Читать книгу Хроники особого отдела - Екатерина Селезнева, Е. В. Селезнёва - Страница 5

«Не существует безвыходных ситуаций, лишних людей, случайных встреч и потерянного времени»

Валерио Альбисети

Меня разбудила Гусёна. Я всё-таки заснула.

– Пошли ужинать

– Не пойду – голова болит, – у меня было ощущение, что в голове медленно переливается от уха к уху ртуть.

– Ещё чего, у тебя она от голода болит. Будут беляши, я узнавала. Пошли! – непримиримо потребовала Гусёна.

Поразительно! Она лопает, как голодный тигр, но сохраняет изящество парижанки.

Ужин нас удивил. На столах стояли не только кувшины с соками, но графинчики с наливкой и с водкой. Да-а, это не санаторий – здесь нет моратория на алкоголь! В центре стола, стояло блюдо с пышущими жаром беляшами, а также блюдо с селёдочкой, засыпанной кольцами лука. Перед каждым – сковородочка с жаренной картошкой и грибами. Появился ещё один накрытый стол, мы поняли, что это для полицейских, но их самих ещё не было, да и на столе стояли только приборы. Видимо их покормят, когда все уйдут. Как ни удивительно, но мои друзья на пустой стол даже не посмотрели, а рассматривали то, что накрыли нам.

– Вот это да! – в восхищении прошептала Гусёна.

– Учись! Вот так меня будешь кормить каждый вечер, – объявил Боб и гордо посмотрел на меня.

Я улыбнулась и подмигнула Гусёне.

– Правильно! А то ты кроме куриного супа ничего не варишь. А дети любят пирожки да плюшки.

Гусёна плюхнулась за стол, покраснев до корней волос.

– Дети?

– Конечно! Думаю, Боб расстарается на пару, тройку.

Боб радостно хрюкнул и с вожделением посмотрел на графинчик с водкой.

– Думаю, это нам надо обмыть. Кай, ты сегодня подушку на голову натяни. Я сегодня приступаю к выполнению супружеского долга.

И так у него это просто и чисто прозвучало, что Гусёна нежно улыбнулась в ответ и смело налила всем наливки. Боб задрал брови.

– А почему не водка?

– Спиртное плохо влияет на развитие детей.

Да-а! Это да! Впервые вижу смущённого Боба. Мы без тостов пили, заедая все беляшами, когда я почувствовала взгляд в спину. Замерла, а потом как бы случайно обернулась и увидела спину уходящего капитана. Что же он хотел спросить? Обнаружила, что никто, кроме меня его не заметил, и почему-то стало тревожно.

Закрыла глаза и кого-то, ну не знаю, Вселенную, Бога, или того, кто ведает судьбами, попросила: «Пусть у нас всё будет хорошо, а если и что-то коснётся нас, то пусть все будет нам во благо. Да! ». Поднатужилась, чтобы мысль дошла до самого верха и напомнила, что я впервые прошу для себя, а у ребят любовь, и рассердилась, что сама так и не встретила того, от которого мысли путаются. Потом подняла рюмку с наливкой и провозгласила:

– Пожалуйста, а за мной не заржавеет!

– Кай! Ты что? – шёпотом спросили одновременно Боб и Гусёна.

– А то, что я хочу, чтобы… – и замолчала, нельзя говорить это вслух, это же моё, так сказать, интимное общение со Вселенной, – чтобы было интересно. Отпуск у нас или что?

– Отпуск, – пролепетал Боб, – слышь, ты больше не пей этой наливки, ты вся… какая-то другая.

– Покраснела? – я потрогала щеки, вроде не горят.

– Нет! – задумчиво проговорила Гусёна. – Ты как невеста на картине Энди Ллойда.

– У той же волосы гладкие, – возразила я.

Боб засопел, листая что-то в телефоне, потом сообщил

– Точно, волосы собрать и… одно лицо. Как мы раньше тебя не видели?

– Внимание, – раздался голос Клавдии Николаевны. – Я приглашаю всех в кинозал смотреть фильм «Властелин колец».

Мы решили последовать её приглашению. В момент, когда хоббиты удирали от каких-то орков, сзади меня кто-то сел и принюхался. Низкий голос, со странными гортанными нотками пророкотал:

– Вам не кажется, что это странный Гостевой дом? Детей спаивают.

Я поджалась, потому что губы говорящего коснулись моего уха, и, потому что догадалась кто это.

– Прекратите! Мы не дети, и пили, потому что была причина, – едва слышно прошептала я.

– Оплакивали голову свиньи? – усмехнулся он.

– Не Ваше дело!

– Почему не моё? Моё! Сначала Вы облагодетельствовали старуху, потом её кто-то убил, потом вас пытались напугать, а теперь напоили. Хотя и до этого вы вели себя странно, всяко-разно наряжались. Этот «попугай» размалёванный до сих пор со своей «попугаихой» ругается, а теперь обе «попугаихи» принарядились. Аж в глазах рябит.

– Да как Вы смеете?! Я в той же одежде, что и на обеде. Нам что, по-вашему, мешки и вериги надевать. К тому же у моих друзей… – я замолчала. Нечего ему рассказывать! К тому же мне казалось, что он меня обнимает. Вспомнив, что он весь день провёл с директрисой, решила его щёлкнуть по носу. – Я если и кокетничала, то на виду у всех, не то, что вы с директрисой на весь день запирались.

Я не поверила своим ушам, потому что услышала, как, не домашний кот, а огромный зверь заурчал, и, даже показалось, что обнял меня. Я нервно себя пощупала. Нет, он меня не обнимал.

Боб обернулся и спросил:

– Что ты всё время комментируешь? Заткнись и смотри.

Мне стало не по себе. Как это могло быть? Почему тот не так и не то услышал. Тигр сзади меня пророкотал, почти поцеловав в ухо:

– Откуда такая ревность?

Моей окаянности хватило, чтобы одёрнуть его:

– Глупости! Я в отличие от всех поняла, что Вы её крыша! Небось, она Вам там Вашу зарплату отсчитывала.

Что он сделал потом, я не могла и представить – он зло цапнул меня зубами за ухо. Я вместо того чтобы рассердиться чуть в обморок не упала, а он… он прошептал:

– Заслужили! Это за гадость, что Вы ляпнули. Отсядем. Надо же Вашим друзьям потискаться.

И опять я не нашлась, что ответить, а этот тип утащил меня в самый дальний угол комнаты и, сев опять сзади, прошептал:

– Твои-то решились на совместную жизнь после того, как вы пили, или раньше?

– Нас отравили? – я перепугалась.

– Нет, у них не получилось, и я не понимаю почему? Чем пахла водка?

– Мы не пили водку, а только наливку. Я вообще только одну рюмку цедила. Я не очень люблю спиртное. Меня после него всегда на подвиги тянет. Я как-то в общаге нашему старосте нос расквасила за пошлый анекдот, а выпила-то всего пятьдесят грамм коньяка. Водку я вообще не пью, она противная. Но мне показалась наливка, как наливка, малиновая.

Он, касаясь моего уха губами, шепнул:

– Странно! Это что же, они забыли добавить ту пакость в ваш графин, или дозу не рассчитали? Хотя… Ваши друзья и не заметили, что мы отсели. Эх, как мне нужен Сашка! Ничего нельзя понять.

– Послушайте, а что же Вы ушами хлопаете? А что здесь всегда по вечерам водку подают? Вы, у этой, Вашей Тамары Витольдовны спросите?

– Не надо мне давать советы! – одёрнул он меня, потом опять пощекотал ухо губами. – Вы были у неё в кабинете?

– Откуда? Мы же простые отдыхающие.

– Понятно. Как же она это упустила? Она передо мной распиналась, что лично встречается с каждым гостем.

– Может, не успела?

– А может, не захотела, – и он пощипал мочку моего уха губами. – У неё необычный кабинет. Мне было бы интересно мнение простой отдыхающей.

Мне стало так интересно, что я простила ему эту вольность, тем более, что организму это понравилось.

– Знаете, я, когда ходила по нижнему этажу, то заметила по расположению дверей, что у неё кабинет очень большой, и даже подумала, что она ночует там, но потом решила, что это – глупость. Думаю, она живёт во флигеле. Хотя… может, в этот кабинет есть какие-то тайные входы… э-э… на случай настоящей полиции, а не «ментовской крыши».

Он немедленно опять укусил меня, вызвав приступ сердцебиения, а потом лизнул укус. Я была почти в обмороке, и как сквозь вату слушала его.

– Тамара Витольдовна обожает Фэн-шуй. Там всё под Китай, но всё новодел, – он говорил задумчиво, и я поняла, что он не мне сообщает, а размышляет вслух. – Хотя старинные вещи я там видел. У неё на столе зеркало Багуа. М-да… не понимаю… что же ей надо?

– Что-то я не слышала, чтобы зеркала в фэншуе использовали?

– Ты просто мало жила на свете.

Я просто взбесилась, и прошипела:

– Тоже мне… пророк Моисей! Откуда менту знать про фэншуй?

– Туше! Но я тоже могу уколоть. Моя бывшая жена была помешана на фэншуе. Мы даже женились по фэншую.

Мне было любопытно… хм… и почему-то досадно.

– А почему бывшая? – спросила и испугалась, а вдруг у мужика драма?

– Какая же ты любопытная, мышь! Хотя… моя бывшая что-то секла. Я по всем статьям не подходил ей, и по фэншую тоже.

Его голос прозвучал печально, и мне стало стыдно.

– Простите меня, пожалуйста!

Он усмехнулся.

– Ты, детка, на меня хорошо действуешь. Бодришь, как весенний ветер, он помолчал и озадаченно пробормотал, – весенний? О! Оказывается, вот что я тогда почувствовал! Хотя она моложавая не по годам, но вот что это было? Случайность или продуманный поступок.

Похоже, он не собирался мне ничего рассказывать, но я набралась нахальства и спросила:

– А зеркало старое?

– Тамара Витольдовна считает, что восемнадцатого века, но оно гораздо старше. Зеркало Багуа – это своеобразная линза, способная отражать негативную энергию и создавать поток позитивной энергии. М-да… всё равно не подходит, должно быть… хм… второе… Должно быть, а я его не видел! Где же она его хранит, дурища? Уверен, что она знает всё про зеркало. Хотя… может она гораздо умнее, чем пыталась мне продемонстрировать, ведь не зря она так молодо выглядит. Да-а, что-то я проморгал! Но не мог же я спрашивать её об этом. Беда в том, что оно очень небольшое. Вот куда она его сунула?

Я немедленно выдвинула несколько гипотез:

– На окно, в сейф, может на полку в шкафу. Ведь на столе вы его не нашли. Она могла его замаскировать

– Хм… замаскировать? Ну не понимаю я этого! Зачем это надо делать?

– Оно же ценное! О! Кстати, а купюру в сейф положили?

– Уговорил Тамару Витольдовну запереть. Чуть не вытошнило, но уговорил, – с чувством выдавил он.

Я обмерла. Это что же он с ней трахался? Из-за какой-то тысячи? Мерзость какая! Как бы его назвать? О! Продажный мент! А что? Есть продажные женщины, а этот… гад… Он опять укусил меня и хрипло выдохнул.

– Надо мне отсюда срочно сваливать. Просто уже мочи нет терпеть. Может распогодится?

Мне стало худо почему-то. Я не хотела, чтобы он уезжал. Хотела, чтобы ещё раз укусил и не только в ухо. Он сердито зафырчал. Я прикусила губу и вперила взор в экран. Там хоббит и гномы обсуждали, как им покинуть Ривендейл.

– Зачем уходить, когда надо всё обсудить и продумать? – прошептала я, думая совсем не о гномах.

Капитан чуть тронул мою щеку кончиками пальцев.

– Долго же ты притворялась быть незаметной.

Уж не знаю почему, но это меня взбесило. С чего он решил, что я притворялась. Я всегда жила так, как считала нужным, особенно когда сёстры стали всё время обсуждать парней. Проведённый мною анализ, объекта сердечных томлений, в результате коего я так и не поняла, как же выбирать мужчину, я проанализировала и свои активы. Опять же используя литературу и фильмы. Единственно, что во мне могло привлечь мужчин были рыжеватые волосы, но по фильмам они должны были быть длинными, всё остальное во мне было среднестатистическим для моего возраста, поэтому я сразу решила не тратить силы на «боевую» окраску, на которую велись мужчины, полагая, что это лишнее.

Однако дома сестры всё время талдычили про макияж, Гусёна велела причесаться иначе, и этот туда же. К тому же он так отдёрнул руку, как будто я была чем-то намазана. Я, плюнув, что нас могут увидеть и все не так истолковать, повернулась к нему и прошипела в лицо:

– За то Вы заметный. Ну просто ангел во плоти! Да-да! Вам крылья не мешают? А главное, как Вы благородны! И с директрисой потрахались, и меня беседы удостоили. Так фиг Вам! Не удастся уехать! Метель! Вы уж не стесняйтесь, отдохните здесь душой и телом. Вон сколько здесь девочек ярких. Продемонстрируйте самость!

На экране происходили какие-то очень яркие события, освещая комнату почти дневным светом, и я обнаружила, что у капитана жёлтые, волчьи глаза. Гусёна была права и челюсть, квадратная, и всё его лицо матушка природа вырубала топором, не то, что современных кавайных мальчиков. Современной красотой там и не пахло, оно было каким-то… первобытным что ли? Ему бы топор в руки и нож в зубы, и было бы самое то.

Я ожидала какой-то реакции, и она незамедлительно подействовала, он вытаращил свои глазищи, согнулся пополам и укусил себя за колено. Увы, мне потребовалась секунда, чтобы понять, что он так сдерживал смех. Стало обидно до слез, а он цапнул меня за руку и вытащил меня из зала. Прижав к стенке, выдохнул:

– Это не я, а ты со своими друзьями все время демонстрируешь самость.

Этого я не могла спустить.

– Я?! Мы? Да мы просто решили покататься на лыжах. Здесь лес и снег, и никто не знал, что такая будет погода.

– А почему только две пары лыж? Тысяча эта опять же.

Это меня просто взбесило.

– Да что Вы привязались со своей тысячей?!

– А то, что из-за неё убили человека, – прорычал он и потом в ухо прошептал, – а почему ты причесалась иначе?

– Да пошёл ты! – нет, он меня определённо бесит.

Я вернулась в зал и плюхнулась рядом с Гусёной, она встрепенулась:

– Он приставал?

– Да задрал он своей тысячей!

Вышла из зала и отправилась спать. В душ не полезла, хотелось оставить ощущение его губ на ухе. Долго ворочалась, из памяти не выходили его губы у моего уха и его укусы, которые крайне обеспокоили мой организм. Утомилась от пустых размышлений на тему «Что это было? ».

Проснулась от знакомых по фильмам стонов и охов. Навалила на голову подушку и продолжила спать.

Утром, Когда Боб и Гусёна ещё спали, я протянула между двумя шкафами два ремня от рюкзака Боба, и повесила на них оба покрывала с кроватей новобрачных. Обойдутся без них. Для них теперь главное – это ночной комфорт.

Боб, проснувшийся от моего пыхтения, засмеялся, и спустя пару минут помогал закрепить покрывала так, что они стали естественным украшением комнаты. Гусёна ленилась, но попросила меня бросить им пару пледов с дивана. Когда спустя десять минут к нам заглянула Пышка, то она всплеснула руками, а Боб, вручив ей пятьсот рублей, попросил:

– Вы не говорите Тамаре Витольдовне. Мы перед отъездом всё вернём на место. Мы, когда заезжали, нам сказали, что остались только четырёхместные номера. Вот мы и благоустраиваемся.

– Да уж ладно, не скажу. Вы поторопитесь. Сегодня завтрак очень хорош. Наш повар – Юлечка расстаралась. Запеканка просто объеденье!

Мы сбегали в душ, я назло себе, ну и чтобы капитана озадачить, вытянула волосы, и собрала их в узел на темени. Гусёна немедленно принялась мне невидимками закреплять эту конструкцию. В результате все мои кудри расположились на затылке. Сама она до блеска расчесала свои волосы, а Боб даже постарался пригладить вихры с помощью какого-то лосьона.

– Вот! У нас появился светский лоск, – объявил Боб, – но надо его чуть-чуть заглушить.

Мы натянули джинсы и толстовки с пандой, у всех одинаковые, потому что купили на распродаже, и отправились вниз.

Увы! Мы оказались не оригинальными, почти все дамы причесались иначе: зачесали волосы на один бок. Наша матрона к тому же повязала голову ярко-красным платком с бантом на левой стороне.

– Это что они все ударились в асимметрию? – спросила я шёпотом Гусёну.

– Видимо им понравилось, как ты вчера причесалась.

– Я?! Постой-постой! Я же тогда на самом деле назад зачесалась! – попыталась возразить я.

– А вот и нет! Твои волосы, без невидимок не держатся, и вечно на одну сторону съезжают. Думаешь, почему я столько невидимок на твою голову потратила? Вчера твоя причёска их ошарашила. Мы вообще здесь самые-самые! – усмехнулась Гусёна и гордо прошествовала к столу.

Мне хотелось пригнуться под очередями стреляющих в нашу сторону глаз. Боб же откровенно рассматривал всех и дарил улыбки направо и налево. Он был таким умиротворённым и выспавшимся, что почти все улыбались ему в ответ, кроме «попугайчиков-неразлучников». Не понимаю, за что они нас невзлюбили? «Попугаихи» сморщили носы и отвернулись, а их партнёры неодобрительно рассматривали наши толстовки.

Завтрак был сказочным: в центре каждого стола стояло большое фарфоровое блюдо с жареными пирожками.

– Пирожки с ливером, – поделился с нами информацией один из близнецов.

– Класс! – выдохнул Боб.

– А кофе умопомрачительный! – Максим Максимович видимо от восторга закатил глаза к потолку.

Перед каждым стояла белоснежная тарелка с творожной запеканкой, залитая малиновым желе, а в центре стола гордо красовался хрустальный двухлитровый кувшин с клюквенным морсом, судя по цвету. Около него толпились хрустальные фужеры. На плоском блюде лежали красиво нарезанные свежие яблоки и груши. Больше всего потрясал серебряный поднос, на котором стоял серебряный же кофейник в окружении крохотных почти прозрачных чашечек из фарфора, и серебряный кувшинчик со сливками.

Боб только открыл рот, чтобы прокомментировать это роскошество, как раздался истошный вопль.

– Убили-и!