположившийся через несколько домов от нее. Арно Дольд, как его звали, был уже не молодых лет мужчина, в неизменно замаскированном котелке и в слегка приспусченом состоянии, как можно было судить по его неизменной спутнице, металлической трости из чугуна с медным набалдашником, которую при прогулках он ловко заменял на деревянную поддержку. Нежные чувства к “Райской Марте”, как любя он ее называл, тот испытывал уже давно, со времен переселения в данную область пространства из любимого Натана, города на стрелочно-перпендикулярном направлении в направлении Грибона, главной связующей артерии всего Шаливанского царства. Про Натан он рассказывал только самым близким друзьям, не делая рекламы, а изливая душу, словно на допросе в присутствии Палплаща, что не задает вопросов, а только украдкой поглядывает на рассказчика. Возможно среди близких Арно и были закомплексованные, не выдающиеся, но и не вливающиеся в общую массу плащносителей соглядатые, но разбираться в природе человека, а тем более в принадлежности того или иного к определенным видам служб, ему было не интересно, ведь возможность быть услышанным за многие промили света, была очень заманчивой, даже для умудренного опытом любителя Марты. Служил он в Прибратстве, неизвестно коммерческая принадлежность данной организации, но известная всей окружной и Кальцовщикам своими рекламными акциями: “Заходи, поднимут”, “Стоя, упирайся клешнями ракообразных”, “Уперся, держись”, “Лежа, становись”; Арно же отвечал за направление “Тоннель или тунель”, как подорганизационная структура отделения Прибратства Капителей. На много вопросов приходилось ему отвечать, давая волю чувствам и эмоциям, что Капители из Прибратства ему заготовили, сторонние обыватели зачастую не понимали, как этому Держателю удается выплескивать всю накопившуюся “Тоннель или тунель” в необходимое всем русло знаний к которому вели корни его происхождения.

Детство Арно проходило вместе со многими детьми, располагающимися попарно в их маленьких обителях естества, что могли уместить всякого попарноскрещенного Стремителя. Напарницей Арно была высокая девочка по имени Рифма, фамилию же Дольд, что завещали ему старшие родственники, он был готов носить без пары, как те очки, что на его совершеннолетие подарил ему старший Дольд, сказав при этом фразу, которую тот запомнил навсегда, – “Да”. Чем только не занимались в детстве Арно с сотоварищами, книги всех древних классиков были перечитаны, все обитатели уголка для содержания пар и видов были изучены, все грамотно уложенные по книгам страницы были записаны и можно было с радостью и Рифмой прогуляться по любимым улочкам Натана, где его ждали торговцы сладостями, меняющие страницы на товар, придавая тому облик прочитанной книги, многочисленные предложения от купцов-летописцев что манили юных энтузиастов в руки повышения образованности и осведомленности среди лиц не достигших совершеннолетнего шрифта, многочисленные проприемники составляли тем неотъемлемую составляющую, заставляя юных любителей алфавита по-новому взглянуть на уже знакомые и изученные тексты.

Архитектором и проектировщиком города ведущего к центру Шаливанского царства, минуя все шаблоны и стандарты строительного наследия, оставленных в записях учителей, был Гром Визнер. Изучая чертежи, Архитектор заметил несоответствие габаритов имеющихся построек к общему количеству привлекательных горожан, тогда он, вместе с товарищами Строителями, решил наспех решить сложившуюся проблему, методом воздвижения в небольшом пространстве, большой, куполовидной “Газели”, что словно лесной олень могла уместить на своих рогах всех желающих отдохнуть от смрада заполненных улиц. “Газель”представляла из себя девственное, наполненное стремительной лени учреждение, ведущее своими указателями всех путников и беспутных в необходимом “к Грибону или от него”. Старейшины города не сразу приняли проект, осмотреть, потрогать, прощупать почву под копытами “Грациозной” было их обязанностью, миновать которую не могли даже форменные лентяи, которые зачастую призвание заменяли походом в клуб чарующих девиц Грибонских, посетителем и частым гостем которого был также и Гром. Название данное Визнером объекту вожделения нашлось не сразу, от типового имени “Газель или Грациозная” вскоре пришлось отказаться, оставив напоминания о нем только на бумагах разворотных, что подписать было обычным делом. “Cлюх”, “Суцъ”, “Водя” тоже не подошли, так как идиоматикой недвусмысленно намекали на суть происхождения, вращающейся на языке знатоков проектов, вычисляемой по схожести направлений, как гром среди завесы спокойствия появилась светлая мысль “Натан”. Неизвестно кто предложил назвать город таким способом, но название прижилось и носило свое имя до сих пор.

Ничем особенным этот спокойный городок не выделялся, поэтому выделяться приходилось его многочисленным жителям, среди которых был и Арно. Первые застои безнадежности устремлений постигли его в возрасте начинаний, когда любая, всяческая мальчишечская мысль и действие находили непробиваемую стену из потоков непробиваемых стен Натана и его обитателей. Встречающиеся на пути люди лишь немо улыбались и чуть слышно выдавливали из себя натужное “на та н”, которое нерасслышав можно было воспринять за обидное по тем временам “к ра тан”. На все эти местные обычаи молодой Дольд наблюдал с привычной для него разнашивающихся очков мимикой осознавания, придававшей юношескому лицу мускулатуру мужественности, одобрительно воспринимавшуюся обоими полами, между которых ему приходилось становиться. “В зарождении спокойствия – рождается процесс!”– c данной формулировкой классиков познакомил его друг и соратник по бичеванию “застойных” – Пова Нтад. Познакомились они давно, еще до появления естественного процесса влечения к противоположному полу, и служили друг другу той незаменимой опорой, что связывает глобальные ореолы непознанного, но огромного по своей массе соотнесенной к единицам пространственного единства в моменте их исчисления.

Пова Нтад: Побеспокоим.

Арно Дольд: Не требует.

Пова Нтад: Единства.

Арно Дольд: Большинства.

Пова Нтад: За полем.

Арно Дольд: За столом.

Пова Нтад: За пером.

Арно Дольд: Люблю.

Так и проводил свои дни и ночи молодой Арно, пока однажды в его жизнь не ворвалась словно удар стихии, красавица с быком по имени Хлеба. С первого лучезарного слова и девичей ужимки, все нутро Арно перевернулось, будто по нему проехались тысячи Хлебов, оставив после себя неизгладимое чувство юношеской привязанности к чему-то запретному, что нельзя ощутить осязанием, но можно уловить слухом.

–“Дыхание Быков”,– скромно окликнул он появившуюся на пороге его жизни незнакомку.

– Летафк,– также скромно ответила та.

Для молодого, неумудренного опытом Держателя это была пощечина, так умело поставленная им самим, что удержаться на этом свете, не попав в другие измерения, заехав по пути в кузницу Лекаря было просто невозможно. Поэтому предусмотрительный Дольд, не теряя ни секунды драгоценного времени, помчался в мастерскую Кальцовщиков.

Кальцовщик: Грубит естественный.

Арно Дольд: Натуральный искусственный.

Кальцовщик: Не естественно.

Арно Дольд: Естество.

В то же самое время, по воле случая или на зло року, что массаж всего тела создает, словно в кузнице жестянщика побывал, на пороге появился друг Пова.

Пова Нтад: Естественно.

Кальцовщик: Обоим.

Пова Нтад: Нет.

Арно Дольд: Двумя.

Пова Нтад: До трех не считаю.

Кальцовщик: Проходите.

После этого Арно с Пова долго прогуливались по тенистым аллеям Натана, чтобы выветрить накопившуюся усталось и, по-возможности, нагулять на комплимент от встречных улиц и домов, что раскинулись подражая разжатой девушке, собирающейся с мыслями. С возрастом, отношение Арно к женщинам переросло из чувства заинтересованности в стадию понимания, что порой играло с ним злую шутку, иногда доставляя неизгладимое впечатление безобидной интрижки. “Не смейся при появлении опасности!”– часто шутил Пова Нтад, пока в день который сложно было забыть и вычеркнуть из памяти, на него не обрушилась целая плеяда из неизвестных их рассудку “деятельниц Перчаток”, запрещенной в те времена организации по выявлению целомудренных.

Ожема Дозы, родоначальница и одновременно главная управляющая, сразу заметила и оценила гуляющую пару. Поручать такое дело “неоперчатанным” было не в правилах заносчивой Дозы, поэтому она невзирая на все ранги, решила во что бы то ни стало самолично заняться “неоперчатанными” юнцами. Арно с Пова, шутя и прибаюкивая, неспешно наслаждались встречными потоками кислорода, смешивающегося по пути с различными запахами окружающей действительности: жужжание приносило в их носоглотки свежий аромат медов, только что отлитых трудолюбивыми летунами, стрекотание невиданных прыгунов доносило до их обоняния запах свежей травы, девственной и убаюкивающей; проходившие рядом люди выносили их мозг разноцветными цветами, различить который мог только знаток всего нужного и ненужного. Аромат они не почувствовали, только в их молчаливой компании вдруг появилось прибавление, не произносящее ни звука, только безобразно гагочащее, как разрыв барабанных перепонок, что связывает прохожего с этим прекрасным миром.

– Меня зовут Ожема,– мило представилась она.

– Арно, Пова.– в унисон мелодии ответили прохожие.

– Могу ли я вас называть чуть менее нарочито?– поинтересовалась Ожема, сжимая в руках поводок от гардероба путешественника.

Этот вопрос заставил коренных Натанчан немного призадуматься, в их жизни бывали случаи когда не находилось сразу верного ответа: нападение “замен”, вылет в “трубку дульщика”, когда движение начинается с тонкого конца; тут же был совсем другой случай.

Арно Дольд: Сейчас.

Пова Нтад: Позднее.

– Можете.– ответил немного отошедший Арно Дольд.

Взгляд Ожемы сразу вонзился в сторону задумчивого Нтада, что вопросительно смотрел на своего товарища. В управлении “деятельниц” было обычной практикой поинтересоваться, прежде чем броситься в руки самого умного и необремененного целью,– “Заполучить с процентом”,– сразу вспомнились слова тети Уоли уже опытной Дозы.

Как и мальчики, девочка Ожема родилась и выросла в городе, ведущему к центру Шаливанского царства Натане. Ее любимой игрушкой с детства стал проводник по имени Адвем, это была мягкая набивная игрушка с большими глазами, маленькими ногами, огромными ушами и вёсельноподобными руками, словно могучий дободон вдруг уменьшился в размерах непропорционально для разумного восприятия, но очень благожелательно для детских умов и фантазий. Эту роскошь принесла в их дом пасмурным утром тетя Уоли, любившая образ жизни спутницы и склоняющая всех желающих присоединиться к ее мироукладу. Ожема нигде не расставалась с любимым Адвемом, в плаваницах плавала с ним, в куставицах кустила его, в ведомствах ведомствовала им; иногда послушав наставления ненаставляющей Уоли накладывала и поливала на него. Так и развивалась ее скучная жизнь, пока в ней не появился недруг по имени Перчаток, являвшийся врагом всего наземного и неземного, что могло заинтересовать многопользовательскую Уоли и незатейливую по тем временам Ижему. Как разбить стену непонимания она придумала сразу, выставив вперед свободную ногу, так как руки были заняты Адвемом; не сразило это Перчатка, ушиб он о нее локоть, выставила она вперед вторую ногу, вынес и этот удар непробиваемый Перчаток; на последний заход вышла протеже Уоли, отпустила Адвема и обеими руками ухватилась за неуступчивую натуру Перча, как потом снисходительно она его назвала, прорвала защиту опасного соперника, что своим видом заставлял колебаться всех, только не Ижему Дозы, пробивающую на своем пути все непроходимые преграды, но без Адвема в руках. Затем были долгие поиски истины и счастья, которые неизменно приводили к закономерному результату, воспоминаниям о внезапно поверженном Перчатке.

В высшей организации ведомственного роста в рамках приписанного ведомства ее знания и навыки в отношении отпускателей игрушек выросли. Ее рассудок уже не мог сдерживать подступающий опыт, поэтому для самой себя и в отношении таких же как и она держателей Адвемов, победительница решила организовать самостоятельную структуру в рамках “деятельниц Перчаток”. С трудом и упорством ее ученицы стремились не уронив чести и достоинства припасти для маленьких друзей заготовленное место счастья, победа в главном продвижении не была их основным целеустремлением. Исключением была только невзрачная Пати Клаус, всеми силами старающаяся превзойти учредительницу в манерах, ужимках и средствах постижения. Близких отношений между Ожемой и Пати остальные участницы не наблюдали, но почувствовать эту невесомо-невидимую связь труда не составляло.

Именно с этой незакомплексованной парой и столкнулся Пова Нтад, тихо подозревая что-то неладное, но так хорошо замаскированное целой организацией деятельниц.

– Можете.– произнес уверенный Пова.

– Он динамическая система запорных механизмов,– подумала вслух Ожема, медленно расчехляя гардероб путешественника.

После свидания с такими девушками забываешь обо всем, даже о главном, “не смейся при появлении опасности!”– вдруг вспомнил забывчивый Арно, посмотрев на Пова. Его друг был поглощен, неизвестно чем и когда, возможно воздух заставлял все клеточки мозга переключиться в режим путешественника, возможно мальчишеский возраст не мог позволить дать отпор очередному неизвестному, но понять его чувства, а тем более сопоставить их со своими, еще не опытный, но уже просветленный по части Держателей Арно, смог, чего не удалось Пова. Окунувшись в ловко расставленые механизмы по привлечению и приближению того, что можно ощутить и вообразить, пленник Ожемы сразу понял безвыходность ситуации. Уповая на ум и свежесть носителя фамилии Дольд, он ласково и нежно посмотрел на друга, что взирал на всю эту красоту с чувством взаимной привязанности, только кого Арно решил прокрутить между своих отточенных Рифмой сомнений для него оставалось тайной.

Арно Дольд: Не показалось.

Ожема Дозы: Не показалось.

Пова Нтад: О чем.

Арно Дольд: О Рифме.

Ожема Дозы: Какой.

Арно Дольд: Пова.

–Меланхолической,– с улыбкой в голосе заметил запинающийся друг.

После этого их пути посмотрели в обратном направлении, как внеземной транспорт ориентируется в межзвездочном пространстве, находя дорогу только по велению Астрофизиков хорошо знакомых с данной наукой, так и Арно с Пова ждали подсказки свыше.

Ожема, понимая что может опустить честь “деятельниц Перчаток” в направлении чувства расставания с любимой игрушкой стала мысленно сжимать в руках невидимого Адвема. Казалось, что ситуация безвыходная, но отступить, дать волю тому ужасному Перчу, та просто не имела права. Силой мысли или каких-либо других чувств, она, как и мальчишки, взглянула в направлении научного подхода, на горизонте появилась сомнительная Пати Клаус.

Пати Клаус: Привет.

Ожема Дозы: Привет.

Арно Дольд, Пова Нтад: А вы кто?

Ожема Дозы: Кому.

Пати Клаус: Нам.

Арно Дольд: Понятно.

Пова Нтад: Приятно.

Ожема Дозы: Кому.

Пати Клаус: Нам.

После этого ребята коротали свободное время в окружении своей компании и того дивного мира, что перед ними открывался благодаря Держателю ключей от всех пространственных и внепространственных, ключу Махсмею. Конечно любознательного Арно не мог не привлечь этот странный мир науки, что не подвластен ни приближенным, ни отдаленным к понимаю всего сущного и насущного, что может пролить в чашу знаний хоть какое-либо учение. Ключ Махсмей давно овладел этим страшным познанием, которое будоражило умы и волновало суть самого человека. Еще во времена отцов Великого Ремнона сложилась легенда о начальном Держателе, что своей волей и силой мог починить любой ключ.

Сотворив и узаконив мощью Великого Ремнона заповеди несогрешимости, решили отцы найти напор к другим благам жизни и не подчиняющейся той силе и ее противнице, чтобы не отпирать при каждом перемещении смежных уплотнений смысл секретов, сокрытых в их единстве, отложенном положить конец. Поняв, что самим им не справиться с существами тленности, которые их окружали и постигали путем планомерного подчинения своей власти и скорби, решили они обратиться в бегство, что приводило в движение все миры, пространства и вселенные. В точке сложения, повстречался на их пути однорогий, моноусый Улан, что своим видом повергал всех зашедших к нему в бесприступную мантию Скрещивания. Поняв, с кем имеют дело, отцы попросили избавить их существование от будоражащего нутро и дух посланников Великого Гемала. Согласился на их условия Улан, снарядил себя всем необходимым для Гемальской битвы, забыв при этом указать путь правды и веры, что ведет в необходимом направлении поверженных уныний, что могли властью своей все пути перекрыть и сложить сложения. Добился победы Великий Улан, поверг в неистовство посланников Гемала, счастье свое сохранил, чтобы отцам доложить и предложить продолжить дорогу справедливости без мести, но оступился в мраке отступающих остатков тлена и оставил отцов всего сведущего и неподвластного в единстве точки сложения. Сколько времени прошло с тех пор не считали, но выход им не подчинялся, пока в один из дней не решился Нижний по рангу составлений от вершины, званием которого был Напор, ударить высшим клубом, учтя все предпосылки к появлению и отстранению, по мантии Скрещивания, что их оберегала. Поддалась мантия, распахнула свои края перед “заветными”, с уверенностью соступили они в пространство поверженных Уланом, введя запись о появлении нового Напора по званию Ключ.

Ключ Махсмей был одним из продолжателей славного сообщества, что своим напором и неугомонным ростом продвигалось по серпантиновидным ущельям жизни, приоткрывая и наставляя для будущих поколений зарождения жизни и идей.

К нему на обучение попал и Арно Дольд, что своей расточительной скоростью только что сбежавшего от неминуемой смерти агнца, смиренным взором наблюдал за телодвижениями мастера ключа. Днями и ночами Арно и Махсмей практиковали мастерство зубами, древнее искусство выставлять приоритеты и задачи не открывая рта, также юному ученику очень нравилась практика по залипанию, словно “мантия Скрещивания” никуда не исчезла и ему приходилось чувствовать себя тем самым ключом, о ком написаны легенды.

Арно Дольд: Как выжать.

Махсмей: Выжидать.

Арно Дольд: Как сосать.

Махсмей: Без истории.

Арно Дольд: Как остаться.

Махсмей: Выжидать.

Спустя много лет, уверенный Держатель с легкой иронией вспоминал данные занятия, присвоение первых званий и должностей, от простого Сосателя до невиданных высот Держателя, минуя на ходу все Выпрямитель, Носитель, Учитель. Имея многоходовый механизм навыков, полученных от Махсмея, с уверенностью отдельно удаленного от приближенных, что может подчинить себе любую роскошь, он направился по пути ключа, что выдал ему на прощание Махсмей.

Махсмей: Братство примет.

Арно Дольд: Кого.

Махсмей: Только ключа.

Арно Дольд: Пова.

Махсмей: Кого.

Арно Дольд: Ключа.

Махсмей: Сколько.

Арно Дольд: Не считаю.

Махсмей: Братство считают.

Арно Дольд: Сколько.

Махсмей: Примет.

Арно Дольд: Куда.

Махсмей: В историю.

Братство Капителей насчитывало многовековую историю появления своих слухов в умах и сердцах существ, населявших огромную часть пространства; что как заготовленная истина, копившаяся на протяжении многих сотен лет, легла сквозь толщину непроницаемого восприятия от высокооблачных проблесков и до невиданных широт всего межпространственного царства. Запись о происхождении и росте данной организации, могла быть подвергнута детальной экспертизе только при возникновении опасности для запоминания чего-либо упомянутого вне рамок данной рукописи. Арно удалось узнать лишь небольшой фрагмент, рассказанный по бумаге, что не имела места происхождения, но так удобно расположившаяся напротив его взгляда.

Со времени примыкания к противоположным шаблонам Изегона, места расположившегося внутри Сулпейской впадины, что вела в низины тонкие ручейки воды правды и неправды, высокогорные апеки сумели выстроить дорогу к существованию, сохранившуюся в ледниках при появлении открывателя данной местности Брофора Трож. Среднего роста, юркий Брофор с ловкостью сатрапа Великого Ремнона, выбрался из заплевшегося лабиринта вводившего Исследователя в неминуюмую суету и сомнения, что приводили рассудок в ненужный придаток того, что можно было назвать разумом. Поверхность также не принесла ему утешения, ужасный холод и невозможность рассмотреть в пелене тумана путь к спасению, могли унести его обратно в нескончаемый лабиринт впадин и расщелин, манящих любого зашедшего в их ужасающую пустоту. Крючкообразная трость и брусок, его верные товарищи и спасители, что на протяжении всего странствия его сопровождали и в этот раз не подвели своего владельца: подобрав небольшой кусок ледяной глыбы, Брофор ловким движением ноги впечатал его через прорезь бруска на самое окончание трости, сложившуюся конструкцию он приковал к себе одним движением руки и встав на валяющийся без дела брус, начал нагнетать порывы ветра, что своим несдерживаемым вихрем разносили тепло и очевидность. Так зарождалась мысль о внедрении в ущемленные уголки скрытой мощности, которые таили в себе каждые отдельные элементы схожести и противопоставления. Откуда он пришел и куда двигался, современникам из Братства было сложно распознать, но наука, что открывал Трож, вела их по пути истинного знания природы вещей и последовательностей.

Брофор Трож: Ветра.

Сущность: Ветра.

Брофор Трож: Земля.

Сущность: Лед под брусом.

Брофор Трож: Долго.

Сущность: Размер.

Брофор Трож: Ноги.

Сущность: Бруска.

Брофор Трож: Удобный.

Брофор Трож: Долго.

Сущность: Считай.

Вступил Брофор в неминуемом направлении, направил все свои усилия, чтобы превозмочь дары природы и ее посланников, поддалась сущность естеству того, расслабила перед ним свой непроницаемый холод существования. Тысячи порогов обрушились на низины Сулпейской долины, вся заманчивая прелесть жизни вдохнула одним своим порывом межпространственная богиня Дня и Ночи, заставляя задуматься на каком счету остановиться Исследователю, что не прерываясь вел счет всем крупицам, занесенным неподвластной стихией.

Брофор Трож: Сколько.

Брофор Трож: Сколько.

Брофор Трож: Сколько.

Брофор Трож: Слеза.

Словно ожившие ручейки, что несли свои воды расставляя Изегон на части, мозг Брофора уловил тонкий момент совокупления правды с неправдой, что подразумевала под собой очевидную ложь, ведущую его по дороге расслабления и провокации по отношению к другим участникам данного пиршества безумия: бруску и трости. Взвилась в воздух крючкообразная составляющая трости, полетела впереди ее проекция бруска, свисающего острым краем к центру притяжения, что развергался неистовствовыми линиями, очерчивающими пространство в плоскостях до невиданных размеров узора, указывающего Трожу пути к искуплению. Не считал он времени от начала “ливаний” и до просветления, но дорога продолжалась и он неспеша по ней передвигался, проходя и пролистывая все омрачающие знаки и символы, что как загадка природы вырастали перед ним. Преследуя свою главную цель и опору, Исследователь вынес оттуда проводящую мысль о восхищенном и не останавливаемом течении жизни, которую можно запечатлеть в умах, перенесенных на носитель информации, который даст его новым спутникам место опоры и примирения.

Затем последовали преобразования и реорганизация ветвей знания что он привнес в науку. Так как последователей Брофора, названных в одной общности Братство, становилось больше чем открываемых созиданий, донесенных до умов их мировоззренческих устремлений. Очередность примечаний, замеченных учениками и соучениками великого Исследователя привела их к набору конкретных задач и методу их разрешения, вводя в контекст устаревшие выдержки, что сохранились в книгах и трактатах. Собирая силу и волю, что в общности может построить новые ресурсы на подходе к берегу пространственных изменений, от капители и до впадин к вершинам, что позволили создать и примкнуть к миру познания, закрепленной по учению места смотрящего с Изегона на великую Сулпейскую местность, которая являлась местом зарождения великой идеи, сохраненной как Братство Капителей.

“Места и месть”,– основное учение, что предстояло освоить юному Держателю, тогда еще в звании Сосатель, Арно. С легкостью и непринужденностью вводил он в истерику своих наставников, что как верные товарищи старались следить за подготовкой к очередному воздержанию и постановлению. Немало важного и значимого вынес юнец с этих уроков понимания мысли и предначертания, что как картинки в книге, остались в памяти старинной организации. Достигнув достаточных высот и звания Держатель, ему предстояло освоить последующее учение,– “Ветвь и Сук”. Уроки истории давались ему с нескрываемым упорством, уместным только при приближении к запору, с которого можно увидеть истоки древнего ручейка, которые могут пролить свет на искренность намерений. Вспоминая уроки древности, Дольд углублялся в тайное знание памяти, что могло тревожить только минувшего на своем пути все ветви Выпрямитель, Носитель, Учитель, как естествознание поддается им, так и отличие между несхожими по принципу понятиям противопоставляются друг другу, давая этим незиждемые ожидания процветания и благополучия в замкнутом пространстве взросления, которое постигается вне учения, но вместе с ним.

Затем последовало направление в Прибратство, где ему было выделено учение “Тоннель или тунель”. Суть данного не выдавалась по причине мастерства Держателя, что множеством прямоугольных печатей, подражая прородителю всего направления Брофору Трож, подсчитал совокупность большинства в невесомости к меньшинству в избытке.

– Марта Любина.– представил любительницу флороэкзотики недавно приехавшему Арно домоуправитель по имени Синтра.

С первого взгляда на эту миловидную женщину, Арно решил, что память о Ижеме навсегда будет вычеркнута из его сознания, но только не о Пова, о котором он часто вспоминал, желая призвать его дух из мира Дозы.

С Мартой он часто пересекался по пути на работу и обратно, зачастую они менялись местами, провожая друг дружку внимательными взорами с вершин этажей, что их разделяли. Заговорить не решался никто из них, возможно по причине природной скромности или, что более конкретно, по независящим от них причин. Однажды обстоятельства сложились таким образом, что миновать тему беседы было просто неприлично, и поддавшись голосу разума они встретились.

Он спокойно прогуливался по дышащему свежестью и природной девственностью проулку, разглядывая на своем пути витрины магазинов, разноцветные вывески и проходящих рядом и далеконаблюдаемых спутников, не всегда по дороге, но иногда по принципу, как вдруг с горочки, проходившей невдалеке и ведущей на цветной пьедестал адмирала Шпица на него бросился кусочек плавленного томата, выскользнувшего из рук не всегда, но очень часто ловкой женщины.

– Прошу прощения,– сразу бросила она.

– Просить не беречь,– ответил Арно, сбрасывая с себя кожуру непроницаемости и такта.

– Что за новое веяние?– самой себе задала вопрос девушка, расслышать который не сложно было и новому встречному.

– Яблоко.– без скрежета в зубах заметил Арно.

– Яблоко?– спросила не расслышавшая Марта.

После этого их пути пересекались часто, но Держателю из Прибраства Капителей и “Райской Марте” из истории бравшей начало у низин пьедестала, так и не удавалось найти точки прикосновения, с которых начинаются все бульварные сюжеты, что заканчиваются в межгалактическом полете.

Манговый шквал обрушился по органам обоняния отдыхающего Перо, заставив того потревожить зазевавшегося хозяина, что стоял невдалеке и вел неспешную беседу с темным силуэтом, различаемым сквозь пелену ночи. Лонесс, встревоженный таким поведением сторожевого пса, быстро оглянулся на сторожевую будку что сияла во мраке, словно факел, выпущенный из рук незванных гостей для предупреждения приближения к месту.

Лонесс: Пора.

Марта Любина: Куда.

Лонесс: Кто.

Марта Любина: Будка.

Лонесс: Сторожевая.

И они разошлись, не наблюдая за походкой друг друга, но четко улавливая запах цитрусовых, который их соединял встречными ароматами, заставляя быть немного ближе один к одному, Перо же вел хозяина вперед, или наоборот, минуя таким образом дистанцию расстояния.