Читать книгу Шизофрениада, или «Операция S» - Егор Убаров - Страница 2

Думайте, что хотите. Считайте, что сошел Егор с ума окончательно! А буде – смейтесь на здоровье. Только мне, братцы, совсем не до смеху тогда было. Да, признаться честно, до сих пор колотит маненько. Хоть и неделя минула!

А дело было так…

Лежу в койке в прошлую субботу, ворочаюсь. Минут на полчаса вроде задремал, а все одно – не спится и все тут. Мысли разные… исторические, философические, житейские. Одним словом – дилеммы в голове и вопросы… вопросы. А намедни-то чайком фамильным баловались, да не по одному стакану. Мне бы поспать, а физиология предательская заставляет подняться. Видать, приспичило изнутри. Против такого природного позыва, сами знаете, любой бессилен.

Сунул я ноги в тапки и к дверям. Поворачиваю налево к туалету. Смотрю: дежурная сестричка с этим новым санитаром воркуют. Дон Хуан этот ей зубы кажет, хихикает. Видать, весело им, молодым-то. На меня и не посмотрели даже. Не досуг, видать.

Сделал я свои дела. Все чин чином. Только начал к умывальнику подходить, чтобы руки ополоснуть, чувствую: вроде как пол подо мной качнуло. Странно… ведь не половицы, а плитка на растворе?! Я это качание хорошо знаю. Ученый! Еще со Спитака. Мы тогда как раз в Армении в командировке были. Ну вот… пару раз слегонца качнуло и перестало. Ополоснул я руки, на харю свою небритую полюбовался в зеркале и – к дверям. Сам думаю про себя: а эти голубки заметили землетрясение-то или нет? Хотя вряд ли. Приоткрыл дверь туалетную, глядь: а за дежурным сестринским столом – никого! Выходит так, что нарушают, молодежь, производственную дисциплину. Поворачиваю голову влево, в сторону лестницы. И тут… вижу: метрах в пятнадцати от меня приближается в мою сторону человек. Не велик ростом, во френче военном и… в сапогах! А во рту – трубка! И в этот самый момент дежурный свет в коридоре стал осечки давать. Лампочки замигали. То ярче, то тускней!

А мне-то уже совсем не до проблем с электропроводкой стало. Я по-шустрому – шаг назад, в уборную. Дверь тихонько притворил. А сам за ручку и держу плотно, чтоб не открыли. Хотя и понимаю теперь, что хоть держи не держи, а если б кому вздумалось открыть, то я бы вместе с дверью и с ручкой в коридор то пулей вылетел! Короче, за ручку-то я держу дверь, но чую, что она – эта ручка, меня держит. Отпусти я ее, – так на пол бы кафельный так бы и шмякнулся. Нервы-то все силы подкосили. Держусь за дверь рукой, а головой к стене холодной прислонился. Сам – ни звука! Только пульс собственный слышу. А еще… шаги!

Шаги приближаются!.. Вот и с дверью поравнялись!.. Я глаза зажмурил и приготовился орать, что есть мочи. Однако сил даже на шепоток не хватает. И тут движение остановилось. Слышу, кто-то прямо напротив у дверей моих стоит. И вот тут, что удивительно, страх пропал куда-то! Время остановилось. Или… изменилось как бы. Секунда-другая, слышу: пошел этот кто-то дальше, но не дале стола дежурной. Тут ножки стула по полу скребанули. Ага, про себя думаю, за стол видать усаживается. Куда ж санитары-то смотрят? Дрыхнут, что ли, все? Ну хоть бы один кто вышел?! Ни звука!

Выходит, что только двое нас: Я – в туалете и Он – там, в коридоре!

Потом чей-то голос нормальный, не загробный, человеческий произнес: «товарищ Сталин, связь с Рейхсканцелярией установлена! Гитлер – у аппарата. Соединять?»

Грешен я, признаюсь! Не выдержал, любопытно стало. Понимать-то про себя понимаю, что, мол, все, брат Егор, пришел твой последний галлюциноз-умопомрачение! А все же дверцу тихо-тихо так приоткрываю и в щелочку высматриваю.

Что за светопреставление? Да это уж и никакой не коридор больничный! Хоть верхний свет и слабенькой, а видно четко: рядом с палатами нашими, на том самом месте, где санитар с сестричкой ворковали – кабинет! Вернее, часть кабинета, как на сцене в театре. Как выгородка в съемочном павильоне! Сзади кабинета – стеллажи казенные, письменный стол с лампой, телефонный аппарат. И все это прямо в открытый проход больничного коридора на нашем этаже упирается! А за столом… спокойно, братва! За столом – Сам Иосиф Виссарионыч. Прям как в кино или на картине! На лице – тень от абажура лампы. В левой руке – трубка. И дымок из нее тоненькой струйкой. И… запах! Запах дорогущего табака, импортного.

«Да, – говорит, – товарищ Поскребышев, – соединяйте!» Правой рукой трубку телефонную к уху подносит, а эту курительную – в пепельницу кладет. Ладонь на столе держит. Вижу: волнуется… сильно!

И тут, то ли слух у меня особый прорезался, то ли мембрана мощная была в аппарате, а слышу явно, что по ту сторону кто-то слова произносит. Но речь не знакомая, не наш язык! Я напрягся ухом и тут начинаю все понимать. По-русски! Талантов, ребятки, еще ведь никто не отменял…

– Доброй ночи, товарищ Сталин!

А может, геноссе или комарад – мне все едино! Перевожу автоматически, не задумываясь, так-то!

Сталин:

– Хотелось бы и вам пожелать того же, господин Гитлер! Хотя, думаю, что в этот исторический переломный момент мы, лидеры двух сильнейших держав Европы, можем общаться друг с другом на «ты» и по имени. Политическая обстановка последних недель убеждает меня в том, что это будет наш первый и последний разговор. Неофициальный и откровенно прямой! Не буду скрывать, что не все товарищи из Политбюро ЦК одобрили бы этот наш шаг к двусторонним личным переговорам. По спецканалам мне доложили, что вы, Адольф, проявили искренний интерес к проведению такой заочной личной беседы. Не скрою, я колебался, но, в конце концов, принял решение. Итак, я слушаю вас!

Слышу, что на том конце провода заминка, потом… странный звук?.. Такое бывает, когда горло комом перехватывает и меха силу голосу не обеспечивают в нужной мере. Но все же Гитлер взял себя в руки и продолжил.

– Уважаемый Иосиф! Я как лидер Германии… со всей прямотой и откровенностью хочу сказать (тут Гитлер осекся на секунду!) хочу сказать, что, не смотря на наши политические разногласия и даже прямое противостояние, вы – единственный политический лидер Европы, говорить с которым откровенно, напрямую – для меня есть большая честь. Скоро, видит Бог, очень скоро обстановка в мире кардинально поменяется. Изменить что-либо уже не в моих силах. Вероятно, вам это так же хорошо известно. Иначе бы вы не приняли моего приглашения к этому разговору. В канун этих драматических перемен мирового масштаба я бы хотел… мне казалось необходимым сказать это… что я…

Тут Сталин не выдержал и говорит по-простому, прямо и по-человечьи:

– Адольф, Рубикон вами еще не перейден! Еще есть время все исправить. Сделать единственно верный шаг назад от той пропасти, в которую хотят столкнуть все страны Европы! Вы опытный политик и прекрасно понимаете, под какой мощный молот Советской Красной Армии хотят бросить не только будущее самой Германии, но и всей Европы эти сценаристы Глобального Апокалипсиса! Одумайтесь! Примите верное и незамедлительное решение.

Со своей стороны, я, секретарь ЦК ВКП(б) товарищ Сталин, гарантирую вам и народу Германии военную поддержку, если потребуется, и вашу личную безопасность! Еще никто, ни один оккупант, вторгнувшись в наши пределы, не уходил из них со щитом. Вспомните тевтонцев, Наполеона, наконец! Адольф, вы слышите меня?

На том конце – секундное молчание, какие-то странные гортанные звуки. Затем Гитлер, словно приговоренный к тому, чтобы расставить, наконец, все точки над «i», произнес странную фразу…

– Мне тяжело это говорить, но обратный отсчет уже запущен! И эту колбу песочных Часов Времени не в силах перевернуть даже длань Господня! Рука, натянувшая веревку Колокола, уже не в силах удерживать ее! Очень скоро Небесный Звон возвестит о начале страшных перемен. Это знаете вы и это ясно понимаю я! Но, Иосиф, к сожалению, проблему выбора доктора Фауста еще никто и никогда не мог разрешить на этой бренной земле!

Сталин:

– Одумайтесь, Адольф, одумайтесь! Возьмите себя в руки. Ведь вы солдат, фронтовик! Мужчина, в конце концов! От вашего решения зависит жизнь и судьбы миллионов людей на планете! А может, даже и само существование всей нашей цивилизации, черт возьми! Иначе… иначе вас проклянут потомки!

Да… так еще Иосиф Виссарионыч, наверное, никогда не разговаривал ни с одним политиком или главой государства. Ни тебе усмешки, ни тебе лукавых глаз. Наоборот – лицом побелел. Сам серьезен… страшен!

Гитлер:

– Иосиф, к сожалению, мне не дают выбора… Вернее, я хотел сказать, что у меня его попросту нет! Прощайте, товарищ Иосиф!

И, видать, повесил трубку, закончил разговор. А Сталин еще трубку-то эту у уха держит. Тут и секретарь нарисовался. Сталин передал ему аппарат. А сам перед собой прямо смотрит, не моргнет даже! Попытался раскурить трубку, что в пепельнице остыла. Но то ли забил плотно, то ли влага там скопилась, а все одно – не раскуривается родимая ну никак!

Тут уж и я встрепенулся. Сколько же еще мне тут в уборной на холоде-то стоять. Зуб на зуб не попадает. Видать от нервов. И знобить меня стало, лихоманить. Эх, думаю, была не была, открою дверь, выйду в коридор и прямиком к себе в палату просквожу по-скорому. Выбираюсь потихоньку, а дверь подлая – поскрипывает! И вот вам явление, картина маслом.

Сидит сам товарищ Сталин за письменным столом, а перед ним – субъект-инопланетянин, то есть я. В пижаме казенной, да в шлепанцах на босу ногу.

Товарищ Сталин, видать, шум петель уловил, повернулся в мою сторону. Тут у меня и ужас, и струя холодного пота по спине аж до самой задницы обдала! Ни жив ни мертв. А взгляда от Сталина отвести не в силах. Как будто в ступоре. Смотрит Иосиф Виссарионович в мою сторону, но куда-то рядом со мной, в полуметре от моей особы. Значит, не видит, задумался он видать крепко.

Раз такое дело, думаю про себя: есть у тебя, Егор, пять секунд на то, чтобы в живых остаться и, может, даже мозгами не поехать окончательно. Тапки – в руки, и босиком скоренько к своей палате!

Шмыгнул я за дверь, головой к ней прислонился с обратной стороны. Стою! Замечаю, однако, что ничего не слышу. Обычно вы же храпите как насосы неисправные. А тут – тишина… гробовая. Ни звука, ни лязга пружин кроватных, ничего! Как в нашем морге при лечебнице, ей-богу! Сколько времени я так простоял, десять минут или час, я так и не понял. Только вдруг почувствовал какое-то движение вокруг, легкий ветерок. Как будто что-то меняться стало!

Увидел я фонари в парке, услышал кашель. Потихоньку все стало наполняться привычными звуками, живым цветом, формами и очертаньями. И вроде как стою я твердо на своих двоих, и сам себя прежним ощущаю, как раньше. Тут и шум знакомый, и шаги людей в коридоре, и голоса проявились. Выглянул. Так и есть! Наша-то сестра дежурная опять с этим барсуком-санитаром, с альфонсом этим кокетничает. А где же они, родимые, раньше-то были? Когда на этом самом месте сам Сталин Гитлера совестил?! А вдруг и не отлучались никуда? Тогда как же так? Да… нестыковка!

Тут, ребята, и меня самого в сон потянуло. Будто разом все силы тело покинули. Думаю: скоро ведь рассвет. Глянул на часики наручные, что Тимоха сын на юбилей мне подарил. Ага, три с половиной часа. Утро, считай! Лето на дворе, светает рано. Июнь месяц…

А справа на циферблате, в окошечке-квадратике, дата – 22 июня…