Читать книгу Свет моих пустых ночей - Екатерина Дибривская - Страница 7

Милослава неуклюже плюхается рядом со мной. Платье задирается кверху, до неприличия оголяя белёсые бёдра. Ладная девочка. Складная. Красивая до невозможности.

Мой взгляд с трудом переходит от созерцания красивых женских ног выше. К не менее красивой, крепкой и высокой груди девушки.

Под тонким хлопком цветастой ткани отчётливо виднеются бусины сосков. Мой рот непроизвольно наполняется слюной, а жар приливает к паху, моментально делая меня твёрдым. Каменная плоть причиняет неудобство и дискомфорт, но я не подаю виду. Незачем неискушённой барышне вдаваться в разного рода нюансы.

С трудом отрываю взгляд от вожделенных частей тела и поднимаюсь выше. Очерчиваю мысленно пальцем контур пухлых губ, надавливаю чуть сильнее и попадаю в горячий влажный рот. Мила издаёт крошечный стон, посасывая палец. Чёрт! Так и в трусы кончить недолго! Вот это бы случился конфуз!

– Всё в порядке? – спрашивает Слава с улыбкой. – Мне показалось, вы чем-то обеспокоены. Что вас гложет? Ожоги? Случившийся пожар? Авария?

Твоя близость.

– С чего ты взяла?

– У вас было такое спокойное и расслабленное лицо, а потом между бровями пролегла глубокая складка, вы нахмурились, напряглись, – бесхитростно выдаёт девчонка. – Словом, как будто вас что-то внезапно обеспокоило. Так бывает, когда вдруг вспоминается нечто плохое. У меня обычно это ночные кошмары или дурные моменты из жизни.

– И часто тебе снятся кошмары? – перевожу я тему. – Много дурного в жизни успела повидать?

Даже смотрю на неё с интересом. Ну действительно, что там дурного-то могло происходить, за исключением разбойного нападения на их дом и убийства деда?

– В нашей деревушке никто не хотел жить. Все молодые уезжали, и вскоре остались одни старики. Я была единственным ребёнком. Из года в год население сокращалось, я бывала на похоронах более пятидесяти раз. А потом нас осталось вообще трое на всю деревню. – Она замолкает, смещается чуть в сторону – в мою сторону! – видимо, начинает болеть нога. – Вы можете себе представить ребёнка, который ни разу не видел свадьбу, но бывал так много на похоронах?

Слава смотрит в упор. Хмурится. Её ресницы дрожат. Глаза темнеют и увлажняются.

– Нет, не представляю. – честно говорю ей.

– Так вот, я так росла. – быстро облизнув губы, продолжает она. – А когда я выросла, нас осталось трое: я, дедушка и соседка. Мне было семнадцать, когда её не стало. Я побежала на почту, там ещё осталась рация или как там называется эта штука… Не помню. Да это, в общем-то, и неважно. Важно другое: про нас просто все забыли. Вы представляете? Вычеркнули, словно нас и не было вовсе!

– Это ужасно бесчеловечно, – соглашаюсь я.

– А потом эти нелюди, – вздрагивает девушка.

Трясётся, как осиновый лист на ветру. Ничего не могу поделать с желанием, даже нет, острой нуждой, обнимаю её плечи и прижимаю к себе.

Слава делает глубокий вдох, проглатывая мой запах. Я опускаю голову ниже, касаясь носом волос на её макушке.

Как же сладко она пахнет! Амброзия. Пища богов.

Слава пахнет чистотой, невинностью, женственностью. Мне нравится её аромат.

Слава чуть смещает голову, поднимает лицо, заглядывая мне в прямо глаза.

Её губы призывно приоткрыты. Такие сладкие. Такие манящие.

Можно подмять её под себя. Прямо сейчас. Сорвать с её губ первый поцелуй. Запустить пальцы под чёртовы трусики и коснуться девственных лепестков… А можно хотя бы раз в жизни перестать быть долбанным эгоистом и придурком. И я выбираю именно этот вариант!

Неловко отстраняюсь, и девчонка еле заметно качает головой, прикусывая губу.

– Постарайся не думать о том, что чуть было не произошло, – говорю ей. – Я знаю, что порой невозможно выкинуть из головы самые ужасные воспоминания, но если ты будешь постоянно на них зацикливаться, то не сможешь двигаться дальше.

Чёрт! Как же это лицемерно – говорить ей то, во что сам свято не верил все эти годы! Но будет невозможно жаль, если такая славная девчушка погрязнет в жалости к себе и страхе перед миром из-за этого нелицеприятного эпизода.

– И ещё, Слава, всегда помни: в том, что произошло нет твоей вины.

Ещё одно лживое убеждение! Невозможно избавиться от самоистязания, когда всё внутри вопит и сопротивляется.

– Но я же виновата, – шепчет она. – Если бы я не оставила дедушку, не спряталась, не послушалась, возможно, они не убили бы его…

До смачного хруста сжимаю челюсть, клацая зубами.

– Если бы ты не спряталась, они бы истязали тебя часами, вероятнее всего, прямо на глазах у деда. Если бы ты не послушалась его, твоему дедушке пришлось бы умирать, глядя на то, как убивают тебя. Поверь на слово, твоя смерть была бы мучительной, болезненной и унизительной. Ты всё сделала правильно. Ты сильная и храбрая девочка. Уверен, дедушка очень гордился бы тобой!

Слава всхлипывает, припадая к моей груди. Глажу неуклюжими огромными руками её хрупкую спину, не позволяя себе заехать ниже допустимого уровня. Невидимой запретной границы, за которой моя воля может дать сбой.

Она плачет так долго, так горько, что я начинаю переживать. Это точно нормально? Откуда в человеке столько слёз?! Но вот она постепенно затихает, перестаёт вздрагивать и шмыгать носом. Тело обмякает, и вскоре я понимаю, что девушка спит, уткнувшись в меня лицом.

Кое-как подтягиваю одеяло, накрывая Славу, и опускаюсь на подушку, обнимая тонкие плечи обеими руками.

Девчонка вздыхает, устраивается поудобнее, а я не мигая смотрю на её лицо, мокрое и припухшее от слёз. И даже сейчас сложно сходу вспомнить женщину краше!

Полный смятения, зарываюсь лицом в пушистые волосы, прикрываю глаза… и просыпаюсь буквально в следующее мгновение, стоит лишь почувствовать, как она осторожно перебирается через меня.

Открываю глаза, а за окном танцует тусклый свет.

– С добрым утром! – с румянцем смущения говорит мне Слава, зависшая над моими ногами.

Она. Сверху. Чертовски будоражащая картина!

– Доброе утро, – хмурюсь я.

Девушка поспешно скатывается на пол, поправляет платье. Я заставляю себя не смотреть на бесконечные стройные ноги с худыми коленками, на крошечные босые ступни, на острые сливочные грудки с чёртовыми вишенками на вершинах, на яремную впадину, на выпирающие ключицы, на плавный изгиб шеи, на мягкие губы. Но снова и снова терплю поражение.

– Я пойду в душ, – ничуть не помогает мне Мила. – Я позову вас на перевязку?

– Хорошо.

– Если хотите, я обработаю ваши ожоги. Уверена, в этом нет ничего сложного, – смущённо произносит она. – Вам необязательно дожидаться эту женщину.

Мне чудится, или в её голосе звучит недовольство? Интересно! Смотрю на неё с лёгкой улыбкой, и она смущается ещё больше.

– Я пойду..? – Слава мнётся на месте.

– Конечно. Ступай.

Ступай. А я приложу все усилия, чтобы не представлять твоё стройное, упругое тело под горячими струями душа.

За завтраком девушка мнётся, явно что-то спросить желает, да не решается. Спешу на выручку, начиная издалека:

– Сегодня буду делать заказ продуктов с материка, чем тебя порадовать? Пока человек по делам поплывёт, надо пользоваться моментом.

– Мне ничего не нужно, – поспешно отвечает Слава. И краснеет. Её румянец поднимает мне давление и ускоряет частоту сердцебиения. – Разве только… – продолжает, окончательно смутившись, и добавляет еле слышно: – Апельсинов?..

– Хорошо, – киваю, сохраняя спокойствие.

Девчонка жила в богом забытом месте на подножном корму, а ты, Егорушка, о ерунде всякой спрашиваешь!

Решено, значит. Нужно заказать побольше свежих овощей и фруктов. А ещё печенье и шоколад – куда же без них воздушным нимфам, вроде Милославы?

– Что-то ещё нужно? – спрашиваю, понимая, что не попросит, даже если нужно. Придётся мозгами пораскинуть самостоятельно.

– Нет, что вы. Мне ничего не нужно. Спасибо.

– Хорошо, – киваю ей. – Я понял, тебе совсем ничего не надо.

– Вообще-то… – решается она, – я хотела подышать свежим воздухом, но мои вещи…

Всё ещё в безобразном состоянии, да. Лежат на крыльце бесформенной кучей, а у меня никак не дойдут руки привести их в божеский вид.

– … я не могу их найти, – заканчивает девушка.

– Справишься с посудой? – Конечно, справится, идиот! Она же не немощная! Аккуратная, хозяйственная… Слишком уютная. До ломоты в зубах. – Давай ты доешь и приберёшь здесь, а я залезу на чердак и достану ещё вещи, идёт? Всё по-честному?

– Конечно, я буду очень вам признательна! – её губы расплываются в улыбке, и Слава накрывает мою руку своей крохотной ладонью. Маленькая льдинка, не иначе, но от места её прикосновения под кожей разливается пламя. – Спасибо, вы так много делаете для меня.

Смотрит огромными сияющими озёрами глаз, выворачивая душу наизнанку. Я слишком хорошо знаю, каково это – остаться один на один с целым миром. Но у меня был и есть брат. А у этой девочки не осталось никого. Наверное. Может, всё-таки и есть кто на просторах Необъятной?

– Я бы могла готовить и прибираться, – тихо говорит Слава, – пока живу в вашем доме.

– Это вовсе не обязательно.

– Да, но… в качестве благодарности. Мне будет совсем не сложно помочь вам в быту. Разве вам не будет приятно, что кто-то немного позаботится о вас?

Тонкие пальцы, нежные, как лепестки роз, мелко дрожат. Вибрации растекаются по венам, шумят в ушах, странным образом волнуют меня. Синие глаза смотрят пытливо, умоляюще. Почему же ей так важно моё согласие?

– Как знаешь, Слава, – решаюсь я. Признайся же, Егор, тебе просто любопытно, что из этого выйдет! – Настаивать не стану, всё же ты моя гостья, но я и не запрещаю, коли тебе от скуки заняться чем-то надобно.

– Спасибо! – выдыхает девчонка, коротко сжимает мою руку и тут же убирает свою.

Неловко поднимается, позабыв доесть завтрак, и я вдруг думаю: что, если ей моя стряпня не по вкусу, вот и упросила допустить до быта? А я уж было решил…

– У меня совсем нет аппетита, – словно читает она мои мысли. – Может, это из-за болезни или из-за того, что я постоянно думаю о доме?

– Ну, ничего. Скоро появится.

– Вот я и решила немного погулять, – признаётся она. – Развеяться.

– Аппетит нагулять, – поддакиваю ей. Пусть уж лучше приходит в себя скорее. Нечего предаваться самобичеванию.

– Хотя бы просто на некоторое время отключить поток мыслей в моей голове. Никак не могу перестать думать о дедушке…

Я поднимаюсь, не зная, как она воспримет новость. Не хотел давать ей ложных обещаний, не будучи уверенным на все сто, но сейчас понимаю: глупо держать её в неведении.

– Кстати, о дедушке, – тихо говорю ей. – Я договорился со знакомыми спасателями, чтобы его тело доставили сюда для похорон. Там этим заниматься некому, да и сюда с материка тебе будет проще добираться… когда ты уедешь. Прости, что решил без твоего ведома, но…

Слава не даёт мне договорить. Бросается на шею. Повисает, отрывая ноги от деревянных половиц. Утыкается лицом куда-то в бороду и плачет.

Нерешительно обхватываю руками талию, контролируя себя с особой тщательностью. Не время для моих дурных мыслей. Не сейчас. И никогда.

***

Нерешительно стучу в дверь костяшками пальцев. Всё ли перемерила? Подошло ли что-то?

– Заходите!

Заглядываю внутрь и осматриваю девушку. Спортивные брючки и толстовка из утеплённого мягкого трикотажа сели идеально. На кровати лежат ровными стопочками и другие шмотки моей жены, кажется, приобретшие новую хозяйку. Конечно, на Славе вещи смотрятся несколько иначе, но… Тем не менее она не будет стеснена первое время, а там видно будет.

Первое время? Эк тебя, Егорушка, понесло не в те дебри. Уж не решил ли себе оставить?..

– Кажется, нормально, – девушка крутится у зеркала, показывая мне свой выбор. – После прогулки посмотрю дальше. Не хочу вас задерживать.

– Не торопись. Я никуда не опаздываю.

Но Слава подхватывает из другой коробки меховые угги, берёт с кровати парку и идёт в мою сторону.

Зря я это затеял. Чую, сейчас пойдут судачить направо и налево, кого это выгуливает Егорушка.

– Я уже готова. – улыбается она.

Лицо, опухшее от слёз. Смущённый румянец. Мне остаётся только взирать со стороны, как она обувается, натягивает и застёгивает куртку и нетерпеливо оборачивается ко мне.

Мы одновременно тянемся к ручке двери, и наши руки врезаются.

– Ой, – Слава резко убирает руку. – Простите!

– Ничего страшного. – заверяю её.

Касаться оголённой прохладной кожи всё равно, что касаться шелковистых лепестков розы. Нежная, хрупкая… Того и гляди, сожмёшь неловко пальцы, переломается, пойдёт трещинами. Не для таких мужланов вылеплена, одним словом.

Стоит ступить на порог, как Дик заходится лаем.

– Придётся взять его с собой, не испугаешься?

Внимательно смотрю на её лицо, пытаясь уловить хоть малейшие нотки страха, но ничего такого нет и в помине.

– Я не боюсь собак, – говорит Слава.

Да, только темноты.

Подхватываю Дика на поводок, и он сразу кидается к девушке. Она вздрагивает, вызывая у меня добрую усмешку.

– Дик, нельзя! Не пугай Славу, – подтягиваю поводок на себя.

Но девчонка смело шагает вперёд, беспечно кладёт ладонь на мохнатую голову и гладит. Я застываю в напряжении, готовый в любой момент оттянуть пса. Но этот предатель только подставляет свой влажный нос для внезапной ласки.

– У нас тоже раньше была собака. Не очень крупная дворняга. Всегда бегал со мной на рыбалку, за грибами и ягодами. – рассказывает Слава, начёсывая моего пса. – Рексу очень нравилось, когда я вот так его чухала! Вот и вашему красавцу очень нравится, да, Дикуля? Нравится тебе, хороший мальчик?

Смотрю на продажного защитничка, растёкшегося лужицей у её ног. Вспышка злости разгорается внутри. Яркая. Неконтролируемая. Не поддающаяся ни логике, ни здравому смыслу. Я же не ревную своего пса к чужому человеку, правильно? А что со мной тогда? Зависть?

Усмехаюсь своим мыслям. Дожил! Прав был Никанорыч, давно надо было завести хоть какую постоянную бабу, тогда и не мечтал бы оказаться на месте пса. Слава поднимает на меня взгляд:

– Он такой ласковый. Замечательный пёс.

– Много кто мог бы с тобой поспорить.

– А чего спорить? Вот она правда, – девушка шумно целует Дику нос, и я морщусь.

– Ладно, довольно телячьих нежностей, – командую им обоим. – Пойдём гулять, пока я не передумал!