Читать книгу Хоккёкусей. Сила стихий - Екатерина Ивицкая - Страница 8

Кагеро проснулась ближе к полудню и чувствовала себя совершенно разбитой. Она долго лежала, расслабившись на подушках, и концентрировалась на своем дыхании: так в голову не приходили видения и воспоминания прошлых лет. И вчерашнего дня.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Почувствовав себя чуть лучше, она попыталась подняться, но первое же резкое движение отозвалось иголочками боли в голове.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Медленно и осторожно она дошла до стены, затем, придерживаясь ее, – до двери и на галерею. Яркий солнечный свет и шум стали испытанием для зрения и слуха, поэтому ей снова пришлось остановиться.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Последние силы у нее ушли на то, чтобы спуститься по лестнице, дойти до столовой и упасть на подушки, аккуратно разложенные у стола. Молчаливые слуги, помнящие, что княгини не было за завтраком, быстро поставили и чайные принадлежности, и легкие закуски, чтобы она могла восстановить силы. Первые глотки горячего чая принесли облегчение ноющим мышцам спины и убрали озноб, однако не избавили от звона в ушах. Кагеро съежилась, спрятала лицо в ладонях и продолжала глубоко дышать, отгоняя голоса прошлых лет: если раньше во снах Ооками просто умирал, то теперь она в деталях видела как.

В таком виде Кагеро нашли обеспокоенные друзья, сначала не разглядев ее, полностью вжавшуюся в подушки, а затем ужаснувшись состоянию.

– Чем вы меня вчера опоили? – чуть слышно спросила она, найдя в себе силы заговорить.

– Кагеро, это было просто снотворное, – испуганно ответила Тора, опускаясь рядом. – Ничего больше…

Она никогда не видела такой реакции на свои снадобья: обычно они даруют крепкий восстанавливающий сон, а не усугубляют измученное состояние.

Кагеро ничего не ответила, только покачала снова опущенной на ладони головой.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

– Похоже, я стала терять форму… – она нашла силы горько усмехнуться. – Вчера я допустила целых две ошибки, и обе могли мне стоить жизни: повернулась спиной к человеку, которого считала другом, и выпила то, что мне дали, даже не спросив. С таким же успехом я могла выпить и яд…

– Кагеро, простите… – Асунаро, предусмотрительно державшийся на расстоянии, чувствовал себя неловко в такой ситуации, но она не дала договорить, жестом останавливая его.

– Советник, я прекрасно понимаю, что это были не вы. Мне просто надо еще немного времени, чтобы это осознать.

Разговор с друзьями изматывал: она не могла больше сдерживать воспоминания и те начинали брать над ней верх. Кагеро попыталась встать, но потерпела неудачу: в висках пульсировала кровь, и она измученно посмотрела на Итачи.

– Помоги мне, пожалуйста, подняться, – тихо проговорила она и протянула дрожащую слабую руку.

Итачи бережно удержал ее и хотел было проводить к выходу, но она сама выпустила руку и сделала несколько шагов в сторону внутреннего двора.

– Прошу вас, – она обернулась к Торе и Асунаро. – Не ищите меня сегодня. Я выйду из комнаты сама, когда мне станет немного легче. Сейчас я… не способна адекватно все воспринимать.

С этими словами она медленно удалилась, придерживаясь за стены и лестничные перила, оставив друзей в тягостном молчании, которое немного погодя прервал Итачи.

– Я знал, что ей нельзя было давать снотворное, – нехотя признался он. – Но она была вчера в таком шоке, что это казалось единственным разумным выходом.

– Почему нельзя? – спросила ошарашенная результатом своих действий Тора.

– Видишь, в каком она сегодня виде? Если бы снотворное помогало, Кагеро бы ночами не махала катаной на заднем дворе. Татегами рассказывал, что в таком состоянии – когда ей плохо физически – она не может контролировать воспоминания. А ей есть кого и что вспоминать: Саме, Кайри, свои потери и близких людей. Они приходят к ней, разговаривают и снова умирают на ее глазах. Пока Кагеро бодрствует, она так или иначе справляется. Но во сне это происходит как наяву, и, принимая снотворное, она не может проснуться и избавиться от кошмара: она вынуждена проживать эти воспоминания от счастливого начала до трагического конца.

Ошеломленная таким откровением и тем, что поспособствовала возвращению кошмаров подруги, Тора прижалась к молчавшему мужу в поисках поддержки, и тот обнял ее.

– Такое ощущение, – тихо проговорила она, справившись со своими переживаниями, – что этот палач сначала пытал тело Ооками, а потом переключился на Кагеро и добивает ее душу.

Асунаро крепче прижал жену к себе и ответил:

– Этот человек не мог знать, что она так отреагирует на его действия…

– Но нападение было именно на Кагеро, а не на нас! – возразил Итачи. – Разбойник был только один, и он точно знал, куда она направилась. Кроме того, он превратился в тебя, а не в того же Ооками или меня. Палач словно знал, чье нападение будет самым болезненным: если бы я на нее напал, она бы скрутила меня в два счета, а от внезапного появления еле живого еще утром мужа сразу бы заподозрила неладное.

– Что произошло между ними? Тем Асунаро и Кагеро? – Тора не хотела представить даже, как подруга отреагировала на нападение ее мужа.

Рассказывать о том, что казалось очевидным, ни один из них не хотел.

– Мы не знаем, – уклончиво ответил Асунаро. – Когда мы пришли, бой уже закончился, нападавший был без сознания, и Кагеро лишь оставалось добить врага. А после она не была особо разговорчива… Итачи, ее состояние – оно долго продлится? Надо бы обсудить дальнейшие планы.

Тот лишь пожал плечами – он только слышал рассказы Татегами, но сам никогда не видел ее в таком виде.

– Без понятия… Если не сегодня, будем надеяться, что завтра. Она знает, как справиться с этим… Просто ей надо время.

– Хорошо, тогда я возвращаюсь во дворец и потом на рудники. После моего вчерашнего визита там поднялся большой шум. Пытаются опознать человека, который напал на Кагеро, но пока безрезультатно.

***

Кагеро просидела весь день рядом с кроватью Ооками, погрузившись в медитацию, которая позволила ей уже к вечеру восстановить физические силы. Душевное состояние было не так стабильно, она сражалась с видениями и продолжала упрекать себя за непредусмотрительность: не могла смириться с тем, что инстинкты сработали не так, как следовало бы. Присутствие так и не пришедшего в себя мужа отгоняло воспоминания, но с самобичеванием, увы, бороться не помогало.

Когда сумерки окутали дом и его обитатели стали готовиться ко сну, Кагеро нашла в себе силы размять затекшие ноги: выскользнула на галерею, прислонилась к резной колонне и стала разглядывать полную луну, повисшую над противоположным крылом поместья. На галерее раздались шаги – Асунаро возвращался в свою комнату, которая была в самом конце того же крыла. Почти поравнявшись с неподвижно стоящей женщиной, он негромко окликнул ее:

– Кагеро, как вы…

На этот раз инстинкты сработали даже с избытком: клинок со свистом вылетел из ножен, и через мгновение острый кончик катаны остановился в опасной близи от шеи Асунаро. Тот замер, смотря в пустые, ничего не выражающие глаза княгини. Все произошло за одно мгновение, практически бесшумно, никто из стражников, охраняющих ночной покой жильцов дома, не узнал об опасности, грозящей их господину. Однако этого шороха было достаточно, чтобы забеспокоилась Тора: она выглянула из спальни, чтобы посмотреть, что задержало мужа, и издала возглас изумления. Итачи, чья комната находилась ближе к центру поместья, услышал его и выскочил с мечом наголо, однако, увидев замерших в опасной ситуации друзей, остановился, спрятал клинок и принялся лихорадочно соображать, как оттащить тещу от хозяина дома.

Но ничего делать не пришлось: прошла еще пара ударов сердца, и Кагеро разжала пальцы, а катана, звонко стуча о каменный пол, покатилась от своей хозяйки. Кагеро сникла, закрыла лицо руками и прислонилась спиной к колонне.

– Простите, – ее голос звучал глухо. – Он слишком был вами, чтобы мне не хотелось перерезать горло и вам… Я думаю, мне лучше уехать, хотя бы в Игуру-су…

Асунаро инстинктивно провел рукой по горлу, там, где еще недавно ощущал прохладную сталь клинка, немного помедлил, поднял с пола меч Нии-ши и почтительно протянул его владелице.

– Нет, это мне не следовало окликать вас или подходить ближе, зная о вашем состоянии, – он старался говорить размеренно и негромко, чтобы успокоить княгиню. – Я сам невольно спровоцировал вас. Так что примите мои извинения, впредь буду более осторожен.

Собравшись с силами, Кагеро посмотрела в глаза другу, которому только что чуть не перерезала горло. Не видя в них ни страха, ни обвинения, а только уверенность, поддержку и сопереживание, она почувствовала себя легче: с поклоном приняла катану и плавно заложила обратно в ножны. Облегченно вздохнув, Асунаро обернулся к Итачи и Торе и легко кивнул, показывая, что ситуация теперь находится под контролем. Но все же предусмотрительно сделал несколько шагов в сторону, чтобы кончик клинка больше не мог коснуться его шеи.

– Я думаю, нам необходимо обо всем этом открыто поговорить, – Тора наконец обрела дар речи, решила взять ситуацию в свои руки и обратилась к Кагеро: – К тому же тебе надо хоть что-то съесть, ты без еды с утра и еле держишься на ногах. Иди на террасу, я прикажу слугам принести тебе ужин. Мы все на взводе, надо решить недомолвки между нами, и прямо сейчас!

***

Ооками пришел в себя, и тело сразу изогнулось от боли. Судорожно вцепившись руками в подушки, он с облегчением выдохнул, осознавая, что более не прикован к столбу в пещере. Подняв голову, он осмотрелся и понял, что лежит в незнакомой комнате, освещенной тусклым магическим источником света. Потребовалось несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить бешено скачущее в груди сердце. Ооками пригляделся и понял, что уже видел эти узкие стрельчатые окна – точно такие же были во всех жилых комнатах поместья Асунаро. Позволив наконец себе расслабиться, он попытался вспомнить, как ему удалось спастись, но тщетно – память, словно подчиняясь заклинанию, такой возможности не давала.

Следующая мысль была о Кагеро – он не сомневался, что Асунаро не стал бы скрывать от нее местопребывание мужа, и огляделся в поисках подтверждения. Обычно, когда они останавливались в Уките, им выделяли другую комнату – эта была ему незнакома, однако, осмотревшись, он заметил в углу свой сундук для вещей и заставил себя подняться: сначала тяжело оперся на локоть, затем медленно встал на ноги. Перед глазами замелькали черные точки, но он удержался – желание увидеть жену наяву, а не в видениях, вызванных болью на грани потери сознания, было настолько сильным, что подпитывало больше магии.

На нем были надеты лишь исподние штаны – Ооками медленно подошел к сундуку и открыл: рядом с белым тонким кейоги жены лежали его темно-коричневые хакама и зеленое кейоги, а поверх одежды – аккуратно сложенная черная лента, которой он обычно схватывал спадавшие на лицо волосы. Не удержавшись, он провел рукой по кейоги Кагеро, словно касаясь пальцами ее самой, и едва уловимый столь родной аромат жасмина подтвердил: жена в доме, где-то недалеко…

Тусклого света, заливавшего комнату, было достаточно, чтобы разглядеть шрамы, которые покрывали руки и грудь, и Ооками в очередной раз заметил, что не может думать о них: словно незамысловатые узоры, переплетения местами воспаленных ранок были на его теле всегда, и то, как они появились – никакого значения не имеет. Мягкая ткань кейоги скрыла шрамы, лента убрала мешающие волосы, обернутое вокруг талии оби и надетые поверх хакама завершили столь тяжелый в этот раз процесс одевания. Потребовалось сделать еще несколько глубоких вдохов, чтобы передохнуть. Решительно собравшись с силами, Ооками дошел до двери и шагнул на галерею второго этажа – в надежде понять, где именно находятся его друзья.

Стрекот цикад был едва слышен, полная луна высоко стояла на небе, и Ооками понял, что в Уките уже поздний вечер, если не ранняя ночь. Снизу доносились голоса, и он, тяжело опираясь на мраморные перила, двинулся по направлению к террасе первого этажа – обычного места для разговоров и вечернего времяпровождения. Спуститься по лестнице было нелегко – ноги после стольких дней бессознательного состояния еще плохо слушались, однако усилием воли ему это удалось. Пересечь парк уже было проще – Ооками показалось, что он слышал голос Кагеро, и он поспешил на него, понимая, что еще немного, и видения смогут стать реальностью.

На подушках действительно сидела она – в окружении друзей. Его тихое появление у входа осталось незамеченным, и Ооками понял, что не может произнести ни слова, чтобы привлечь внимание к себе – он привалился к косяку и просто смотрел, не мог оторвать взгляда от поникшей, расстроенной и чем-то угнетенной жены. Он словно издали слышал восклицания Торы, видел дернувшуюся как от удара Кагеро. Ооками следил за каждым ее жестом, за каждой морщинкой, недовольно пересекавшей ее лоб, – и заметил тот миг, когда она почувствовала, что он смотрит на нее: медленно, словно, не веря мимолетному порыву, Кагеро подняла голову и взглянула ему в глаза…