Читать книгу Хроники особого отдела - Екатерина Селезнева, Е. В. Селезнёва - Страница 3

«Случайность символизирует собою открытость мира, открытость будущего, встречи с ранее неизвестным»

Ю. В. Сачков

Город нас не вдохновил и был похож на все провинциальные города России, безликие деревянные строения сменились пятиэтажками и поэтому мы задремали опять, так и не увидев местных достопримечательностей, если они и были. Проснулись мы от вопля шофёра:

– Вы что спите-то? Красота-то какая.

Мы зароптали, но стали смотреть по сторонам. Он был прав, дорога, по которой мы ехали, была сказочной. Справа и слева высились поджарые сосны в шапках снега, лихо сдвинутых набекрень, а из сугробов, вплотную придвинувшихся к дороге, торчали сосны-малышки, похожие на сгорбленных гномиков. На иногда встречавшихся полянках кусты бересклета и поросль молодых берёзок, заваленных снегом, превращались в сказочные деревушки хоббитов.

Когда мы подкатили к профилакторию и обнаружили на огромных воротах амбарный замок, я не удивилась. Боб вылез, проваливаясь по щиколотку, добрёл по занесённой снегом дорожке до ворот и загрохотал в них, вопя:

– Я вас засужу! Такие деньги, а закрыто.

Шофёр осторожно осведомился:

– Выходить будете?

– Кай! – жалобно пискнула Гусёна

В отличие от многих я знала, что если что-то эдакое случается, то у владельцев или начальства всегда найдётся отмазка. Никогда не понимала слезомойства, поэтому принялась обдумывать вечный российский вопрос «Что делать? ». Отвлекло меня общее хоровое «Кхм». Я повернулась к Гусёне.

– Помолчи! Надо подумать, – уезжать из этой сказки не хотелось, и тут меня осенило. – Боб! Посмотри, может там что-нибудь написано?

Боб добрёл до будочки у ворот, постучал в её дверь, потом помахал нам и побрёл к машине.

– Девчонки! У них из-за дизентерии карантин. Отдыхающих просят либо вернуть путёвки, там есть адрес в Сызрани, либо продолжить отдых в Гостевом доме «Чистое блаженство», на тех же условиях, что и в путёвке.

Гусёна постучала по плечу шофёра.

– А что-нибудь слышали про этот Гостевой дом?

Шофёр хмыкнул.

– Это Тамаркин что ли? Странно, что вас не предупредили. Я уже туда отвёз несколько человек, остальные, наверное, сдали путёвки. Те, кто сдал, ещё и компенсацию получили. Мне приятель рассказал, он их в эту фирму в Сызрани возил.

– Зачем нам компенсация, если у нас отпуск пропадает?! – возмутился Боб. – Кайка! Гусёна!

Я тронула за руку шофёра.

– А большой дом?

Таксист поджал губы.

– Да чуть меньше профилактория, но все наши слуги народа там любят отдыхать. Очень там хороший массажист и бочки.

– Какие бочки?

– А Тамарка сделала такие же бочки, как на Алтае, в Белокурихе. Сидишь в бочке из определенного дерева и паришься в пару из лекарственных трав. Говорят, лечит всё, от подагры до маразма, – шофёр подмигнул нам.

– Боб, лезь обратно! Поедим в это «Блаженство».

Только Боб подошёл к машине, как неожиданно на дорогу из-за заснеженных кустов, вылезла заплаканная бабка. Мы переглянулись. Бабка затрясла головой и заголосила:

– Кошелёчек!

– Господи! – Гусёна выскочила из машины, вытащила из кармана куртки облатку с валидолом и сунула бабке в рот. – Бабуля, что случилось?

– Кошелёчек, – плакала бабка, закрыв лицо морщинистой лапкой, – отняли ироды.

– Вот твари! – взбесилась Гусёна.

А мне стало не по себе. Как это отняли? Мы здесь уже минут пять валандаемся, а кроме птичек никого не слышали. Видимо не только меня посетили сомнения, потому что Боб прочирикал:

– А где и когда отняли?

– Утречком, – у бабки тряслась голова от усилия рассказать. – Два ворлагана. Я путь решила сократить, вот и сократила, дура старая. Купила молока.

Боб вздохнул и вытащил бумажник, а затем выудил из него тысячу. Я точно знала, что она у него последняя. Почему-то мне казалось, что бабка врала, но, зная характер Боба, мне не захотелось его останавливать. Боб шмыгнул носом и начал процесс восстановления справедливости.

– Вот что бабуля, я не знаю, сколько отняли, но уж на молоко найду денег. Бери тысячу. Не смотри, что на ней фломастером иероглиф нарисован, она настоящая.

– Да ты что, внучек! У меня-то и было-то, только триста рубликов.

– А фиг с ними. Бери! От чистого сердца даю. Прости, бабуля, за всех мерзавцев, что обидели тебя. Поверь, дал бы больше, но она у меня последняя, а мелочь не в счёт.

Старушечья рука сильно дрожала, когда брала эту тысячу.

– Не жалко?

– С чего бы это? Ещё заработаю. Я такой, что из говна конфету сделаю. Не расстраивайся, бабуся! Если есть справедливость, не впрок им будут деньги, всё просрут, – попытался её утешить Боб. – Это я тебе, как программист говорю. Жизнь она всё трансформирует как надо.

Бабка погладила тысячу и прошептала:

– Спасибо внучек. От меня ушло, ко мне и вернулось. А ты что же, трансформер?

Боб захохотал:

– Бабуля, трансформеры только в кино, а я – программист. Я же говорил.

– Ну, пора мне, побреду я домой, – бабка медленно пятилась в кусты.

Гусёна ахнула:

– Да куда Вы? Кай, ну скажи ей. Может её надо проводить?!

Бабка цепко осмотрела её, меня и опять попятилась. Мне стало её жалко.

– Гусёна! Не лезь к ней. Она теперь никому не верит, а там, наверное, у неё тропочка есть. Смотри, у неё валенки только по щиколотку в снегу.

– Прощайте, – старуха нырнула в заснеженные кусты.

Я, чтобы подбодрить её, крикнула:

– Не волнуйся. Всё будет хорошо! Добро всегда побеждает.

Таксист прокашлялся.

– Девчонки, поторопитесь! Нам ещё минут двадцать ехать, если вы к Тамарке надумали. Давайте-давайте, мне ещё возвращаться.

Боб уставился на меня.

– Не смотри! – рассердилась я. – Конечно, мы поедем туда. Разве можно пропустить такое.

– Какое? – пропыхтел Боб, втискиваясь на заднее сиденье.

– Где ещё обещают Чистое блаженство?

Через двадцать минут довольно быстрой езды по узкой дороге между высокими соснами, с ветвями на макушке, и заснеженными вязами мы оказались на поляне. В дальнем конце поляны за настоящим деревянным частоколом виднелся двухэтажный срубовой домина, недалеко от него за срубом стоял изящный флигель в стиле «теремок». От дороги между сугробами вилась неширокая утоптанная дорожка к монументальным деревянным воротам, на которых славянской вязью было вырезано «Чистое Блаженство».

Таксист, покашляв, буркнул:

– Вытряхивайтесь, молодые люди! Мне ближе не подъехать.

Вздыхая и охая, мы вытащили свой скарб. Гусёна расплатилась с таксистом, и мы потащились к воротам по шелковистой снежной пыли, покрывшей дорожку. Таксист бибикнул и, развернувшись, скрылся за поворотом. Боб, как истинный рыцарь, донёс наши чемоданы и свой рюкзак, а мы уж доволокли лыжи и наши дамские сумки, как называла наши хозяйственные баулы, Гусёна.

У ворот присоседилась резная избушка, с окном из которого высунулась рожа с окладистой бородой и сочным басом потребовала:

– Путёвки! – Гусёна жестом фокусника откуда-то извлекла путёвки и сунула ему под нос. Бородатый задрал лохматые брови. – Ого, двадцать дён! Только здесь молодёжь скучает.

Я одёрнула его.

– Может надо нам поразмышлять о будущем в покое.

Старикан хохотнул.

– Покой нам только снится. Ну, проходите. Если что, меня Пахомычем кличут. Только стучите, я на крики не реагирую.

Мы даже не отошли, а из избушки-будочки уже раздался храп. Боб с уважением чирикнул:

– Работает, надрывается.

Площадка перед входом была очищена, дорожки утоптаны. Гусёна укоризненно посмотрела на Боба.

– Зря ты так. Он всё уже почистил. Лучше посмотри красотища какая.

Перед входом, справа и слева от широкого и высокого крыльца, росли трёхметровые тёмно-зелёные ели, явно посаженные здесь когда-то. Из аккуратных сугробов торчали металлические конструкции в виде снежинок, обвитые лампочки от ёлочных гирлянд, но они не нарушили сказочной идиллии.

– Новый год справляли, но лампочки уже отключены, наверное, – вздохнул Боб. – Эх! Уж я бы их иначе трансформировал! Я бы из них фонтанчики собрал.

Я переглянулась с Гусёной, обожал Боб это слово. Мы много приложили усилий, чтобы оно реже им использовалось. А Боб, уже приложив руку козырьком к глазам, обозревал наше будущее место отдыха.

Бревенчатое здание имело высокую гонтовую крышу, а окна – резные наличники. Само здание имело форму буквы «Г». В отличие от него флигель в дальнем углу двора был более лёгкий и целесообразный, хотя так же имел два этажа.

Гусёна с уважением пробормотала:

– Вот это да! Оборотистая эта… хм… Тамарка. Хотелось бы на неё посмотреть.

Войдя в холл, мы замерли, так красив и просторен он был. В глубине стоял камин, выложенный гранитными плитами, вокруг него расположились шесть кожаных кресел, на спинках каждого лежал клетчатый плед. По бокам, как часовые, стояли разлапистые финиковые пальмы. Направо и налево резные двери отгораживали холл от коридоров. У стен стояло ещё несколько кресел.

Недалеко от входа за столом, сделанным под старину, виднелась чья-то макушка с кокошником. Мы весело переглянулись. Большой монитор, горшок с цветущей геранью и некое сооружение из зеленоватого оргстекла, похожее на соты, скрывали лицо сидящей девицы. Она поднялась. Кукольное личико осветилось приветливой улыбкой. Она перекинула искусственную косу с плеча за спину и проворковала.

– Здравствуйте, дорогие гости! Меня зовут Татьяна. Я занимаюсь административными разными делами и устройством на постой.

Мы переглянулись, озадаченные её речью. Гусёна отстранила нас и вежливо проговорила:

– Видите ли, у нас путёвки в профилакторий, но там…

Девица замахала руками, остановив речь Гусёны, готовой биться за наш отпуск.

– Да-да! Я знаю. Пахомыч уже сообщил мне.

– Видимо, мы должны поговорить с владелицей этого заведения?

– Зачем? – искренне удивилась девица. – Из Сызрани сразу направляют к нам, а в Самаре как-то видно прохлопали ушами и не заметили наше письмо. Мы вас примем, и вы прекрасно отдохнёте у нас. Тамара Витольдовна сейчас очень занята, она же была заведующей того профилактория и теперь столько волокиты.

– Следствие, – сочувствующе приговорила Гусёна.

– Вот уж не знаю. Моё дело – ваш комфорт. Вы должны знать, у нас вы пройдёте все те же процедуры, что и намеревались, и даже то, что вам и не снилось. Наш массажист Николай, имеет не только сертификат, но и награды за победу в каких-то конкурсах. Но он приедет через неделю, а пока к вашим услугам процедуры, которые вывешены на дверях столовой. Да-а… у нас есть квалифицированная медсестра, она обслуживает бочки и разное другое. Я вас поселю в чудесный четырёхместный номер.

– Это почему?! – возмутился Боб. – Я с девчонками не хочу! Они всё своими тряпками закидают. Я чуть не надорвался, когда их барахло тащил.

Несмотря на его возмущения, я заметила, как он обрадовался и порозовел, взглянув на Гусёну. Вот так-так! Как же я не заметила, что он увлечён нашим хирургом? Гусёна порозовела и буркнула под нос: «Дурак», но я услышала кое-что в её голосе и возликовала. У Боба есть надежда, лишь бы я не помешала им.

Девица опечалилась.

– У нас остались свободными только четырёхместные номера. Но они очень уютные, вам понравится.

– Ну хоть подселять к нам не будут? – встревожился Боб.

– Нет-нет! Не волнуйтесь. Больше никого мы не будем принимать. Вы последние. Тамара Витольдовна позвонила в Самару и предупредила агентство. Даже поругалась с ними, что они продали вам путёвки, – девица заговорщицки подмигнула. – Здесь более дорогое проживание, чем в профилактории.

– Мы доплачивать не будем! – встопорщился Боб.

– Конечно! Этого никто не требует. Просто это стечение обстоятельств, а мы должны всё исправить. Ваш номер седьмой.

Узкий коридор, покрытый упругим зелёным паласом, лестница, украшенная лампами под керосиновые, и мы в номере, расположенном справа вторым после лестницы.

– Вот это да! – в восхищении прошептала Гусёна, осматривая номер.

Окна обрамляли шторы цвета тополиного листа, собранные золотыми шнурами в фестоны. У окна две деревянные огромные кровати, накрытые стёганными атласными зелёными покрывалами, гордо несли пирамиды подушек. В центре стол, на котором стоял кувшин с водой и стаканы. Справа и слева от стола огромный шифоньер, стеклянная горка с посудой для чая и электрочайником. У каждой кровати тумбочка с лампочками под старинные керосиновые лампы со стеклянным зелёным абажуром. Всё из дерева.

Самой удивительной была вторая половина комнаты. В нише, сразу за шифоньером, стояла большая кровать, а напротив её мягкий и уютный диван, заваленный думками. По сути это была вторая комната.

Боб немедленно кинул свой рюкзак у кровати у окна.

– Эта моя.

Гусёна робко улыбнулась:

– Кай, ты не против, если я тоже у окна?

– Да ради Бога! Я вот тут, на этой кровати-сейнере.

– Это почему на сейнере? – благодарно улыбнулась Гусёна за то, что я не отправила в нишу Боба.

– Так она трёхспальная! – засмеялась я.

Боб прыгнул на свою кровать, растопырился, как лягушка, и простонал:

– Класс! У меня такой никогда не было.

Мы потратили полчаса, распихивая свои вещи по полкам шифоньера и деля «плечики». Только мы переобулись, как в номер постучали, и вплыла пышная дама, конечно же, в русском сарафане, который ей очень шёл. Голову украшал красивый платок, повязанный сзади. Она сочным альтом пропела:

– Поспешайте, гости-дорогие! Я сестра-хозяйка и горничная, – она положила на стол бумагу. – Это расписания трапез и экскурсий, в которых вы можете участвовать, при хорошей погоде. Завтрак через двадцать минут, Столовая-трапезная внизу на первом этаже.

– Постойте, а где же здесь все удобства? – прошептала Гусёна.

Пышка улыбнулась.

– У нас всё иначе. Душевые кабины и туалеты между номерами. Не волнуйтесь, для мужчин и женщин раздельные. У нас в кабинах специальные табуреточки есть для немощных. Мы все это стерилизуем каждый день. Учтите, у туалетов разовые стульчаки, там кнопочка есть. Разберётесь. Баня и сауна внизу.

Пышка выплыла, а мы, ошарашенные заявлением про табуреточки для немощных, так и не узнали, как её зовут. Боб неожиданно потребовал:

– Отвернитесь, я переоденусь к завтраку, – Мы с Гусёной отвернулись, скрывая улыбку, потому что Боб всегда ходил в джинсах, летом он носил майки, а зимой толстовки и джемперы. Уж чем он нас поразить собирался? Боб сердито обошёл нас и, сопя, сдёрнул джемпер с оленями на груди. Мы с Гусёной уставились на его поджарое, незагорелое тело. – Я видел, как вы улыбались. Думаете хиляк?

– Дурак, – сказали мы хором с Гусёной.

Боб широко улыбнулся.

– Тогда оцените, – он натянул чёрную толстовку с красным кругом на животе и пылающей надписью Azino777.

– Это что? – воззрилась на него Гусёна.

– Выиграл в покер. Кстати, – он любовно погладил ноутбук, – здесь есть Интернет.

– В лесу? – засомневалась я.

– Ты в путёвку смотрела? Там код входа в Сеть.

– Боб, ты отдыхать приехал.

– Именно! Давайте наряжайтесь, нам надо хорошее впечатление произвести. Я пока в окно посмотрю.

Гусёна натянула голубую кофточку из поплина и пиджак, цвета маренго, чёрные туфельки, чёрные брючки и превратилась в изящную француженку. Я подумала и решила создать промежуточный вариант, нарядившись в джинсы и тунику синего цвета, расшитую жёлтыми одуванчиками и голубыми васильками по подолу и рукавам. Следуя примеру Гусёны, я тоже надела чёрные туфельки, которые обожала, но без высоких каблуков. Боб благосклонно покивал нам, и в таком виде мы ввалились в местную столовку.

Она была просторной с высоким потолком, на котором сияли люстры из дерева и лампочками, вытянутыми как пламя свечи. Тяжёлые деревянные столы были большими, но заняты были только три стола и один был накрыт, видимо, для нас. Трапезная косила под кафе, но если номера в этом доме были прекрасны, то трапезная вызывала раздражение цветом. На окнах – каскады малиновых штор, столы покрыты скатертями с малиновой бахромой. Тяжёлые стулья с бархатными малиновки спинками и сидениями. На столах фарфор, хрусталь и серебро. Видимо здесь любили демонстрировать дороговизну отдыха.

– Вот это да! – пролепетала Гусёна. – Убила бы дизайнера за помпезность.

Милая девушка в сарафане и фартуком, подвязанным под грудью, провела нас к столу и, улыбаясь, проворковала:

– На время отдыха это будет ваш стол.

Под пристальными взглядами остальных отдыхающих мы расположились за столом, рассматривая наших соседей.

За столом, ближе всего к нам, сидело замечательное семейство: пышная матрона в длинной синей юбке и довольно нелепой пёстрой кофте с воланами, рядом сидел поджарый, как гончая, мужчина в светло-сером костюме и невероятно ярко-оранжевой рубахе, ужас его наряда довершал жёлтый шейный платок. Напротив них сидели мальчишки близнецы лет двенадцати в одинаковых серых джемперах и джинсах. Матрона от нашего рассматривания зарделась, мужчина нахмурился, а близнецы потупили глаза.

За вторым столом расположилась не менее примечательная компания. Женщина-вобла с чёрными кудрявыми волосами, выдающими её уже даже не бальзаковский возраст, хотя они были ухоженными и уложенными красивыми прядями, в трикотажном красном платье и длинном жемчужном ожерелье. Напротив неё сидел худощавый парень, почему-то подстриженный под горшок, с татуировкой на щеке – иероглиф «удача». Он был в чёрно-красной полосатой рубахе. Девушка в чёрном платье, с очень короткими, почти белыми волосами, черными губами и очень печальными карими глазами. Представительный мужчина с бородкой эспаньолкой, в чудесном, цвета сливочного масла твидовом костюме и шоколадной рубахе. Они смотрели на нас отстранённо без улыбок.

Самой удивительной была кампания за третьим столом, они шушукались, всё время трогали друг друга руками и были утомляюще ярко наряжены. Девушки блондинка и шатенка в чёрных брючках и ярких туниках из шелка, на шатенке преобладало сочетание ярко-фиолетового и жёлтого, а на блондинке – красного, синего и зелёного. Парни в джинсах и дорогих вязанных бежевых джемперах, оба были шатенами и различались только шейными платками. У одного он был голубой, а другого жёлтый.

– Вот это да! – прошептала Гусёна. – Мы здесь серые утицы.

– Только не ты, – прочирикал Боб, плотоядно осматривая стол, на котором уже стояли фарфоровые блюда с нарезкой сыров и колбас, а также красивое блюдо-поднос с восхитительно пахнущими, румяными сырниками.

Через пару минут перед каждым стояла каша (овсянка, которую я ненавижу) и пара варёных яиц.

Боб мёл всё молча, как будто до этого голодал несколько дней. Гусёна ела только кашу, она считала, что только так надо питаться по утрам, ну а я – сырники. Мы запивали эти яства, отлично сваренным кофе и соком.

Неожиданно матрона тонким голосом провозгласила:

– Давайте познакомимся! Ведь нам вместе отдыхать! Мы приехали все вчера, может, вы представитесь?

– А может Вы и начнёте? – с набитым ртом просипел Боб.

– Лучше бы вы начали, а мы с вами постепенно познакомимся, в процессе отдыха, – рассердилась Дама, её муж кашлянул, и она, порозовев, провозгласила, – но нам нечего скрывать. Меня зовут Клавдия Николаевна. Это мой муж Анатолий Александрович и сыновья – Коля и Толя.

Боб встал, поклонился и преставился:

– Боб. Справа от меня Гусёна, слева – Кай.

– Странные имена, – проговорил один из парней сидящий с яркими девушками, откинул чуб. – Вот я – Серж, а что значит Боб? Борис?

Гусёна сморщила свой изящный носик.

– Серж, скажите, а у вас тут на лыжах катаются?

– Если они у вас есть, – проговорил парень в полосатой рубахе, и поклонился – Я – Владлен. Вам не повезло с погодой. Я слушал прогноз, так сегодня ожидается метель.

– Вот это да! – расстроилась Гусёна. – Я вчера смотрела прогноз на неделю, обещали солнечную погоду и лёгкий морозец не ниже минус десяти.

Представительный мужчина поклонился:

– Максим Максимович. Прогноз легко проверить. Вы, когда приехали, заметили, Пахомыч у ворот сидел и курил или в домике спал?

Гусёна, вспомнив сонное лицо сторожа, улыбнулась.

– В сторожке спал.

– Значит, будет весь день валить снег. Я не первый год здесь отдыхаю, и всегда удивлялся его способности, столь необычным образом реагировать на непогоду. Посмотрите в окно, вам не кажется, что снегопад усилился?

Все одновременно повернулись к окнам. Увы! Он оказался прав снег, валил крупными хлопьями, и заметно потемнело.

– О! Вовремя мы прошмыгнули, – Гусёна укоризненно взглянула на меня, но я не захотела поддержать беседу. Она бросилась в атаку. – А что же здесь делать, когда непогода?

Дама в красном скривилась и представилась:

– Я – Таисия Дмитриевна. Рекомендую посетить местные процедурные кабинеты, расписание на двери столовой.

Матрона всплеснула руками

– Здесь очень хорошо! Есть тренажёрный зал, бильярдная, кинозал, с великолепным набором весёлых и лёгких фильмов. Мы сегодня намерены посмотреть «Властелин колец». Присоединяйтесь.

– Да уж, – Серж презрительно выпятил губы. – Очень весёлый фильм. Вряд ли вы поклонники бильярда, но внизу есть игровая, там много настольных игр. Есть и карты, можно в покер сыграть. Хотя вряд ли вы играете.

Боб сердито запыхтел:

– Девчонки точно не будут. А может сразимся в компьютерные игры?

Владлен громко провозгласил:

– Я презираю геймеров! Они жалкие отрыжки буржуазной культуры.

Лицо Боба вытянулось, но в отличие от обыкновенного он благоразумно промолчал. Я встала и убедительно проговорила.

– Переоденемся и в тренажёрный зал.

– Я вас догоню, – кивнул Боб.

В нашем номере, мы быстро переоделись, потом плюхнулись на диван и стали ждать Боба.

– Кай, ты почему всё время молчишь? Я просто надрывалась, чтобы быть любезной.

– Наблюдаю за теми, с кем будем отдыхать.

– И что скажешь, аналитик ты наш?

– Не сердись, нелегко отказаться от привычки рассматривать клиентов. Я, когда составляю букеты, стараюсь побольше узнать о заказчиков. Реже ошибаюсь. Видишь ли, мне на завтраке как-то было неуютно. Они все что-то изображают. Хотя семья, как семья, но мне кажется, главенствует в семье муж. Те, кто за столом, где Максим-Максимович, солянка сборная. А «попугайчикам-неразлучникам» мы не понравились, не понимаю почему.

– Вот это да! Здорово ты их назвала, точно попугайчики. Плюнь на них! Мы приехали отдыхать, и нам никто не сможет помешать. Природа, погода. Красота!

– Ага! – и я показала на окно, снег уже сплошной пеленой затянул окно.

В номер ввалился Боб и честно сообщил:

– Девчонки, я обожрался. Не обижайтесь, я вчера спал всего три часа. Буду спать, – с этими словами он стал сдирать с себя одежду, мы, улыбаясь, смотрели, как он в одних трусах прыгал вокруг кровати сдирая покрывало. Боб возмутился. – Ну что вы на меня уставились? На мне приличные чистые трусы.

Мы одновременно запулили в него пледом и думкой. Он счастливо улыбнулся.

– Ладно, у меня есть классная пижама. Уж, зачем я взял её, не знаю, но думаю, чтобы не смущать вас, – он рухнул на кровать, и спустя мгновение засопел, завернувшись в плед, из которого торчала только его встрёпанная голова и красные носки в чёрную полоску.

– Ну откуда у него такая тяга к полосатым носкам? – Гусёна покачала головой. Ведь всегда ходит в полосатых, как ребёнок.

– Мне кажется, что это что-то из детства. Видимо он тогда их был лишён.

– Ох! – Гусёна покраснела. – Пошли, не будем ему мешать.

Я долго смотрела ей в глаза, но, видимо, она не готова была к откровенности. Я направилась к двери, она, порозовев, едва слышно прошептала:

– Да, Кай! Да! Он очень мне нравится. Очень! Я после как мой отец, оказался мерзавцем, уже и надеяться перестала, что кто-то мне… в кого-то я… Кай! Он же всё время молчит! Даже когда мы с ним бываем только вдвоем… молчит, или про игры рассказывает. Ну как мне понять, кто я для него?

Я не знала, что ей ответить, да и какой из меня был советчик, если все сведения о любви я почерпнула из литературы и фильмов. Мужчин, описанных в романах, по-моему, в жизни не существовало, и я всякий раз удивлялась, как мои однокурсницы влюблялись, когда разглядывала объекты их тайной или явной страсти.

Теперь, когда я узнала о чувстве Гусёны к Бобу, то обрадовалась. Они были бы замечательной парой. Добрые, честные, очень одинокие и мечтающие о семье. Гусёна, конечно, по сравнению с Бобом была красавица, но, наверное, людей любят не за красоту, если она его полюбила. За что можно любить из романов было нельзя понять.

Однажды я даже провела сравнительный анализ мужчин, сражающих женщин наповал, и была ошеломлена полученными данными. Мужчин любили красивых и уродливых, верных и ветренных, честных и мерзавцев, богатых и бедных, трудяг и бездельников. Когда я к анализу добавила сказочные персонажи, то совсем растерялась. В сказках женщины любили высоких или карликов, сильных и хилых, смелых и трусливых, рыцарей и подонков.

Возможно поэтому, я вытолкала подругу на лестницу и прошептала ей:

– Как ты узнала что любишь? По каким признакам?

От моего напора Гусёна растерялась. Видимо она никогда не задавалась этим вопросом. Она шла и молчала. Мы почти дошли до тренажерного зала, который был чуть ли не в конце коридора первого этажа, когда она выдавила:

– Хочу, чтобы он был рядом. Без него сердце останавливается и не бьётся, пока не увижу его.

Услышать такое от врача я не ожидала, но, увидев её лицо, поняла, что это правда. Он живёт в её сердце, вот поэтому-то она и не может без него.

– Что делать будешь?

Теперь она долго на меня смотрела, переваривая мой вопрос, потом улыбнулась и заявила:

– Буду сердце тренировать, – и толкнула дверь тренажёрного зала

Поговорить больше нам не удалось, мы были одни минут двадцать, потом в зал осторожно заглянула матрона в лиловом тренировочном костюме. Чуть задыхаясь, она проговорила.

– А это не опасно после завтрака так напрягаться?

– Надо калории сжечь, – проговорила Гусёна, вертя педали тренажёра.

– А вам-то зачем? – матрона неспешно пошла по пешеходной дорожке.

– Не только калории, – я решила поддержать Гусёну. – Гиподинамия.

Минут десять мы ещё поизмывались над организмами и отправились в свой номер. Захватив полотенца и халаты, забрались в душ, наслаждаясь его размерами. Вскоре мы последовали примеру Боба, и дремали на своих кроватях, завернувшись в пледы, под завывания ветра, которые были слышны даже через закрытое окно.

– Знаешь, я иначе представляла гостевые дома, – лениво проговорила я.

– Я тоже и теперь зауважала Боба, который считает, что отдыхать надо только на родных просторах. Ты хочешь поговорить о здешних красотах? – едва слышно прошептала Гусёна, и заснула.

На это я уже не смогла ответить, мой язык уже спал.